– Перед воеводой!? – прошелестел шепот десантников. – Ты кто? – Вопрос задал сержант. – Где мы? – Дюльдя! – игнорируя вопрос, позвал я стрельца. – Организуй нам чего-нибудь поесть и выпить. Богатырь, так же козырнув, молча вышел, подозрительно покосившись на моих гостей. – Я – стрелецкий воевода боярин Илья Георгиевич Воинов. Вы, судя по тельняшкам, бойцы воздушно-десантных войск России или, как еще расшифровывают аббревиатуру ВДВ – «Войска дяди Васи». Вы находитесь сейчас на восточном берегу Уругвая. Там, – я указал пальцем, – шумит Атлантический океан, на берегу которого мои разведчики нашли вас израненными. Помолившись Богу нашему Чудотворцу, я с помощью Его и креста животворящего, излечил вас, вынув из тел ваших вот эти пули, – я показал. – Как я понимаю, от автомата Калашникова. В том времени, где вы были, вас убили враги. Но Бог Всемогущий решил, что вам еще рано умирать, не выполнив все, вам предначертанное волей Его. И перенес тела ваши, вернув в них ваши души, сюда. Здесь – конец шестнадцатого века, а точнее 1591-й год от Рождества Христова. – Ого! – Крепко нас на фугасе долбануло! – Шиза полная! – Тихо, воины! – голос сержанта. – А ты не врешь, мил человек? Может, разыгрываешь контуженных? Уж больно говорок твой похож на наш, армейский, а не на боярский: «аз есмь болярин!» Я рассмеялся: – Хорошо изобразил, как в кино. Только все проще, и одновременно сложнее. Конечно, вам трудно поверить в мои слова. Думаете, вот сейчас отойдете от наркоза, проснетесь в госпитальной палате. Вокруг раненых героев сестрички будут порхать, утку предлагая или еще чего. Разочарую. Вашей прошлой жизни уже нет. Есть настоящая, здесь и сейчас. Где и когда – я уже сказал. Повисло тягостное молчание. Десантники растерянно смотрели друг на друга, на меня, на расстилающийся до горизонта океан. Потом чернявый, с багровым рубцом через все горло, шепотом произнес: – Мистика! Что с нами произошло? – Что с вами произошло, вы мне сами сейчас рассказывать будете. Вспоминать и рассказывать. Для начала представьтесь. Бойцы переглянулись, и сержант, встав, начал: – Мы бойцы разведвзвода батальонной тактической группы 127-го парашютно-десантного полка. Я – гвардии сержант Евгений Владимирович Поливанов, командир отделения. Позывной Жень-Шень. – Отчего так прозываешься? – Пацаны назвали, еще в учебке. Имя у меня Женя, и родился я в Приморье. Вот оттуда и Жень-Шень. – На гражданке что делал? – В мореходке учился, во Владике. Море люблю. На яхте с отцом с детства хожу. Он как с похода придет, так сразу со мной в море… – Так что же во флот не забрали? Или в морпехи, хотя бы? Парень замялся. А я произнес: – Только не ври. Я умею отличить правду ото лжи. Сержант кивнул головой и продолжил: – Мореходку не закончил по причине срочного отчисления за причинение кое-кому на дискотеке мордобития. Могли быть серьезные неприятности, потерпевший оказался сыночком криминального пахана. Вот меня буквально за одни сутки друзья отца и из училища отчислили, и в практически уходящий эшелон с призывниками впихнули. Так в ВДВ и оказался. – Ясно, сержант. Садись. Следующим поднялся чернявый паренек с рубцом на шее. Говорил шепотом, видно, голосовые связки серьезно повреждены: – Гвардии ефрейтор Рощин Богдан Степанович. Наводчик-оператор БМД. Позывной Шатун. Я с Камчатки. Охотничать начал, как сил хватать стало ружье после выстрела не ронять и на ногах удерживаться. Потому – Шатун, медведь такой, на зиму в берлогу не залегший. Паренек улыбнулся открытой светлой улыбкой и, дождавшись моего разрешения, сел. – Гвардии рядовой Денисюк Михаил Васильевич, – поднялся следующий боец. – Стрелок. До призыва увлекался парашютным спортом и дельтапланеризмом. Позывной Стриж. Последним поднялся коренастый парниша с руками слесаря или моториста. Точь в точь, как у меня были, когда на заводе работал. – Гвардии рядовой Кузнецов Иван Романович, механик-водитель БМД-2. На гражданке мотористом работал. Отсюда и позывной – Дизель. – Кто я и где вы находитесь, братцы-десантники, вы уже знаете, но еще раз повторю, для лучшего запоминания и осознания всего, что услышите. И я вновь повторил то, что уже говорил им, с подробностями. Но я видел, что понять, как они здесь очутились, у бойцов все же не получается. И тогда я сказал: – Расскажите о своем последнем бое. Афган? Чечня? – Чечня, лето 1995-го, – сержант