Толпа колыхнулась влево. Вся. – Хорошо. Но одного вашего желания мало. Покажите свое усердие. Даю два дня. Ищите камни! Лучшие добытчики будут мною отправлены на большой лодке. Им не придется долго шагать по лесу. Они первыми получат жилище, а их сыновья будут учиться воинскому искусству. Плохих работников оставлю на берегу возле соленой воды. Вы меня услышали. Теперь можете приступать к поиску зеленых камней. Я все сказал! Эксплуататор я, кровопийца и поработитель! Пользуюсь безвыходным положением людей и ставлю драконовские условия. Делаю предложения, от которых бедные индейцы не могут отказаться! По существу, превращаю свободных тружеников в рабов, покупая их труд за кусок хлеба! Ай-яй-яй! А в двадцать первом веке это происходит не так же?! Вот и заткнитесь, правозащитнички! Дальше дело закрутилось! Мне надо было торопиться – зима на носу. И хоть она здесь не такая, как в России, снег не выпадает и температура ниже +10 °C редко опускается. Но в этой части Уругвая все же теплее, чем на побережье Ла-Платы. И как мои голозадые индейцы ее будут переносить, я не знал. А они старались вовсю! Даже при свете факелов пробовали работать, пока я не запретил: толку мало, а их силы и мне, и им еще пригодятся. Дал по-стахановски поработать назначенные два дня. По итогам отобрал первую партию и отправил на баркасах на мыс. Прикинул время, необходимое Камило и Фиделю на дорогу туда и обратно, посчитал, сколько надо вывезти людей. Получилось, что за три ходки и две недели эвакуацию закончу. Тесно будет на баркасах, но ничего! Опять объявил «соцсоревнование». Индейцы с удвоенной силой вгрызлись в скалы. Вот как с моим покровительством не хотят расставаться! Итогами своей деятельности я был доволен. Изумруды дадут нашей небольшой колонии дополнительные денежные средства. Практически даровая рабочая сила поможет в подъеме нашего хозяйства и строительстве города и крепости. Взамен индейцы, рабочие и воины, получат доступные нам блага цивилизации и справедливое обращение. Их дети будут учиться в школе и ни кто не посмеет сказать, что они люди второго сорта. Да! Еще и бревен плотов несколько притащу. Даром, что ли, я своему тестю, Матаохо Семпе, владельцу, с моей помощью, всего восточного побережья этого озера, десять топоров железных подарил? Обещал он леса нарубить и плоты приготовить. Выполнит! А нам в краю, где леса не густо – бухта Монтевидео называется, любая щепка как подарок будет. Особенно зимой. Сатемпо с воинами я отправил пешком. Пусть разомнутся. Заодно приказал с каждой деревни, через которую будут проходить, брать десятину продуктами питания. Об этом с тестем я тоже договорился и он при мне разослал гонцов к младшим вождям с этим распоряжением. Старатели – старались, а изумруды прятались в мой личный сундучок. Олег с тремя разбогатевшими стрельцами паковали вещички и усиленно прощались со своими местными подружками, а я откровенно скучал. Дождался прихода баркасов, отправил вторую партию стахановцев. С трудом дотерпел до возвращения плавсредств, загрузил в них продукты и всех остальных, работавших не так усердно, почему в третьем караване и оказались, но надеявшихся на мою доброту. Правильно надеются: я – добрый. Зачем мне столько крепких работников бросать на произвол судьбы? Я помню, что в ответе за тех, кого приручил. И мы нужны друг другу. На воде было уже прохладно, неисчислимые недавно стаи водоплавающих птиц исчезли, откочевав в Северное полушарие. Как знать, не летит ли стая гусей, изрядно мною прореженная в прошлое плавание по этому озеру, на Русь? Хорошо иметь крылья! Крылья – это хорошо… Вот тогда-то у меня и зародилась мечта построить самолет или, хотя бы, планер! Или дельтаплан. А что? Кое-какими знаниями я обладаю, а найденные Ахметом раненые бойцы, погибшие в своем времени и Волей Божьей перенесенные в конец 16-го века мне в помощь – воздушные десантники. С парашютом знакомы. А простейший дельтаплан – тот же парашют, практически. Стоит подумать! Обратный путь до мыса ничем примечательным отмечен не был. С Матаохо Семпе простились сердечно, даже взгрустнули на пару. Пообещал, что