Ее голова кивнула вверх-вниз. — К сожалению. — Так ты знаешь, что он сумасшедший ублюдок? — Да. — И знаешь, что он делает с женщинами? При этих словах она с трудом сглотнула, ее голос стал намного слабее. — Да. — Черт, — сказал я, поднимаясь на ноги и глядя в открытые двери вагона. — Кто ты? — спросила она все еще слабым голосом. Я думаю, что мне больше понравилась цыпочка, которая несколько минут назад швыряла в меня ядом. Нет ничего хуже, чем знать, что ты (или ты по договоренности) вселяешь такой страх в женщину. Только самые худшие отбросы делали это. Может быть, я все-таки был гребаным монстром. — Брейкер, — честно сказал я. Что хорошего было бы в том, чтобы лгать ей? — Это похоже на… настоящее имя? — спросила она. Я обернулся и увидел, что она изучает меня. — Да, куколка, это настоящее имя. Моя фамилия. — Как тебя зовут по имени? — Зачем? При этих словах ее глаза закатились. Закатились. Как будто она злилась на меня. — Отлично. Не говори мне. Мне просто было любопытно. Не нужно быть таким подозрительным. Не то чтобы я представляла для тебя угрозу. Боишься, что я взломаю твой компьютер и увижу, каким извращенным порно ты увлекаешься? — Извращенное порно? — спросил я, чувствуя, как мои губы дернулись в улыбке. — Да. Извращенное порно. Трахатели бабушек. Скотоложство (прим.перев.: вид полового извращения — удовлетворение полового чувства путем совокупления с животными). Или более приемлемые, но не менее отвратительные: групповухи, чудовищные огромные члены, анальная групповуха, сперма в жопе, на лице… Господи Иисусе, мать твою. Ни за что на свете крошечная цыпочка с большими, черт возьми, глазами лани сидевшая в вагоне поезда, в котором я ее запер, прекрасно зная, что может с ней случиться от рук Лекса, не говорила мне о сперме на лицах цыпочек. Я провел рукой по лбу, чертовски стараясь не представлять ее голой, с открытым ртом, умоляющей меня кончить на нее. Блядь. Последнее, что ей было нужно, это чтобы я разгуливал со стояком. Она и так была достаточно напугана. — У тебя обширные познания в порнографии. Ты, маленький извращенец, — продолжал я, пытаясь поднять настроение. На это она фыркнула. — Мне платят за просмотр историй браузеров. Истории браузеров большинства мужчин на семьдесят процентов состоят из порнографии. — Не мой, куколка, — сказал я, качая головой. Еще одно фырканье. И закатывание глаз. — Если я хочу киску, — сказал я, глядя на нее сверху вниз, — я иду за киской. Я не смотрю на это через гребаный экран компьютера. Я погружаю свои пальцы и член в реальную. И, может быть, если она действительно сладкая, я засуну в нее свой язык. Я боролся с улыбкой, растянувшей мои губы, когда увидел, как она покраснела. Ярко-ярко-малиновая. Учитывая, что она посмотрела кучу сексуальных актов, не дрогнув, я должен был предположить, что это было потому, что у нее появился сильный мысленный образ. Обо мне. Уткнувшегося лицом между чьих-то мягких бедер. Может быть, ее. — Ты прям настоящий принц, — сказала она, пытаясь скрыть свое смущение. Но ее щеки все еще пылали. — Когда девушки хотят цветов и конфет, они ищут хороших деловых мужчин. Когда они хотят хорошего качественного траха, который может заставить их увидеть лицо бога, они приходят к таким мужчинам, как я. Я не извиняюсь за то, что я такой, какой я есть. — Что значит к таким мужчинам, как ты? — спросила она, ее глаза сузились, как будто она пыталась видеть меня насквозь. — А что? — Кто ты такой? Чем ты занимаешься? На самом деле для таких мужчин, как я, не существовало названия. Мужчин, которые делали то, за что им платили. Никаких вопросов. Очень мало морали. — Я делаю то, за что мне платят. — Например? — Например, вламываюсь в дерьмовые квартиры, расположенные над тем, что, как я могу только предположить, является худшим на вкус китайским дерьмом в городе, похищаю симпатичную девушку, живущую в полном одиночестве, и запираю ее в