Жень-Шень, прокашлявшись, начал рассказ. – Мы на своей БМДэхе в головном дозоре шли, впереди колонны. Чичи по колонне огонь открыли почему-то раньше, чем по нам. Мехвод сразу на месте «жука» крутнул, назад, к колонне. Тут взрыв за кормой, фугас, видимо. Корма и кто в десантном отсеке были – в куски. Машина загорелась. Нас четверо уцелело. Из машины выпрыгнули, а дальше я и не помню ничего. – Женьку сразу очередью срезало, возле гусянки упал, – продолжил Дизель. – Я его в ямку какую-то затащил, стал отстреливаться. Потом граната взорвалась, и все, – мехвод тяжело вздохнул и замолчал. – Значит, я был последним, – тихо произнес Шатун. – Я видел, как пацаны погибли, и как Мишка Стриж в рукопашке отбивался, а его в спину из «калаша». Помочь не мог, чичи ноги прострелили. Стрелял, пока патроны были. А потом мне очередью руки перебило, и гранату последнюю взорвать не смог! И замолк боец. Вспомнил, что дальше произошло. Закрыл лицо дрожащими руками и заплакал. Но я твердо знал, что плачет он не от страха и пережитой чудовищно жестокой смерти, а от бессилия, от осознания того, что не сможет уже отомстить и вернуться домой. Бойцы сидели, опустив плечи и закрыв лица. И я их не осуждал. Воин имеет право заплакать, такие слезы его сильнее делают. – Последнее, что я видел, – прошелестел голос Шатуна, – Это яркая зеленая молния! Снова молния! У меня по спине пробежал табун ледяных мурашек. Велик Господь! – Велик Господь! – громко произнес я, вставая. Бойцы так же поднялись и смотрели на меня. – Помолимся же Господу нашему, православные! Вознесем молитву благодарственную за воскрешение воинов русских, в бою с врагами головы свои сложивших! И я, повернувшись к образу, начал: – Отче наш! Иже еси на небеси… Я не знал, были ли десантники крещеными, верили ли в Бога, но они, встав рядом, вслед за мной повторяли слова древней молитвы. И с каждой произнесенной фразой, с каждым крестным знамением я ощущал, как успокаиваются их смятенные души, а голоса обретают твердость. Молитва помогла успокоить души и принять то, что с ними произошло. И подкрепила осознание того, что Бог есть, и Он их в беде не бросил! Отзвучали последние слова, рука положила последнее знамение. Поклонились образу Отца Небесного. В палатку, неся на деревянной дощечке, накрытой холстинкой, миски с немудреной едой, вошел Маркел. Поставил принесенное на стол, доложил: – Воевода! Баня еще не готова. А сапоги я вместе с одежей принесу. – Добро! Иди, все остальное приготовь. Мы тут сами управимся. Разминувшись с Маркелом у входа, в палатку протиснулся Дюльдя с ведерным бочонком вина, 12 литров, кто не знает, и медной ендовой. Правильно, ребятам после всего пережитого надо хотя бы немного снять стресс. Для этого еще женщины подходят, но они будут позже и не здесь. Поставив ендову в центр стола, стрелец выдернул из бочонка пробку и вылил содержимое в посудину. На край повесил ковшик. Потом, глазами спросив разрешения, вышел наружу и встал возле входа, опершись на свое жуткое оружие – начищенный до зеркального состояния бердыш. Я разлил вино в большие чарки, на одну сверху положил ломоть хлеба. – Помянем, славяне, друзей и товарищей, в боях павших. Пусть земля им будет пухом! Выпили стоя, помолчали. Сели на расставленные вокруг стола лавки. Сержант по моему знаку вновь наполнил чарки. Выпили по второй, после чего уже принялись за еду: жареное мясо, вареная картошка, рыба копченая, соленая, тыквенная каша и еще что-то вкусное. Напряженность постепенно оставила бойцов, ели с аппетитом и вино пили с удовольствием. Раскраснелись некогда бледные лица, в глазах появился блеск. Но разговоры не разговаривали. Видимо, стеснялись. Только Жень-Шень, набравшись храбрости, задал вопрос, услышав который, уши насторожили все: – Мы, товарищ боярин, поняли, что нас на той дороге чичи убили. И что Бог нас к жизни вернул и заслал, как вы говорите, в шестнадцатый век. Только вот неувязочка! Говорите вы, как и мы в двадцатом веке говорим. Для вас понятно, о чем мы вам рассказали. Разве во времена Ивана Грозного знали, что такое БМД или граната, автомат? И кто такой мехвод? Странно это! – Вопрос, конечно, интересный, ребята. Скажу только одно, но никаких больше по этой теме вопросов! Я – из начала 21-го века сюда попал, и тоже пройдя через смертные врата с Божьей помощью. Как, что, почем, куда и так далее – без