когда буду в этих краях – обязательно загляну и привезу железное оружие и инструменты. Чем вождь отдариваться будет, пусть решит сам. Намекнул, что поляны, оставшиеся после лесоповала, неплохо бы разработать и засеять. Еды у его племени станет больше, а он, вождь, могучее. Сытые воины – сильные бойцы! Попросил остающихся на мысу индейцев не трогать, а помочь продуктами. Вождь обещал. Глава 3 Путь до залива Монтевидео занял около недели с учетом плохой погоды. Из-за нее же пришлось обходить остров Лобос мористее обычного маршрута движения кораблей. Непосредственную опасность представляли песчаные банки у мысов Сан-Мария и Сан-Антонио, намытые мутными водами Рио де Ла-Плата, несущими в океан многие тонны грунта. О приближении к первой банке нас предупредил лот: возле нее глубина была всего 6–7 саженей. Обошли. Вторая банка гораздо коварнее. Она не что иное, как продолжение мыса Сан-Антонио. Корабль, ведомый не знакомым с этими местами капитаном, ориентирующимся на показания лота, может нежданно врезаться в ее северную оконечность: глубина с 12–14 саженей резко уменьшается, и капитан не успеет вовремя среагировать. Рамон знал об этом, потому мы и отошли от берега дальше в океан. Вскоре увидели землю, но капитан сразу не смог ее опознать, так как день клонился к вечеру, а берега были очень низкие, без каких-либо ориентиров. Наступившую темную ночь с дождем и громом переждали, лежа в дрейфе и взяв на марселях оба рифа, держась против волны. На рассвете перед нами открылись горы Мальдонадо. Теперь уже нетрудно было определить, что земля, усмотренная нами накануне, это и есть остров Лобос. Коварные банки обошли по широкой дуге, и, не торопясь и промеряя глубину, поплыли по Серебряной, согласно названию, но Грязной по виду, реке. Флейт был плотно загружен людьми и бревнами. На буксире тащили еще несколько плотов, древесина которых не уместилась на палубе и в трюмах. Не бросать же, в самом деле, то, что уже в руках! Постарался вождь на славу, пустив в работу железные топоры. Идти против сильного течения реки, постоянно опасаясь налететь на мель, было довольно муторно. Да еще и таща за собой длинную связку плотов. И как их не оторвало во время короткого шторма, догнавшего нас уже после входа в эстуарий! Ночью была гроза. Яростно завывал памперо, и мы с трудом удерживались на одном якоре. Только бросив второй якорь, мы смогли сопротивляться ветру и перестали дрейфовать. Серым днем приблизились к мысу Тереза. От восточной оконечности мыса, затрудняя проход к заливу, на несколько кабельтовых тянулась цепь подводных скал. Набегающие на них волны порождали буруны, хорошо заметные днем, но не ночью. Обойдя опасное место, флейт наконец-то вошел в залив Монтевидео. Вход в залив довольно широк, километров пять-шесть. Внутри залива несколько небольших островков, покрытых травой и редкими деревьями. Их я рассмотрел, когда флейт проплывал мимо. У западной оконечности бухты увидел высокую конусообразную гору и сразу вспомнил возглас испанского матроса: «Монте видео! Вижу гору!». Так вот она какая! Хороший ориентир – одинокая гора! Потому как остальная окружающая ее земля очень низка, глазу зацепиться не за что. Князь начал строить свой город не там, где его в 1726 году заложат испанцы. Те стали строить крепость на мысе Терезы, на самом входе в залив. Для контроля над Ла-Платой и пресечения проникновения в нее португальцев. Князь себе такой задачи не ставил, средств и сил для этого нет. Потому и спрятал город в глубине залива. Нам пока не следует слишком выпячивать свое присутствие на этой земле. Медленно прошли по обозначенному буйками фарватеру, оставив слева остров Низкий, а справа остров Застава, на испанских картах обозначенный как остров Свобода. Цитадель на северном, материковом берегу разглядел, когда до нее оставалось всего метров триста. Хорошо вписана в местность. Даже кусты кое-где на стенах посажены, будто сами на невысоком скалистом холме выросли. Фарватер проходил как раз в зоне поражения ее пушек. Рамон на мой вопрос о возможности пройти, не подставляясь под огонь цитадели, ответил: – Впереди