Баронесса много путешествовала, рассказывала о разных странах… Гонконг, Марокко, Тунис, Южная Африка. Но при этом — в рассказах было что-то… в какой-то момент баронесса резко останавливалась и переводила разговор на другую тему. Что-то было такое, о чем говорить было нельзя. Баронесса имела странички во всех социальных сетях и активно переписывалась с «поклонниками», как она их называла. Учила венгерский язык — как она сама говорила, чтобы мозги не заржавели. Алису она усадила учить немецкий — как сказала баронесса, хорошо воспитанная девушка должна владеть всеми основными европейскими языками. Алиса не считала себя хорошо воспитанной девушкой — но промолчала. У баронессы был и любовник, ему было за семьдесят. Какой-то французский бизнесмен, владелец сети отелей. Как она сказала Алисе с циничной усмешкой — ловить там почти нечего, все отели на семейном трасте, но на подарки его еще можно раскрутить. Еще баронесса любила и умела готовить… каждый день они шли на кухню, она выгоняла прислугу и учила готовить ее новое блюдо… в основном арабской кухни. Шакшука — что-то вроде яичницы с мясом и овощами, но очень необычная, кус-кус, хусус. Как сказала баронесса — Жоржу точно понравится… и опять усмехнулась. Вот эта вот усмешка, или улыбка, иногда гуляющая по ее губам — и разрушала напрочь образ светской львицы. Делая ее хитрой торговкой с Привоза… как то так, наверное… Постепенно — начала открывать свою душу и Алиса… Привоз. Одесса… Почему то здесь, в теплом и ярком Марселе — Алиса начала вспоминать родную Одессу. Почему… да наверное, потому что Марсель для Франции — эта та же Одесса… южный, многоязыкий, насквозь криминальный город со своим лицом, говором, повадками. Арабы вместо цыган… хотя нет, арабы это нечто особенное, их не сравнить ни с чем. Мафия… Но здесь жили и люди высшего света, такие как баронесса Боде — их виллы располагались по всему Лазурному берегу… Если баронесса и была на кого-то похожа, то на бабушку Алисы… учительствовавшую в школе больше пятидесяти лет, преподававшую английский язык и знавшая ее в совершенстве. В ней была строгость… и было то непоколебимое чувство внутреннего достоинства, которое сейчас редко у кого встретишь. Чувство, позволявшее оставаться человеком в самых сложных жизненных ситуациях… У матери — этого чувства уже не было. После того, как умер отец — Алиса была совсем маленькой — мама начала искать, и в конце концов нашла. Дядя Леша — никчемный, как она сейчас понимала, совсем не мужчина… нечто такое… в штанах. Мама и бабушка постоянно ругались насчет него. Алиса пару раз послушала их ругань… ничему хорошему услышанное ее не научило… Дядя Леша не был преступником, но срок отсидел… по глупости. Зарабатывать деньги он не умел, да и не хотел… в сорок с лишним лет он то подрабатывал на каких-то работах, не задерживаясь ни на одной дольше, чем на месяц. А когда работы не было — он месяцами сидел у компьютера или лежал на диване. И выпивал. Мама сначала ругалась и била его… они дрались на кухне. Потом начала выпивать сама — чтобы меньше ему досталось. Потом дядя Леша нашел себе работу. Работа не бей лежачего — наемный директор. Директор только для вида — он сдавал в аренду паспорт и сам подписывал документы, не зная, что он подписывает… да и наплевать ему было… Потом умерла бабушка… первым делом ее родители продали доставшуюся им на халяву (Алиса с трудом вспомнила это слово) квартиру в Одессе. Деньги пошли на выпивку и драп — наркотики. Потом дядя Леша вляпался… Он подписал какие-то документы, какие не стоило подписывать, и что называется — «попал». Делом занялась полиция. Дядю Лешу ночью забрали из дома и, когда тащили в милицейский «луноход», сильно избили. Алиса запомнила, как кричала криком, цепляясь на ментов, мать, и как один из ментов оттолкнул ее, и она упала. Потом она долго рыдала на кухне… А потом — менты забрали и ее… Алису. * * * Последнюю часть своей истории — не всю, конечно — Алиса рассказала баронессе, когда они ездили к врачу, а потом — заехали в рыбацкое селение Каталаны — то самое, которое упомянул Дюма в своем «графе Монте-Кристо». В этом селении по-прежнему была только одна улица, правда, недвижимость на ней стоила миллионы, у обочины стояли кабриолеты и мотороллеры, немногочисленные посетители кафе прятались от солнца за зонтиками — а остальные отдыхающие ушли на пляж. Баронесса затащила ее в какое-то заведение, где ее знали, они заняли отдельный кабинет и заказали шампанское на льду. Как выразилась баронесса — отметить ее полное выздоровление. — Не рано для шампанского? — Не будь ханжой милая — отмахнулась баронесса — оставим это для домохозяек. Леди может пить шампанское в любое время дня и ночи и ничего в этом нет. — Но я не леди… — вырвалось у Алисы. Официант — разлил шампанское и бесшумно удалился. — Как ты познакомилась с Жоржем? — прищурилась баронесса — чувствую, тут кроется очередная занимательная история… — В Итаке… это бар такой. Ну… — Для девушек, которые хотят познакомиться — подсказала баронесса — и ты познакомилась. Он к тебе подошел или ты к нему? Алиса грустно усмехнулась. — Я к нему. — Ну