Полина не ожидала такого. Никак, и мысли не допускала! Поэтому она замерла в шоке, надеясь, что это лишь иллюзия, все не так, не может быть так… А вот Майоров не растерялся. Он все-таки побежал вперед, оттолкнулся ногами от выступа – и тоже полетел вниз. Полине показалось, что на миг время вокруг них остановилось. Она так четко видела эту секунду, этот образ: летящий черный силуэт на фоне бьющего в глаза солнца. А потом миг закончился – и Майоров сорвался. Оцепенения больше не было. Полина почувствовала, как ее душу сжимает ледяная хватка ужаса, однако ужас этот был деятельным, заставляющим держаться за надежду, даже когда все уже закончилось. Полина подбежала к краю обрыва, на ходу доставая из кармана телефон, посмотрела вниз. Мягкие волны, добираясь до камней, завивались, пенились, не позволяя увидеть, есть ли кто-то внизу… Кто-то живой. Мертвых тел на камнях она тоже не видела, и это сейчас было главным. Дозвонившись до спасателей, Полина рассказала о двух живых людях, случайно упавших с обрыва. Непременно живых, она в этом точно уверена. Нужно просто помочь им скорее – здесь недалеко… Она знала, что спасатели доберутся сюда минут через десять-пятнадцать. Она не готова была ждать даже столько, ей следовало спуститься. Полина понимала, что за обоих упавших должна беспокоиться одинаково, но признавала, что один из них сразу же отошел на второй план. Ей было куда страшнее, чем она ожидала, и этот ужас, абсолютный, почти звериный, мешал мыслить здраво. Ей казалось: если она не увидит, что Майоров жив, прямо сейчас, она и сама умрет… Ну не мог же он погибнуть вот так глупо, когда она стояла в двух шагах! Оставляя ее на всю жизнь с воспоминаниями о черном силуэте. Купаться на диких берегах строжайше запрещено, как и прыгать в море. Но люди не были бы собой, если бы следовали разумным запретам. Неподалеку от обрыва уже протоптали дорожку к крошечному каменному пляжу. Полина не знала, каким чудом не упала, не сорвалась. Ее это не волновало, она даже не запомнила толком, как добралась до пляжа. Девушка замерла на линии прибоя, чувствуя, как сердце отчаянно колотится в груди. Она боялась звать, понимая, что не получит ответ. Она до рези в глазах всматривалась в сияющую от солнца воду, опасаясь увидеть дрейфующие на поверхности окровавленные тела – и надеясь различить движение. Надежда оправдалась. Сначала усилился плеск воды, а потом, огибая камни, появился и человек – плывущий сам и удерживающий на плаву другого человека. Полина бросилась ему навстречу, на мелководье. Здесь соленая вода помогала, и Полина смогла поддержать старика, пока Майоров пытался отдышаться. Марат почти не пострадал. Его руки были изодраны о камни, но более серьезных ран Полина не видела, да и взгляд Майорова оставался ясным. Похоже, это как раз тот случай, когда судьба балует шальных: прыгнув с немыслимой высоты, Марат вошел в воду умело, удачно, и вреда это ему не причинило. Федору Михайловичу повезло куда меньше. Полина уже видела глубокую, залепленную мокрыми волосами рану у него на голове, заметила, как болтается плечо, как неестественно вывернута рука. Даже к лучшему, что он потерял сознание и ничего не чувствует… Но старик все еще жив! Он не должен был выжить – с такими травмами он утонул бы за считаные минуты. Вот только Майоров не дал ему этих минут, он сразу же оказался рядом. Поэтому старик дышал, когда его осторожно вынесли на берег. Он дышал, когда его передали спасателям, а Полина судорожно обнимала Майорова – так сильно, что он начал показательно опасаться за целостность ребер. Она не обращала на его шуточки внимания, ей сейчас нужно было держаться за него, чтобы убедиться, что все обошлось, он действительно рядом, его не забрала темная вода, чтобы вернуть через несколько дней едва опознаваемым телом. Старик дышал, когда спасатели оказали ему первую помощь, остановили кровь, зафиксировали сломанные кости и понесли носилки с ним наверх, обратно к отелю, где уже дожидалась машина «Скорой». А по пути в больницу он дышать перестал. Глава 7 Люди открываются нам с разных сторон За прыжок со скалы Марат заплатил на удивление дешево: всего-то пара неглубоких порезов на руках и синяк на плече. Могло получиться и по-другому… могло и совсем печально. Но ему повезло: помня уроки плавания, полученные еще лет пять назад перед крупной ролью, он нырнул очень удачно, да еще добрался до глубины, там опасных камней не было. К Федору Михайловичу судьба не была благосклонна. Он расшибся то ли о воду, то ли о камни – в этом будут разбираться эксперты. Когда Марат нашел его, он уже истекал кровью. Майоров сделал для старика все что мог, поддерживал его до последнего, но от спасателя к тому моменту уже ничего не зависело. Оказалось, что с такими травмами можно было лишь прожить чуть дольше, не отправившись на дно, а вот остаться в живых – нельзя. От