слева – песчаная коса, что тянется от острова Щит. И тот, кто попробует идти подальше от пушек цитадели, рискует сесть на мель. А суда с небольшой осадкой хоть в некотором роде и избегут массированной бомбардировки, но попадут под обстрел пушек со Щита. На острове герцог приказал строить форт. Вот и получается, что маневрировать здесь негде! Глубины не позволяют. И пушки. Так что устье реки Тихой и проход в бухту Птичью перекрыт надежно. Флейт прошел мимо, как оказалось, полуострова, на котором князь возвел цитадель крепости и строит город, и вошел в бухту-лагуну, названную Птичьей из-за обилия пернатых летней порой. В ней становились на якорь и наши корабли, и прибывавшие к нам купцы. Как пояснил Рамон, длиной она более 5-ти км и от 1,5 до 3-х км шириной. А вот вход в нее всего метров триста и довольно сложен. Для облегчения плавания фарватер обозначен буйками. От восточных ветров и ветров памперос – порывистых юго-западных зимних ураганов, сопровождаемых страшными грозами, бухту хорошо защищает полуостров, на котором строится город. И якорная стоянка надежна. Бухта неглубока: якорное место находится на глубинах от трех до пяти саженей, грунт – очень вязкий ил: здесь даже самые большие торговые суда при посадке на мель не получат повреждений. Но чтобы этого не происходило, якорные стоянки отмечены большими буями, так называемыми «бочками», а безопасный фарватер – буйками. Особо неуклюжим кораблям встать на «бочку» помогают специальные швартовочные баркасы. А вот на севере и северо-востоке глубина бухты еще более уменьшается, и она превращается в тривиальное болото, заросшее камышом и осокой: рай для водоплавающих, пернатых и мохнатых вместе с холоднокровными земноводными. У входа в бухту находится устье реки Тихой, русло которой судоходно на большом протяжении и тянется далеко вглубь материка. Флейт, похоже, встречало все население города, включая индейцев и иностранцев. Впереди встречающих, как и положено руководству, стояли князь, боярин Жилин и отец Михаил. Были они при параде, да и выстроенные в плотную шеренгу стрельцы имели праздничный вид в новых кафтанах. Только оркестра, играющего марши, не хватало! – Посмотри, кабальеро, – обратился ко мне стоявший рядом Рамон. – Тебя встречают как героя! Почетный караул и сам сюзерен впереди. Он тебя высоко ценит! – Да, амиго, я знаю его отношение ко мне! И по его слову я сделаю все, а может быть и поболе. За таким сюзереном я пойду куда угодно. Только сначала спрошу, какое оружие с собой брать. Остальное для меня не существенно! – Ты так любишь своего герцога? – Я ему доверяю, а он доверяет мне. Я ему не только жизнью обязан, но и спасением своей души. Я перекрестился, Рамон последовал моему примеру. Пока мы с ним беседовали, швартовочный баркас, вспенивая веслами воду, подтащил флейт почти к самому берегу. По команде Рамона матросы отдали носовой и кормовой якоря. С берега к борту подали наплавной мостик. Поймав выброски, матросы подтянули его поближе и надежно закрепили канатами. Швартовочная команда, пробежав рысцой по мостику, притащила лестницу и приставила ее к борту флейта. Я в сопровождении Маркела, Олега и трех стрельцов спустился на берег, отсыпанный мелкой утрамбованной щебенкой, строевым шагом подошел к князю, приложил ладонь правой руки к шапке. Удивленные зрители прекратили разговоры и уставились на меня. – Князь! Твое приказание выполнено! – разнеслись в тишине мои слова. – Вверенное имущество сохранено и приумножено. Заключен союзнический договор с вождем племени ава-гуарани, ему оказана военная помощь по отражению агрессии со стороны племени кайва-гуарани и принуждению его к миру. Так же отражено нападение пиратского судна. Пираты частью уничтожены, частью пленены. Судно отобрано в качестве приза. Потерь в личном составе нет. Рапорт закончен! Князь, слушая мой рапорт, стоял, так же приложив руку к головному убору. Ну, все! Отдание чести введено в обязательное употребление в Русском экспедиционном корпусе! Навсегда. С корабля на берег потянулась вереница рабочих с семьями. Дрожащую шатающуюся толпу стрельцы отвели, как