и правильно — сказала баронесса — современные мужики ни к чему не годны, даже подкатить к женщине красиво не могут, приходится все делать самой. Видела ту парочку, в углу? — Да. — Позволь тебе представить — местный префект и его мальчик. — Мальчик?! — Ну, да. Наш местный префект, как бы это сказать… не проявляет интереса к женскому полу. Да? Все мужчины нынче … по парам. Алиса не могла не рассмеяться. — Господи… — Вот, а нам уже — что остается. Но Жорж, как я понимаю, поддержал твою смелую инициативу. — Я подсыпала ему клофелина… — ляпнула Алиса. — Ого. Вот это решительный поступок… уважаю. Брать мужчину в плен, несмотря на ни на что. Ты даже решительнее меня в молодости. Алиса вдруг поняла, что только что она сказала. — Я… Баронесса цинично усмехнулась и подняла бокал с шампанским. — Так мы с тобой коллеги, милая. За это не грех и выпить. И пригубила, внимательно наблюдая за реакцией Алисы. Та была в полном смятении. — Как. Но вы же… — Как? Как и ты, милая. Из-за мужчин. Глаза старухи внезапно стали очень нехорошими, а в голосе стал похрустывать ледок. — В сороковом году мне еще не исполнилось шестнадцати. Началась война. Наши мужчины — не отстояли страну. Хотя кричали, что они чуть ли не потомки римских завоевателей, благородные галлы. За пятьдесят шесть дней все было кончено. Боши ворвались в Париж. Правительство разбежалось. Армия была разгромлена, бежали кто куда — кто в Англию, кто в колонии, оставляя нас на произвол судьбы. Адольф Гитлер не поленился приехать, чтобы лично принять от нас капитуляцию. Герой Великой войны Петен стал коллаборационистом. Страна была отдана гитлеровцам на произвол судьбы. Немногие вступили в сопротивление, большинство предпочло попытаться выжить, сотрудничая с врагом. А были и такие, кто решил подзаработать на оккупации… Старуха отпила из бокала и продолжила. — Мы жили в Париже. У моего отца было несколько отелей, земли, он жил широко, покровительствовал художникам, собрал очень неплохую коллекцию произведений искусства. Он решил, что раз он не еврей, то и бежать ему незачем. Увы… в Париже в те времена решали кто еврей, а кто нет очень нехорошие люди. … — Нас притащили в гестапо, на улицу Лористон — голос старухи становился все суше — во времена оккупации в Париже было несколько гестапо, и только одно немецкое — немцы предоставили нам право убивать друг друга. Это гестапо было организовано на пару полицейскими и уголовниками — ублюдки быстро сговорились и начали работать вместе. Они хотели, чтобы отец показал им, где было спрятано золото… он им и так готов был все отдать — а они не верили, что это все что у нас есть… а может, им было плевать. Чтобы добиться от отца искренности — они пустили меня по кругу на его глазах… Алиса вздрогнула, хотя баронесса была неподвижна как камень. И так же холодна. — Потом я оказалась на улице, мне только что исполнилось шестнадцать лет. Один из подонков, бывший флик — взял надо мной шефство. Я спала с немецкими офицерами, выуживала у них деньги. И отдавала их ему. Такова была цена, чтобы продолжать жить в оккупированном Париже и не оказаться в печи в одном из подвалов домов. Где они сожгли моего отца, когда он стал им не нужен… Алиса с ужасом слушала, казалось, что речь шла про нее, про ее жизнь в Одессе, которая так страшно напомнила о себе. Менты и уголовники, открытое сотрудничество, жестокая эксплуатация и торговля людьми. Только вот Украина не была никогда оккупирована. Или… была? — Потом — пришло освобождение… нас освободили американцы и британцы. Конечно, все сразу стали партизанами. В последний день просто быть партизаном. Знаешь, что такое горизонтальный коллаборационизм, милая? Это когда мужчины — заставляют женщин отвечать за все. Они были слабы, и знали что слабы — а всю злобу и негодование за то, что были так слабы — вымещали на нас, женщинах. Они наказывали нас за то, что мы спали с оккупантами, которых они пустили в страну. … — Несколько ублюдков из местных набросились на меня, потащили меня по улице, избивая и осыпая ругательствами. Нас было несколько — таких вот бедняг, которых притащили на площадь в нашем райончике и стали решать, что с нами делать. Попутно избивая нас. Кто-то предлагал сжечь в печи. Кто-то переехать автомобилем. Это были простые люди… пекари… парикмахеры… механики. Люди жестоки, милая. Слабость — делает их еще более жестокими. … — Мой будущий супруг был офицером Сопротивления, он был заброшен в Париж как агент Сопротивления вместе с дедом твоего Анхеля. Они увидели, что происходит и разогнали эту толпу… Глаза старухи потеплели… — Мой Вадим… у него был автомат… немецкий автомат. Одна очередь — и все эти мерзавцы разбежались. А я лежала у фонтана, который давно не работал, и думала… боже, такой Аполлон, а я как выгляжу… Баронесса вздохнула. — А всего лишь через год мой Вадим подвел меня к одному французскому генералу, и сказал ему: мой генерал позвольте представить вам мою жену. Генерал учтиво склонил голову и поцеловал мне руку, а я тряслась, как осиновый лист… не дай Бог меня кто-то узнает, что тогда будет. Догадываешься, что это был за генерал? …