этого было горько, и думал Марат лишь о том, что не сумел спасти. А о собственной возможной печальной участи не думал. Зачем? Все же обошлось! Зато за него об этом подумали другие. Катрин полчаса орала в трубку. Марат толком не слушал, он как раз переодевался, поставив смартфон на громкую связь, и включился в разговор, лишь когда продюсер пожелала добавить этот эпизод в документальный фильм. Марат честно сказал, что ему все равно. Режиссер тоже поорал, но скорее для приличия. Когда он узнал, что у Катрин претензий нет, он задал себе вполне справедливый вопрос: мне что, больше всех надо? Фанатки Марата, услышав о случившемся, сочли своим долгом выразить кумиру восхищение. И беспокойство. И сделать пару многозначительных намеков. Марат раздал очередную партию автографов, поблагодарил за беспокойство и сделал вид, что намеков не понял. Ну и конечно, была Полина. Он редко интересовался чьим-то мнением относительно собственной судьбы, но ее мнение оказалось важным – неожиданно важным для него. Там, в заповеднике, он прыгнул за стариком не ради нее, о ней он тогда вообще не думал. Но когда все закончилось, ему вдруг стало важно, как к этому отнесется она. Он помнил, как отчаянно Полина обнимала его на берегу – кажется, синяк все-таки остался… Но то было первое впечатление. Обдумав все, она могла бы изменить свое отношение. Когда на Марата орала Катрин, поздравляя с почетным званием героического идиота, ему это было глубоко безразлично. Но если бы такой же трюк попробовала провернуть Полина… это оказалось бы неприятно, и что-то важное, не до конца понятное ему исчезло бы навсегда. Полина не вопила. Она рассматривала Марата глазами цвета сосновой хвои и улыбалась. Она не собиралась обсуждать случившееся, он не выдержал первым, спросил: – И что должен означать этот взгляд? – Это было важное открытие о тебе. Оно, признаюсь, за гранью всего, что я могла предположить. – Что я умею плавать? – попытался отшутиться Марат. Но Полина не согласилась переходить на шутливый тон, оставаясь серьезной. – Нет, что ты способен прыгнуть. Ты не раздумывал там, просто сделал, и все. – Да уж, мои интеллектуальные способности по этому поводу уже оценили… – Интеллект тут ни при чем, – покачала головой Полина. – У тебя не было времени думать, это была мгновенная реакция. Это, скорее, показатель моральных качеств. Ты мог умереть, но все равно рискнул, чтобы спасти кого-то. – Да ладно тебе! Сама же говоришь, что я просто не успел понять. – Разумом – нет, но подсознание оценивает риски куда быстрее. В тебе есть способность поставить на кон собственную жизнь. Если честно, я бы не хотела, чтобы ты так рисковал, и мне тоже хочется злиться на тебя и обвинять тебя. Но я понимаю, почему ты не мог иначе. Марат себя героем не считал, и все же ему нравилось то, что она сумела понять. Забавно даже… Он, еще недавно чуть не потерявшийся в череде сыгранных ролей, вдруг увидел себя настоящего, отраженного в зеленых глазах. Приятное открытие. А больше приятных открытий не осталось. Вместе с Федором Михайловичем исчезла надежда узнать, что он считал ключевыми уликами, что мог подсказать. И вроде как это произошло случайно… Он попытался покончить с собой после известия о смерти невестки, такое кого угодно сломает. Но Марат, как и Полина, не верил, что речь действительно идет о самоубийстве. Во-первых, старик боролся до последнего. Катрин, скорее всего, была права, это Федор Михайлович запустил в соцсети новость о том, что отель рухнул не случайно. Значительного результата его неумелая диверсия не принесла, однако она доказала, что он готов искать разные пути. Даже если бы он потерял всех – у него осталось бы желание отомстить. Да и потом, всех он не потерял, его внук все еще был жив! Федор Михайлович не покончил с собой после гибели одного внука и сына – но решился на это из-за смерти невестки? Версия сомнительная. Во-вторых, Марат ведь видел его в тот день, старик явно был не в себе. И его состояние больше напоминало наркотический транс, чем эмоциональное потрясение. Марат уже сказал об этом медикам, забиравшим Федора Михайловича, и собирался лично проследить за тем, чтобы вскрытие провели как надо. Но сейчас это не помогло бы, и Марат решился на пусть и некрасивый, но единственный доступный теперь шаг. Он отправился к вдове. Полину Майоров с собой не позвал, зная, что она это не одобрит. А ссориться с ней сейчас не хотелось – как и портить впечатление о себе. Марат и сам бы, может, сомневался, если бы не узнал о близком отъезде вдовы. После смерти мужа на пожилую женщину было страшно смотреть, оставлять ее одну никто бы не рискнул. Поэтому ей предстояло отправиться в ту же больницу, где сейчас лежал ее внук. Она присматривала бы за ним – а врачи присматривали бы за ней. Марат считал это правильным решением, но именно оно разрывало последнюю связь с