я потом узнал, в специально построенные из самана казармы. Следом за рабочими, соблюдая подобие двухшеренгового строя, прошли воины-индейцы. Я представил князю вождя Сатемпо как своего вассала, по-русски – сына боярского. Князь, уже знавший о том, что я завербовал себе в подручные туземного вождя, удивлен не был и говорил с Сатемпо ласково. На что тот, в свою очередь, пытался отвечать на русском языке, хоть и знал мало слов. Однако они друг друга поняли. А потом были баня и пир в ближнем кругу. Утром следующего дня – торжественный молебен в первом на этой земле православном храме и народные гулянья с застольем для всего населения русского города-крепости Новороссийск. …И покатилось дальше колесо моей жизни! Пока я делал дела на мысу, куда вынесла судьба мой потрепанный штормами и окончательно добитый косаткой галеон, князь тоже не сидел, сложа руки. Каракка дона Мигеля доставила его с отцом Михаилом и двадцатью стрельцами в Буэнос-Айрес. Чем уж понравился воздух его первооснователю, Педро де Мендоса, давшему поселению на пустынном берегу название «Хороший Воздух», осталось неизвестным. Да и Бог с ним! Главное, князь достиг пункта назначения, встретился с отцом мужа своей дочери Аграфены грандом Адолфо Керро Санчес Гомес де Агилар. Дальше моя память воспроизводит рассказ князя чуть ли не дословно, но выбирает наиболее важные или интересные эпизоды. Оказывается, она у меня бездонна! Стоит чуть напрячься, обдумывая что-либо, и она выдает «на-гора» необходимую для разрешения проблемы информацию. Я могу дословно воспроизвести текст мною прочитанных книг, могу нарисовать виденные карты, схемы, узлы машин и механизмов и много еще чего, за что когда-то зацепился взглядом. Зрительная память плюс информация, объем которой я не знаю – так я живая библиотека! Что это? Последствия мозготрясений, устроенных мне психом-профессором, ударом зеленой молнии, контактам с разумным дельфином-телепатом? Или очередной дар Бога, назначившего меня в мир этого времени Прогрессором? Хотя мне-то, какая разница? Беру и пользуюсь! Рассказал князь много чего, но особо интересно вспомнить, как он добился от родственничка разрешения на строительство обособленного русского поселения и возведения крепости. Я вспоминаю и будто вижу все происходившее наяву: – Нет, герцог. Нет! Я не уполномочен королем строить новые крепости, тем более для иностранцев! Это запрещено! Если король узнает об этом, мне точно не сносить головы. Высылкой уже не отделаюсь, да и высылать-то дальше некуда! Гранд метался по своему кабинету. Хотя говорить «метался» слишком смело. Гранд ковылял на своих подагрических ногах, напоминая колченогого страуса. Хотя эту птицу князь видел пока что только на картинке. – Нет, герцог! – Вновь начал свои речи гранд, плюхаясь в кресло и болезненно морщась: спина у него тоже болела. – Хоть мы и родственники, но я не пойду на такое вопиющее нарушение королевского указа. Я хочу все же когда-нибудь вновь увидеть родную Испанию. А для этого я должен выполнять волю короля. Один раз я уже сделал ошибку, за которую расплачиваются все мои родственники. Если я пойду тебе навстречу и разрешу строить крепость в заливе Монтевидео, то когда из Перу прибудет вице-королевский инспектор, я не смогу предъявить ему ни одного весомого аргумента в пользу принятого мной решения. Что я ему скажу!? – Скажешь, что я твой родственник. – Но ты подданный не его католического величества! Ты и твои люди – иностранцы. Не католики. Меня увезут отсюда в кандалах. А что будет с моим сыном? Женой, внуком, наконец? Не говоря уже о жене сына, твоей дочери! Я не рассчитывал, что ты, герцог, прибудешь сюда с русской дружиной и православным священником. Мы так не договаривались! Ты хотел ехать с нами один! – Хотел, но не получилось. Ты знаешь, что меня срочно вызвал мой царь. – Вот именно! Если бы твой царь тебя не вызвал буквально перед самым отплытием, этой проблемы – твоей дружины со священником, сейчас бы небыло! Присутствие одного-двух ортодоксов церковь наша как-нибудь вытерпела бы. Но не семь десятков! – Значит, дон Адолфо, бухточку ты мне не