Она высидела до конца сеанса. Хотя внутри у неё и бушевали ураганы эмоций, вспыхивали и гасли пожары юношеских чувств, страха и сомнений, снаружи она выглядела словно счастливая статуя, если статуи, конечно, бывают счастливы. Вихри мыслей – одна другой гениальнее – поразительные по яркости картины прошлого и будущего пронзали её обращённую к аудитории голову, будто раскалённые спицы восковую куклу, но ей это не мешало. Марина, пусть не впрямую, но всё же позировала любимому человеку, который ради неё вызвался сразиться не с кем-нибудь, а с самым страшным на этом свете противником. «Главное, чтобы он всё успел, – повторяла она про себя, – всё, до последнего мазка…» Сеанс закончился с наступлением сумерек. Ещё с изостудии дома пионеров Марина помнила, что живописью можно заниматься только при естественном освещении. – Марина, что-то не так? – озабоченно спросила тётка, когда всё закончилось. – Вы сегодня какая-то сама не своя… хотя сидели вы идеально, у меня просто слов нет. – Не волнуйтесь, всё отлично, – улыбнулась ей порозовевшая Марина, – всё просто прекрасно… Одеваться пришлось в узенькой лаборантской среди пыльных колб и пробирок, моментально утащивших мысли в сторону алхимии. Марина невесело усмехнулась: в школе её учили, что алхимия – это лженаука; и что ни бога, ни чёрта, ни прочих персонажей Божественной комедии не существует, учили тоже. И вот теперь, через много лет воспитанная в духе материализма серебряная медалистка Марина Белова сначала заключает сделки с демоническими личностями, а потом, опомнившись, разгребает последствия собственным обнажённым телом. Это было бы смешно, если бы, как говориться, не было так грустно. «Чем же вы, инженер Белова, тут занимаетесь? – спросила она себя, натягивая свитер. – Где же теперь ваш материализм?» Марина осторожно приоткрыла дверь лаборантской и мышкой выглянула наружу. Аудитория осталась непривычно пуста. Одна только тётка сидела на стуле рядом с кафедрой в своей махновской шапке и незажжённой сигаретой в зубах. Увидев Марину, она поднялась ей навстречу. – Я решила вас подождать, – сказала она, глядя куда-то в сторону, – опять же, надо аудиторию закрыть… Марина что-то пробурчала в ответ, а сама приготовилась к новой порции ухаживаний. Из учебного корпуса они вышли молча. Старый усатый охранник с бурчанием закрыл за ними двери, и они снова оказались одни на тёмной улице. – Ну, вот и всё? – подала голос Маринина поклонница. – Или составить компанию до метро? – Не стоит, – ответила Марина с вежливой улыбкой, – меня проводят. – Который из них? Марина встрепенулась: – Откуда вы знаете? Плохо подведённые карие глаза слились в узкие щёлочки. – Я что, слепая, что ли? Я, конечно, старая лесба, но в мужских взглядах кое-что понимаю. После этих слов Марина испытала к собеседнице нечто вроде уважения. Она внимательно посмотрела в карие глаза, которые стали нормального размера, и разглядела там несколько этажей грусти. – Простите, что не оправдала ваших ожиданий, – сказала Марина на прощание. – Чего уж там… – окурок метеоритом полетел в сугроб, – не в первый раз… Предполагалось, что Михаил будет ждать Марину снаружи, недалеко от входа. Марине оставалось пройти до него с десяток шагов по Новосущёвской улице, но ей перегородила дорогу припаркованная прямо на тротуаре чёрная «Бэха». Стекло водительской двери опустилось, и Марина увидела руку в «коже». – Дэвушка! Садытэсь! – раздался изнутри исковерканный деланным кавказским акцентом знакомый голос. – Я не такая, – на автомате буркнула Марина и попыталась обогнуть машину сзади. Резко распахнувшаяся пассажирская дверь обрушила её планы. Марина сделала шаг назад, не зная, что делать. В этот момент из салона