Ужасно хотелось пить и есть. Олеся понемногу приходила в себя. Её мир наполнялся тихой музыкой заживающих ран. Стас локтем выбил стекло в окошечке подсобки, достал флягу с водой и булку подсохшего хлеба. Они кое-как удовлетворили свои естественные потребности (жажду, голод), но спокойствия так и не почувствовали. - Странно, но я опять слышу голоса, - пояснил своё беспокойство Стас. - Жуткие жёлтые напряжённости; я ощущаю как мои полушария и мозжечок лихорадит от этих слов. Возможно, для кого-то это норма вещей, но для меня - мозжедробилка. На лекции в вузе Адольф Степанович Венгер, безбашенный старик с грязными оттенками глаз, вдалбливал нам, сонным и полуобморочным этими мучительными парами, что мир совсем не то, что мы видим глазами, слышим ушами и чувствуем обонянием. "Мир познаётся душой, а не импульсами от мозга, - твердил Венгер, посапывая. - Мир больше чем просто объект, он познаётся гениями, сходящими с ума". Тогда мне хотелось ржать во всё горло, а теперь я задумался. "Гении, сходящие с ума". Что такое гений? Может, это всякий больной человек, считавший от мира лишней информации? Она была столь неперевариваема, что мозг слетел с катушек. - Ты рассуждаешь как перфекционист, - улыбнулась с болью Олеся. - Я пытаюсь нащупать нить того, почему мы здесь. Мы заперты, отрезаны от мира, и всё потому что это смысл послания нам от мира. Возможно, мир говорит нам: настало время оглядеться и собрать разбросанные камни, почувствовать - для чего вы пришли в это ощущение жизни, зачем вам дано тело, требующее того- то и того-то, и душа, жаждущая истины. Без истины невозможно жить. Без одного истинного слова вся жизнь бессмысленна. Этим словом может быть "Бог", "Вселенная", "любовь", "семья", "гениальность"... Но никак не "пустота". Мудрецы говорили, что пустота - это смерть. Но и за смертью что-то должно быть. Мы окончим здесь свои дни, ведь к нам никто не придёт - я ухожу в отпуск с завтрашнего дня, я подписал все документы и трупы повезут в другой мозг. Олеся часто заморгала и впервые после полученных ран осмысленно посмотрела на Стаса. Она увидели, что у него стали появляться седые волосы на затылке. Модная стрижка ему совсем не шла. Уши торчали как у слона, но он был по-своему красив. Стас чем-то ей напоминал отца. - Ты очень умный, - сказала Олеся. - Когда каждый день видишь смерть, поневоле становишься философом. - Ты считаешь меня отвратительной и легко доступной? - вкрадчиво произнесла девушка. - Это твоё тело, кто я такой, чтобы влезать в чью-то жизнь. Дядя Гена не от тебя стал педофилом и садистом, его произрастил мир. Я хотел бы спросить: что для тебя значат мужчины? - Они опора и наслаждение. Я обожаю сладкое! - Но считаешь это грехом? Олеся испуганно заморгала глазами: - У всех русских это в крови. Некоторое мессианство. Борьба с грехом - наш смысл жизни... - ...но греха от этого не становится меньше, - добавил Стас. Олеся встала и подошла к нему, обняла, как обнимала всегда своего отца - трепетно, с некоторой щепетильностью. Ей стало казаться, что она потеряла ощущение времени, будто умерла. Но умереть такой молодой?! Но разве смерть смотрит на возраст? Она просто и легко отсекает жизнь. - Тебе нравиться быть обнажённым. - Я до 15 лет был нудистом. - Ты хотел бы детей? - Я не задумывался об этом. Не было времени. - Но сейчас оно есть. - Да, хотел бы. Много детей. Слабых, пукающих, брызжащих своей слюной. - Они у тебя больше похожи на стариков. - Старики и есть дети. "Все возвращается на круги своя". - Чудные слова, но я слышу их впервые. - Это из Библии. - Дядя Гена говорил, что Библия написана для тюремных стен. Стас провёл рукой по её лицу. - Дядя Гена - конченная мразь. Сколько ему было когда он отдал концы? - Где-то за 50. Он долго мучился. - Он расплатился за всё. В конце пути - гильотина. Острая и безжалостная. Фрагмент 6 Антонида Петровна и Илья Кузьмич с маленьким Стасиком бродили вдоль скал