дашь? Хорошо! Тогда сделаем так: ты возвращаешь мне все серебро, что я вложил в снаряжение твоей экспедиции, а я собираю своих людей и уплываю в неизвестном тебе направлении. Покидаю, так сказать, владения короля испанского. Благо, у меня есть свой собственный корабль. Согласен? Гранд сидел, насупившись, и молчал. Требование князя «развод и девичья фамилия» его явно не устраивал. Но он не знал, что ответить. Наконец, справившись с растерянностью, медленно проговаривая слова, произнес: – У меня нет таких денег в наличии. Эта нищая земля практически не дает дохода. Золота нет, а серебро присутствует только в названии реки, на берегу которой стоит этот Богом и королем забытый город. Я не могу вернуть тебе твои деньги. – А мне как быть прикажешь? Я потратил много серебра, – князь покрутил в ладонях стеклянный кубок. Налитое в него вино плеснуло на стенки сосуда и в союзе с огнями свечей породило рубиновые сполохи. – Потратил на тебя и еще потратил на свой сюда переезд. Думал, еду к родичам, внуков нянчить да век свой доживать. Все свое имущество, что на Руси нажил, продал, а деньги в товары, здесь необходимые, вложил. А что с дружиной воинской прибыл, да с боярами, что у меня под рукой, так я все же КНЯЗЬ, а не безродный нищий дон, каких сюда и ты привез, и сами набежали. Мне по статусу положено иметь бояр с дружиною! Без них приехать – невместно! Умаление чести моей. Да и твоей, гранд, тоже. А то у тебя за спиной твои же приближенные тебе бы укоры высказывали. С худородным, мол, породнился! За которым и людей-то ближних нет! Гранд опять подскочил из кресла но, застонав, ухватился за подлокотники и медленно сел. – Что, дон Адолфо, болит? – участливо спросил князь. – Мазь со змеиным ядом в колени и спину втирать надо. Скоро мой лекарь прибудет, он мазь изготовит, если твои лекари не умеют. – Спасибо, герцог! Если поможет твоя мазь, а я удовлетворю просьбу и разрешу тебе строить крепость на Восточном берегу Рио де Ла-Плата, то я смогу подняться на эшафот своими ногами. – Гранд! К чему такой пессимизм? Сколько раз за время твоего правления сюда инспектора с проверками приезжали? – Еще ни разу. Если судить по документам из моей канцелярии, то и раньше особого внимания вице-король к Буэнос-Айресу не проявлял. Но это ничего не значит! Как только вице-король узнает о моем самоуправстве, сразу же доложит королю, а тот пришлет солдат и флот, чтоб вас отсюда выбить. – Ну, это мы еще посмотрим, кто кого и откуда выбьет. Но от кого король сможет получить такие сведения? – В мои обязанности входит ежегодное представление подробного отчета о состоянии дел в колонии. Я его пишу и отправляю в Перу, вице-королю, вместе с налоговыми деньгами. А он отправляет мой отчет в Испанию. Еще я прилагаю список того, что для существования колонии необходимо прислать из Испании. – И что ты пишешь? Что золота не нашел, но хлеба, пороха и людей прислать просишь. Так? – В общем, так. – А твои отчеты кто-нибудь из королевской канцелярии читает? Ты хоть раз что-нибудь получил от короля? Я не говорю про снабжение. Бумагу, за подписью его венценосного величества, тебе привозили? – Нет, к сожалению! Я пишу, прошу… – А в ответ – тишина, – перебил князь гранда, легко поднимаясь из глубокого кресла. Прошелся по застеленному ковром каменному полу кабинета дона Адолфо. – Король тебе ничего не дает и не даст. Потому, что прекрасно знает здешнее положение. Прошло уже пятьдесят лет, как первый Буэнос-Айрес индейцы сожгли, а жители в Асунсьон удрали. Этому городу, которым ты сейчас правишь, всего десять. И кроме убытков, что тогда, что сейчас, казна испанская ничего от этого не поимела. И если бы не тот придурок, что вновь отстроил город после его разорения, то испанский король так бы больше никогда и не вспомнил, что есть у него такое владение – Аргентина. Небыло бы ее – король тебя в другую жопу мира сунул бы. О которой смог бы вспомнить. А снабжать колонию обязан ты, через ярмарку! За деньги, что здесь заработаешь. – Как ты неуважительно отзываешься о моем короле, герцог! – А ты сам-то его уважаешь? Да? А за что? Ты использовал свое