комментариев! Предупреждаю: это тайна, которой, кроме вас, владеет еще только один человек. И все! И вам придется всю оставшуюся жизнь молчать о том, кто вы и откуда. – Ваша легенда, – продолжил я, – такова: вы воины русские, попали в плен турецкий, галера, где вы гребцами были, в Новый Свет шла. Плыли очень долго. На скалы галера напоролась, вы выплыть сумели, так как бежать готовились при удобном случае, и кандалы подпилили заранее. Попали на остров маленький, безлюдный. Связали плот. Подняли парус и поплыли, куда Бог послал. Сколько плыли – не помните. Один раз мимо корабль какой-то проходил. Но не взял на борт, только из пушки пальнул. Но Бог миловал. Убить не убили, только поранили сильно. Плот ломаться начал, как до берега добрались – тоже не помните. Очнулись уже здесь, в палатке. Вот этой версии и придерживайтесь. Народ в этом веке простой, фантастики не читал. В Бога и Дьявола верит. И в эту байку тоже поверит, даст Бог-милостивец. Испанцы, в чьих владениях мы сейчас находимся, очень набожны и подозрительны. Развлечением считают, если кого на костре инквизиция сожжет, обвинив в связях с дьяволом или в колдовстве. Вы как раз под второе и попадаете. Вот и делайте выводы! – А как же форма наша, тельняшки? – Османы, скажете, так здесь сейчас турок называют, запомните, свои обноски дали. Заодно постригли и побрили, чтобы сильнее унизить русского человека: у них без бород и усов только евнухи. И еще запомните: меньше разговоров, больше слушать, как люди говорят. Запоминать, как что называется. Что не ясно – у меня спрашивать. Без опояски, тонкого ремешка, что поверх рубахи вяжут, может ходить только крестьянин, смерд по-здешнему, да и то в поле на пахоте или покосе. Остальные – только опоясанными! Всегда! И ничему не удивляться вслух! Дальше я провел с десантниками такой же ликбез, что в свое время со мной провел князь. В палатку заглянул Маркел: – Воевода! Баня готова, одежа на скамейке лежит. – А подарки мои? – Внутри дожидаются! – Так, бойцы. Сейчас – баня. Маркел, холоп мой, вас проводит, все покажет. Одежду поменяйте, чтоб не выделяться. Я вам подарки приготовил, не удивляйтесь. Здесь нравы простые, что естественно, то не безобразно. Но некоторые приличия и индейцы местные соблюдают. Учтите на будущее. Понравятся подарки – можете оставить себе в вечное пользование. Не понравятся – сможете потом выбрать из свободных. Индейцы местные не рабы, а мои союзники. Относитесь к ним по-товарищески, но без панибратства. Некоторая дистанция быть должна, тем более, что им я вас представлю как своих братьев, потерявшихся и найденных. Я для индейцев в большом авторитете, не уроните мне его! В будущем я планирую использовать ваши знания на командных должностях. Все. Идите. Маркел! Проводи. …Из бани мои десантники выбрались только под утро, перед побудкой. Форму свою поменяли на одежду, найденную моими стрельцами в трюмах флейта. На продажу горбатый карлик-капитан вез ее довольно много. Вот теперь десантники двадцатого века внешне вполне соответствовали шестнадцатому. Только тельняшки оставили. И тут я уже ничего не смогу сделать! …Князю и остальному комсоставу Русского экспедиционного корпуса я доложил ту версию, что озвучил для запоминания десантникам. Что поверили все – сомневаюсь. По крайней мере, князь от меня явно ждал конфиденциальной информации. Он ее, конечно, получил в приватной беседе тет-а-тет. И тут же задал вопрос, как я такой Божий подарок использовать намерен. – Для начала они будут инструкторами по рукопашному бою. Дам им на год по полсотни пацанов, пусть из них бойцов делают. Заодно и грамоте обучат, арифметике. Среднее образование каждый из десантников имеет. Пограмотнее нынешних учителей церковно-приходских школ будут. А потом – раскидаю по специализациям. Вместе с теми из воспитанников, кто в науках преуспеет. – И что планируешь? – Иван Дизель – моторист. Пусть займётся созданием двигателя. Для начала – паровика. Хочу, чтобы наши боевые корабли от ветра не зависели, иначе задавят нас сначала на море, а потом и на земле. – А из чего и с кем он их делать будет? – Схожу в Европу, поищу механиков. Там сейчас подрастают будущие конструкторы паровых машин. Куплю материалы необходимые, а механикам покажу правильное направление в их работе. Но только здесь, в Новороссийске. Знаний, слава Богу, у меня хватает. – А остальные?