Крымского побережья, любуясь низкими облаками. Одежды на них не было: всё та же простая человеческая нагота, вбирающая в себя энергию Солнца. Зачем лоскутки тряпиц свободным людям, отдавшим свои жизни великому Кришне, Божественной Любви? - Тоня, как велик этот приморский край, я чувствую силы переплыть все океаны, покорить все небеса, любить тебя целую вечность! - Илья Кузьмич обнял жену и сына. Его голубые глаза слезились от счастья - там были восторги от несказанного ощущения милости Небес. - После Тибета я считал, что нет других непокорённых вершин, дающих энергию созидания, но Крым, наш русский Крым дал мне этой энергии в тысячу раз более. - Волосы Ильи Кузьмича, волнистые и густые, трепыхались на ветру. Крым - жемчужина мировой культуры. Здесь великий греческий мир пришёл, чтобы дать здешней земле мудрость. Археологи жужжат здесь круглый год: фотоаппараты запечатлевают останки истории. Много здесь и нудистов, предпочитающих своей наготой не смущать легкоранимых граждан. Знатные красивые места, обогащённые развалинами и морем самой чистой слезы. Стасик срывает ромашку, бежит по горячему песку и орёт что есть мочи: ура, я самый главный на этой Земле! Что это значит, не знают даже его родители. И однажды он вернулся сюда семнадцать лет назад. У него были волосы как у отца: нечто схожее с зарослями викингов - копны русой пряди, сияющих желтизной. Стас поднимался на кряжи, у него захватывало дух от той прелестной низменности, что кормила стада лошадей и овец. Русский дух, русская отрада для сердца. Вспоминая об этой в душном морге, Стас положил свою голову на колени Олеси и уснул. Ему снились звезды над морем, всё те же кряжи, обрывы, дикие пляжи с голыми аборигенами. Где-то рыбачил бородатый старик, где-то девочка лет 7-ми пускала воздушного змея... О, Русь, расправь свои крылья, оберни небо на себя, упейся его синевой! Олеся перебирала чётки в руке, подарок от сестры. Эти чётки привезла из Афона тётя Жанна - крёстная Олеси. Вера в Бога - странная обязанность, считала Олеся, но быть атеистом - глупость вдвойне. Маленькой она боялась гномиков и троллей, они мерещились ей повсюду. Но после посещения православной церкви как рукой сняло - где гномы и тролли, нет их! Вот они - чудеса человеческой жизни. Стас проснулся от ужасной встряски - где-то так бабахнуло, что затряслись стены. Посыпалась штукатурка. И дверь внезапно открылась, свежий воздух вошёл к комнату для вскрытий. Мёртвая девочка зашевелилась, из-зо рта её выпорхнула серебристая бабочка и улетела в окошко подсобки. - Ядерная бомба, - прошептал Стас. Тело его дожало. - Накрылось человечество. - Ты думаешь: на этом конец? - Олеся дрожала как холодец. Парень выбежал в большую комнату, открыл дверь - туман, едкий и воняющий серой, стелился во всю высоту до небес. Стояла абсолютная тишина. "Всех эвакуировали", - пронеслось в сознании Стаса. Он до белизны сжал кулаки. Стас вернулся в морг. Оделся, закрыл дверь. - Вокруг ни души, - сказал он Олесе и обнял её. - Значит, война, - бледное лицо девушки сливалась с извёсткой стен. - Америка проявляет характер, - "чёрный" юмор Стаса Олесе совсем не понравился. Девушка села на диван, закинула ногу на ногу. Из комнаты для вскрытий раздался дьявольский голос: - ТЕМНЕЕ НЕ БУДЕТ НОЧЕЙ, ЯДОВИТЕЙ НЕ БУДЕТ ВОДЫ! Олеся ногами закрыла дверь, из которой утопленница продолжала гнусавить, леденя кровь узников морга. В это время Москва плавилась в адском огне, Питер задыхался от гари... Горели люди, животные, белела трава... Эвакуированных вывозили на самолётах в Сибирь и на Кавказ, МЧС оказывало помощь раненым, армия готовилась отражать новые удары и дать отпор захватчикам. Сотни тысяч россиян корчились в невыносимых муках: их кожа растекалась и капали на больничные простыни, кости обнажались, боль крошила зубы. Клиники и госпитали были переполнены, врачи падали от истощения сил. Кому кололи морфий, кому делали укол сильного