древнее право дворянина объявить королю войну. А он как на это ответил? Сослал тебя к черту на кулички! Ответь-ка, гранд: ваши дворяне часто использовали это свое право? – Ну, не очень часто, но бывало. – И что, король их всех отлучал от двора и ссылал куда-то? – Нет. В основном ограничивался чем-либо иным. Правда, один дворянин был казнен, но тот сам виноват. Он действительно начал военные действия, пролилась кровь! – Тогда за что же король так тебя невзлюбил? Ответ тебе известен: ты поддержал требования своего брата. Короли не любят, когда их подданным удается добиться от них чего-либо. Ему пришлось вам уступить. Но твой брат погиб, ты со всем своим родом загнан в дыру на краю света, откуда никому, носящему фамилию Санчес, пока жив этот король, не выбраться. Ты помнишь, о чем мы с тобой говорили, когда планировали переселение сюда? О том, что земли здесь не меряно и от короля твоего далеко. Потому – делай, что хочешь. Королю до тебя и дела нет. Ну и ты относись к такому положению соответственно. Тебе здесь надо выжить. Вернее, не так. Твоя главная задача не только выжить вопреки всему, и королю в том числе, но и стать сильнее и богаче. Строй свое благополучие по своему усмотрению, прибирай к рукам то, что можешь. Не упускай возможностей. Ведь все, чего ты здесь добьешься, достанется твоему сыну и нашему внуку. Нам с тобой много лет и уже мало что нужно в этой жизни. Скоро Бог призовет нас к себе. А что мы нашим детям оставим? Нищету? Опалу королевскую? Позор твоей древней фамилии? Так давай для детей наших постараемся и подарим им созданную нашими руками страну, что богатой стала не через захваченное золото, а через труд. Королю твоему нужно только золото. Нет его – и нет интереса к нищей земле. Потому ты от него не получишь ни-че-го! Вывод: чтобы здесь выжить и не прозябать в нищете, все необходимое надо либо добывать, либо производить самостоятельно. Как, убедил я тебя, или все еще надеешься на милость королевскую? Весь длинный княжеский монолог гранд просидел в кресле, даже позы не меняя. Он был удивлен, обескуражен, растерян, слушая такие крамольные речи. Это же оскорбление величества! Подстрекательство к бунту! Дон Адолфо сидел, уставившись на огонек свечи, вцепившись руками в бороду, и молчал. Князь видел, что пуганый гранд погружен в решение непростой дилеммы: следовать указам короля и погружаться все глубже в нищету и забвение, либо игнорировать большинство королевских указов, регламентирующих жизнь в колониях, отдать князю выбранную им землю и начать работать на себя. Молчание затягивалось, и князь, допив вино и поставив кубок на стол, произнес: – Я приехал сюда, чтобы жить и богатеть. У меня тоже есть сын, и я хочу оставить ему помимо титула еще и богатое, сильное княжество. Не зависящее от милости или немилости власть предержащих. Ты, гранд, как хочешь, но я все-таки займу бухту, будешь ты за или против этого. Пока твой король что-либо узнает, я успею хорошо укрепиться на этой земле. Ему будет не до нас, дон Адолфо. Он ведь постоянно с кем-нибудь воюет. Лишних кораблей и войск для моего, да и твоего тоже, усмирения, у него просто не будет. Или, на худой конец, пришлет какие старые кораблишки с измотанными долгим переходом и скудной кормежкой солдатами. Которым не очень хочется умирать за сольдо. А грабить у нас нечего, золота, как в Перу или Мексике, здесь нет. И об этом все давно знают, потому и не едут в Аргентину искатели Эльдорадо. Я хотел решить вопрос с землей и крепостью с тобой по-родственному, полюбовно. Я мог бы даже купить у тебя понравившуюся мне бухту. И жили бы мы с тобой в мире и согласии, гоняли по пампе индейцев, растили хлеб, торговали между собой и со всеми остальными. Но ты боишься гнева своего короля, которому на тебя наплевать. У нас на Руси есть пословица: с глаз долой – из сердца вон. Прямо про твоего короля! Так пользуйся моментом! Я даже формальности соблюду: подниму над крепостью испанский флаг, а свой родовой вывешу ниже его. Так как, гранд! Договорились? Больше уговаривать не буду. Сделаю по-своему, и ты не получишь с моего предприятия ни полушки.