заброшенном вагоне, чтобы ждать дальнейших инструкций. — И это все? Так ты что, типа, похититель? Это то, чем ты занимаешься? — Когда цена достаточно высока. — Сколько я стоила? — Что? — спросил я, прислонившись к стене напротив нее, скрестив лодыжки и скрестив руки на груди. — Сколько тебе заплатили за то, чтобы ты похитил и держал меня в заложниках? Что ж, не было причин не говорить ей об этом. — За похищение — десять тысяч. Две штуки за каждый день, который я должен удержать тебя. На это она выдохнула воздух. — Похоже, я занимаюсь не тем бизнесом. — Последовала пауза, ее рука поднялась, чтобы провести пальцами по волосам. Нервная привычка? — Ну, это ненадолго… Она казалась такой смиренной. Так смирилась со своей судьбой. Я видел, как взрослые мужчины, закоренелые преступники, умоляли. Пресмыкаясь, плача. Я видел, как они мочились под себя, когда понимали, что для них нет никакой надежды. И вот эта цыпочка, никто, просто девушка… спокойно сидела тут, понимая, что ее время на Земле закончилось, и у нее никогда не будет шанса что-то сделать со своей жизнью… и она была спокойна по этому поводу. Какого хрена это было? — Я не смогу отговорить тебя от этого? — спросила она мертвым тоном, зная, что у нее нет никаких шансов. — Нет, куколка, — я бы отказался, если бы у меня был выбор. Я бы отказался. Она кивнула, поджав губы. — Есть ли шанс, что ты дашь мне что-нибудь прямо перед тем, как передать Лексу? — Что ты сказала? — спросил я, сдвинув брови. — Похоже, ты знаешь Лекса, — сказала она, наблюдая за мной. — И, если ты его вообще знаешь… тогда ты знаешь, какие отвратительные, ужасные вещи он делает с женщинами. Многими женщинами. Случайными женщинами, которые ничего не знали. А теперь представь, что он сделает со мной… с кем-то, кто явно его чем-то разозлил. В ее словах был смысл. Бедная гребаная девочка. — Так ты просишь меня… — я замолчал, желая, чтобы она заполнила пробел. — Дай мне что-нибудь, чем я смогу покончить с собой. Прежде чем он получит возможность сначала поиграть со мной, — сказала она, ее бледная кожа стала почти зеленой при слове «поиграть». — Ты, блядь, серьезно? — Да, — сказала она твердым голосом. — Я мало что знаю о наркотиках. Но я думаю, что героин действительно легко передозировать. Я уверена, что найти его будет нетрудно. Он не дорогой. Это не повредит твоей прибыли, — продолжала она лепетать, как будто не говорила о самоубийстве. — Я никогда не употребляла наркотики, так что мне даже не понадобится много. Я могу просто… понюхать его, верно? — она посмотрела на меня, словно ожидая ответа, но продолжила без него. — Я тебя не знаю. И, может быть, ты ничем не лучше его. Может быть, тебе вообще наплевать на меня. Но я не думаю, что ты настолько хладнокровен. Я не думаю, что тебе понравятся те вещи, которые он будет делать со мной. — Ты хочешь, чтобы я помог тебе покончить с собой. — Да. — Черт, — сказал я, отталкиваясь от стены и расхаживая по небольшому пространству. Она была права. Я был хладнокровным ублюдком, но я не был бессердечным. Просто осознание того, что я держал ее против ее воли, раздражало меня, оседая ощущением свинца в животе. Таково было правило. Я не связывался с женщинами. Это была нечестная гребаная борьба. И я не мог придумать ни одной чертовой вещи, которую могла бы сделать женщина, чтобы оправдать то, что Лекс мог сделать с ней. — Это значит «нет»? — спросила она, чувствуя себя побежденной. Я повернул голову, увидев, что она наблюдает за тем, как я расхаживаю, ее тело напряглось. — Он придет за тобой, — сказал я, подходя к ней, мои ботинки почти касались ее ярко-фиолетовых ногтей на ногах, присев на корточки, чтобы я мог посмотреть ей в глаза, чтобы она могла увидеть в них искренность, — я дам тебе что-нибудь, чтобы покончить с этим. На это она кивнула, ее глаза слегка заслезились. — Спасибо. Затем я встал, повернулся и убрался к чертовой матери оттуда. Глава 4