наркотика, дабы унять эти крики, рвущие душу. - ОН ЖАЖДЕТ ПРАВДЫ! - продолжала мёртвая девочка. Олеся не выдержала и закричала: - Заткнись же, тварь! - Девушке словно стеклом царапали всё внутри. Несчастный день, всё живое гибнет и они с любовником скоро уйдут в мир иной, а тут эта мертвечина разговорилась - голос как у джинна. Стас успокоил девушку. Крым наверное тоже полыхает, хотя есть шанс, что туда не доползла змея войны. Пески не покроются кровью, воздух будет чист и приятен. Но центр России навсегда погрёб под собой множество несчастных, но и Штатам несдобровать. А может это не Америка, может это террористы? Они, Стас и Олеся, в ста километров от Владивостока, который подвергся атаке, значит есть шанс выжить. "Шанс есть всегда" - подумал Стас и направился в комнату для вскрытий, где как зверь выла утопленница. Фрагмент 7 Самый длинный в истории человечества день. День, когда гнев богов пролился обильной кровью, страхом и отвращением ко всему, что питало этот мир. В морг постучались. Перед этим Стас закрыл помещение на щеколду, они с Олесей откатили мёртвое тело девочки, уже начинавшей дурно пахнуть, в холодильник. Налетела уйма комаров, ещё пахло серой и дымом. И тут этот стук, долгий и слишком нервозный. Стас напрягся, хотя минуты три назад он был по возможности раскрепощён. Пришлось открыть, но только на половину. Полузнакомое лицо, запах тяжёлого табака и кофе. Это был главрач, Иосиф Семёнович, великолепный образчик человека увлечённого своими собственными поступками. Хотя больница была районного масштаба, нехватки пациентов она не имела. Максимум дохода господин Вайцеман не имел, к своему вящему удовольствию. На таких хозяйственниках стояло всё наше государство, потрёпанное, но на удивление живучее. На зло врагу и всякому противному супостату. - Малолетку приготовил? - коряво промолвил главрач, хитро прищурившись. - Я тут вспомнил, ты мне тысячу должен с мая, я конечно не настаиваю, но сильно поиздержался, в кармане комар пищит. Стас дёрнул плечами. Иосифа Семёновича он откровенно недопонимал: какая тысяча, из какого года долг? Есть конечно версия, что Вайцеман переупотребил хирургического спирта. И какая нелёгкая принесла его в такое время? - Война на дворе, а вы деньги требуете, - с отвращением протянул Стас. - Зачем они вам? - Война? Да это пиротехника у китайцев бахнула! Ты чего-то путаешь, патологоанатом. Деньги зачем? А для чего их вообще выпускают? Чтобы наслаждаться жизнью, танцуя с девочками и попивая пивко. Ты любишь девочек, Стасик? - Вайцеман убрал Стаса в сторону и вошёл в помещение морга. Олеся вытирала тряпицей лицо и руки. Главрач как полководец выступил на середину комнаты, гордо задрал голову, кутаясь поглубже в просторный плащ. Он выглядел по-пацански вызывающе дерзко и растерявшаяся девушка замерла у столика с кувшином и тазиком. - Вы кто будете, гражданочка? - голосом жестокого судьи провозгласил Иосиф Семёнович. - Я подруга Стаса. А вы главврач? - Я самый. Я что, ждали? - Немного. Там война, да? - Олеся слегка захныкала. Самый длинный день измотал все нервы. Главврач поубавил пару, как-то осунулся, постарел года на три. - Слушал радио, говорят: азиатский диктатор рассылает по небесной почте "подарочки". А я ведь говорил на собрании профсоюза, что нельзя жалеть раненного льва - он разорвёт вас на части. Зачем мы торгуем оружием с изгоями, против которых выступает весь мир? Америка - самая здравая бабёнка: ласкается с тем, кто не угрожает ей самой. А мы прыгаем в постель к любому, раздвигаем ноги, получаем свою порцию удовольствия, а потом за это удовольствие платим слишком горькую цену. Вы со мной согласны, барышня? Олеся подошла к этому мужчине в зелёном плаще и взяла его за руки кончиками пальцев. Её голубой маникюр очень понравился Вайцману: такой же был у его дочери. - Я не очень опытная в сексе, - тихо и на ушко произнесла девушка. Вайцман ехидно ухмыльнулся: - А я ведь