возможным наследием Федора Михайловича. Майоров встретился с вдовой на парковке – она сидела на чемоданах в ожидании автомобиля. Марат даже растерялся, не зная, как начать разговор. Но пожилая женщина облегчила ему задачу, она подошла сама. – Это ведь вы пытались спасти Федю? Спасибо… – Я, – кивнул Марат. – И мне очень жаль, что у меня не получилось. Я хотел сказать вам, что он не пытался покончить с собой. Я знаю, что болтают всякое, я там был и могу подтвердить: он упал случайно. Этого Марат говорить не планировал, все получилось само собой, но теперь он понимал, что такие слова должны были прозвучать. Родственникам самоубийц всегда тяжело: остается так много вопросов, на которые никогда не найдется ответов, и чувство вины, которое невозможно заглушить. Пожилой женщине и так досталось, ей не нужны выжигающие душу мысли в стиле «Что было бы, если бы я…» – Люди всегда болтают, – горько усмехнулась вдова. – Это не остановить. Но мне не важно, что они говорят о нем. Я знаю, что Федя никогда бы так не поступил со мной. Упасть случайно он мог… Он в последнее время почти не спал, стал очень рассеянным… Разве могло быть иначе? – Не могло, – согласился Марат. – Мне кажется, если бы он собирался, вы бы знали… Он же ничего такого не говорил? – Нет, нет… Этого бы никогда не случилось. Федя готов был воевать со всем миром, только не с самим собой. Он в последнее время мог думать только о мести, даже понимая, что некому мстить. – Что именно он говорил? Но тут вдова его разочаровала: – Я не слушала… Я очень обижалась на него за такую болтовню. Знала, почему он не мог иначе, и все равно обижалась. Но это не было жалобами… Да что уже говорить? Все, кто общался с Федей хотя бы раз, знают, что он никогда бы так не поступил. Вы, та девушка-психолог, которая ему помогала, Александр… Марат, поверивший, что разговор можно сворачивать, насторожился. – Какой Александр? – Зотов Александр, – пояснила вдова. – Очень хороший человек… Один из директоров тут, кажется, я не знаю его точную должность. Сначала Федя к нему приставал со своими глупостями, помните, на собрании еще? Но Александр добрый человек, он понимает, что такое горе отца и деда. Он мне сейчас помогает до больницы добраться, он Федю до последнего успокоить пытался… Он, как и вы, сказал, что это не самоубийство, а трагическая случайность… Что ж теперь… Это мое лето трагических случайностей… Марат оставался с ней рядом до тех пор, пока не прибыл автомобиль. Потом помог вдове уложить чемоданы в багажник, закрыл за ней дверцу, долго смотрел вслед. Майоров не представлял, что она чувствует и как будет жить дальше. Он лишь надеялся, что она справится – каким-то чудом. Его же мысли с Федора Михайловича переключились на Александра Зотова. Поверить, что бизнесмен решил изобразить доброго самаритянина просто так, не получалось. Почему он следил за стариком? Здесь было очень много страдающих людей – и скорбящих тихо, и обвиняющих весь мир открыто. А Зотов оставался рядом с тем, кто вполне обоснованно говорил о проблемах его отеля, да еще и в соцсети написать об этом умудрился. Потом вдруг умерла невестка Федора Михайловича, которая вроде как не должна была умереть, и старик в течение суток решил прыгнуть со скалы. Да, от этого веяло теорией заговора на уровне шизофрении. Но ведь и принять это за совпадение не получалось – слишком уж четко все сошлось… Полина была права: неизвестность раздражает больше всего. Терпеть это Марат не собирался, он сразу же отправился искать Зотова. Выполнить эту задачу оказалось несложно – крупная округлая фигура директора просматривалась издалека. Зотов в эти дни большую часть времени проводил в кабинете, но утром и вечером старался беседовать с оставшимися постояльцами, выяснял, что им нужно, не в силах ли он чем-то помочь. Опытный коммерсант понимал: однажды эти люди уедут и все-таки напишут о своем опыте. Он хотел, чтобы жаловались они только на стихию, но уж никак не на руководство отеля. Директор тоже заметил Марата издалека, заулыбался, направился навстречу. – Господин Майоров, здравствуйте! Давно вас не видел, а вы за это время из кинозвезды в супергерои успели переквалифицироваться! Восхищаюсь вами! Марат внимательно наблюдал за ним, пытаясь поймать хоть один многозначительный взгляд или натянутую улыбку, призванную скрыть враждебность. Но нет, Зотов радовался ему, как обретенному после многолетней разлуки старому другу. – К сожалению, сделать то, чем можно было бы искренне восхищаться, мне так и не удалось, – вздохнул Марат. – Не вините себя. Если бы мы были властны над судьбой, жизнь стала бы намного легче, да? – Если уж кого благодарить, так это вас – за то, что вы помогли бабушке воссоединиться с внуком. Я хотел поговорить с ней перед отъездом, и она очень вас хвалила. Упомянула, что вы много общались с Федором Михайловичем перед его смертью.