видел, дорогая моя, как вы с Стасом там, у распределительного щита... Олеся погладила его шершавые пальцы, подмигнула без улыбки. - Вы зачем пришли? - Дело у меня есть. Стас, не стой там, иди сюда. Вот как: в кабинете у меня женщина умалишённая бьётся в конвульсиях, а укол я один сделать не могу: держать её надо. Она хрипит и всё Сатану вспоминает, говорит, бесы на волю вышли, земля отдана им на заклание и никому не спастись. А я слушал, слушал, да и поспешил к вам: надо бы её успокоить. А может её совсем умертвить, а? Стас выругался как последний такелажник. - Вы в своём уме, Иосиф Семёнович! - закричал Стас. - Она же не бес, а живой человек! - А ей про бесов можно? - не менее напористее высказался главврач. - Это она мне, православному христианину... Милочка, вы пойдёте со мной? Не бойтесь, на улице ни души: всех вывезли вояки, и лишь я спрятался за сейфом. Сижу, дрожу как кленовый лист, а эта бешеная забегает, вопит как юродивая: прощай, человечество, Князь Тьмы взял тебя на поруку! И это мне, правос... - Успокойтесь, доктор! - Олеся взяла Иосифа Семёновича под руку. - Пойдёмте, мальчики, на встречу приключениям. - Девушка как-то по-недоброму захохотала во весь голос. - Мы прём голодною толпой, долой Добро, и Тьму долой! Они вышли из морга. Туман рассеялся, появились тёмные облака. Стас взял с собой сумку с инструментарием, лекарством и деньгами. Не забыл он и проеду и воду. Его грызло предчувствие, что обратно на место работы он не скоро попадёт. А что сейчас делать в этом морге? Прошла эвакуация, а значит потенциальных клиентов не будет. А что будет с теми мертвецами, которыми забиты холодильники? С той девочкой-утопленницей? Скоро исчезнет электроэнергия, встанет генератор, и тогда... Фрагмент 9 - Помоги ему, чего стоишь как в столбняке, перевяжи ему ногу, - возбуждённым голосом командовал Вайцман. Олеся в полушоковом состояние принялась приводить Стаса в чувства. Молодой человек от запаха нашатыря заохал, стон его был тягуч как козье меканье. Рана была небольшая, но чересчур болезненная. Такие раны отнимают больше сил, калечат злораднее. - Он-то копыта не бросит? - засомневался в стасовом здоровье главврач. Он закурил, отсморкался, сел на стул с кривыми ножками. Всё меньше понимая, что он здесь делает, главврач пожалел что не поспал подольше, не посмотрел важный волейбольный матч. Прошло полчаса. Стас открыл глаза, поражаясь как бледно всё вокруг. Сейчас он бы поверил в самые нереальные версии бытия, в самые причудливые искривления сознания. Иосиф Семёнович помог Стасу сесть на диван. - Зачем женщину убил, гадёныш? Я тебе её как яичко пасхальное передавал, а ты надругался над моими чаяниями. - И уже совсем про другое сказал: Значит, на ФСБ работал? Ну, ну. Много они мне крыльев пообломали. Всё секретное - от Сатаны, как и всё тайное. Ты это понимаешь? Стас скривил рот, кашлянул как туберкулёзный больной. - А теперь устроим ёмкое и очень интересное интервью. Как попал ты в секретный институт? - По направлению института. Хорошо учился. - Кто заказывал все эти опыты? - Ты спроси ещё: кто самый честный в верхних эшелонах власти? Да я откуда знаю, есть приказ через расписку о неразглашении, есть воля продвинутся по службе, много чего есть... Ты странный какой-то. Иосиф Вайцман положил ружьё на стол, которые он перед эти поставил на место. - В Бога веруешь? - спросил он вкрадчиво, с придыханием. - В Бога? Я не верую в русский народ, хоть сам и русский; я не верую в силу философской мысли, однако не могу прожить и часа, 15-ти минут не размышляя. В Бога веруют боящиеся смерти, а я смерти не боюсь. - Верующему и пташки жалко, а ты, Стасик, мразь подлейшая, женщин плода лишал. Как же ты дальше существовать думаешь? Ты подумай, ведь сегодня ты есть, завтра тебя нет, жизнь оторвёт последний календарный листок, дневник судьбы закончиться, а в итоге? Смерти ты не боишься, а что ты о ней знаешь? Думаешь, умру, похоронят и нитки в карман. Держи рот шире: есть ещё что-то. что есть продолжение нашего настоящего. Олеся открыла окно, и в кабинет хлынул вечерний поток прохладного воздуха. Девушка засмотрелась на луну, звёзды, её качнуло, ноги подогнулись и она едва не упала. Кошмар действительности всегда очень больно разит хрупкий мир женщины, его совершенную красоту. Но каким бы мир не был душещипательным, но есть люди, которые принимают всё происходящее с открытым сердцем, с надеждой, верой и любовью. - Убил кого? - опять спросил Вайцман. - Двоих, мальца и его деда. - Как это произошло? - Нам нужны были "кролики" для опыта парапсихологии. Поступил новый препарат, с ног валит, душу выворачивает. Дед с мальчиком шли с леса, как раз рощу берёзовую только прошли, а мы тут как тут. Привезли их в "лагерь", раздели донага, накачали препаратом. Малец кричал как подбитая собака, дед кончился через два часа. - Мальчика зачем накачали? - Вайцман смахнул слезу. - Опыт тем богаче, что разные возрастные рамки задействованы. Мальчик начал с ангелами говорить, мы обалдели: голос сорванца лепетал что-то неведомое. Нас едва инфаркт общий не поразил. Деда вынесли, а Петю подключили к датчикам, запустили компьютеры, посадили специалистов. Мальчик такое говорил, что дух захватывало. Это тянуло на сенсацию. Иосифу Семёновичу жутко захотелось пить. Ветер колыхал занавески, луна пялилась как наглая баба. Весь этот драматический разговор увлёк его до самого каления. Бедный, жестокий мир! Если Бог так всемогущ, зачем на спину человечка ложатся такие грозные испытания?! Есть ли смысл жить свободно и естественно, встретить старость с внуками и сладостями. А что стало с мальчиком, мелькнуло в его сознании яркой вспышкой. - Что с мальчиком стало? - Ну так умер. Я ж говорил, что две жизни я загубил. Не люблю слово "загубил"... - Ты самого человека не любишь. - Тебе почём знать? - Опыты и над мышами грех совершать: всё должно идти самым естественным путём, а вы природу насилуете. У нас, у казаков, так говорят: баба не хочет, козёл поумерь свой пыл. Вот я бы вам рога пообломал... Главврач разрядил ружьё, патроны положил в сейф. Хотелось жутко пить. Он вышел в коридор, прошёл в ординаторскую, которая была открыта в связи с экстренной эвакуации медперсонала, подставил лицо под поток льющейся влаги и смачно проглотил три затяжных глотка. Пропади оно всё пропадом! Фрагмент 10 Главврач чувствовал себя не в своей тарелке: мало того, он ранил человека, причинил сознательно ему боль, но ещё и эта девушка Олеся очень ему приглянулась. Иосиф Семёнович имел тяжёлые отношения со слабым полом: он был мнителен, ревнив и богопочитаем; но ещё более женщины не любили в нём полную консервативность в сексе. Да, женщинам нужна откровенность, которая идеально ложиться на удовольствия. - Перевяжи ему клешню, - потребовал Вайцман. Олеся достала бинт и спирт, сделала качественную повязку, ведь не даром проработала санитаркой в санатории. Стас пришёл в себя, поохал для приличия, исступлённо глядя на главврача, курившего с задумчивостью нашкодившего школьника. - Что ж ты, Семёныч, людей калечишь?! - голос Стаса жжужал как улий пчёл. Одежда парня была липкой от пота, на полу растеклась лужица тёмной крови. - Аз Бога ведаю, Стасик, - деловито отреагировал Вайцман. Олеся повозилась с убитой Любой: закрыла ей глаза, поправила одежду. - Надо бы её в морг отвести, - Иосиф Семёнович говорил приглушённо, толкая слова в атмосферу. - Сестра она моя двоюродная, последняя родственница на Божьем свете. Эх, жизнь, зачем ты наносишь такие чувствительные раны, зачем мечом огненным терзаешь сердце человеческое?! Железом по нервам, жуть. Вместе с Олесей главврач погрузил тело убитой на тележку, дали Стасу снотворное, и двинулись в путь. В коридоре пустой больницы воняло жжёной бумагой. Где-то на верху раздавались детские голоса, смех, кукуреканье человеческой глотки, ржание двуногих лошадей.