показалась лакированная туфля, затем отутюженная чёрная в полоску штанина, а затем и сам переодетый в костюм «ревущие двадцатые» Велиор. Не хватало только автомата Томсона и сигары в зубах. – Вас подвезти, – с утвердительной интонацией сказал он. – Можно подумать, у меня есть выбор… – вздохнула Марина. – Выбор есть всегда, Мариночка. Вот сейчас, например, ваш выбор – поехать со мной. Марина молча полезла внутрь. Все её планы теперь летели ко всем чертям. В прямом смысле слова. В машине было тепло, даже жарко. Пахло автомобильным ароматизатором и хорошим трубочным табаком. Марина сидела за водителем и сквозь мутное мерседесье окно смотрела на сильно потемневшую Москву. Рядом восседал Велиор с бутылкой шампанского в руках. «Что же теперь будет? – обречённо подумала Марина. – Скорее всего, уже ничего…» Ощущение безысходности гадко поддавило диафрагму. Марина откинулась в кресле и закинула ногу на ногу, неловко распахнув пальто. Взгляд Велиора тут же скользнул по её, выставленным будто напоказ ногам. – Не стоит, я уже всё видел, – сказал он. – Хотите взглянуть поближе? – съязвила Марина. Шампанское задорно хлопнуло. – Всему своё время… – Наглец… В Марининой руке образовался бокал, который тут же наполнился до краёв. – Мариночка, за вас! – И не в последний раз… – грустно сказала Марина, гладя на стремящиеся к свободе пузырьки. – Мысленно с вами! – долетело с водительского сиденья. Марина пару секунд раздумывала, но всё же решила выпить. А что ей, собственно, оставалось делать? Весь её гениальный план по подмене художественных ценностей пошёл прахом. Михаил, видимо, так и остался стоять на улице ни с чем. «Может, позвонить ему… – мелькнуло у Марины в голове, – и всё объяснить…» Она полезла за телефоном, но вдруг подумала, что это будет слишком подозрительно. Марина залпом выпила шипучку до дна. Вино приятно обожгло пустой желудок. «Чёрт с ним, – подумала Марина и закрыла глаза, – будь, что будет…» Хмель быстро вскарабкался до головы. Марине вспомнился постулат одного её институтского преподавателя: «Алкоголь – отличный растворитель несбывшихся надежд», и она грустно улыбнулась нечёткому образу, который выбросила память. Марина была уверена, что через секунду провалится в глубокий и спокойный сон, но не тут-то было. Машина сделала резкий манёвр, и Марина очнулась. – А куда мы едем? – спросила она, кажется, у самой себя. – Ко мне домой, выполнять вторую часть контракта, – ответил Велиор и снова наполнил Маринин бокал. – Но я… я очень устала, – запротестовала Марина, – может, в другой раз? – А чего тянуть? – усмехнулся Велиор. – Отдохнёте у меня, я вам новые простыни постелю… Левый глаз искусителя коротко вспыхнул зелёным. Марина молча выпила второй бокал до дна. – Уговорил, чертяка языкатый… Велиор закатился тяжёлым раскатистым смехом. – Вот и чудненько, – бросил гопник через плечо и ощутимо надавил на гашетку. Через некоторое время Марина всё-таки уснула, и дорогу до Велиорова дома её память сохранила лишь частично. А дальше всё пошло будто в каком-то дурном кино, смотренным одним глазом. Гопник проводил её в какую-то комнату, где Марина на полном автопилоте разделась, в душе соскребла с себя прилипшие взгляды «юных художников», что-то поела и плюхнулась в огромную разобранную постель. 11. Цвет не пахнет Марина проснулась с совершенно чистой головой и ощущением, что в комнате не одна. За окном было ещё темно. Марина нащупала рукой телефон, который вечером оставила рядом с подушкой, и посмотрела время – половина седьмого – потом, повернувшись в сторону, увидела на фоне окна знакомый профиль и по-кошачьи поблёскивающие в темноте зеленоватые глаза. – Если я вас напугал, простите великодушно, – сказал Велиор. – Нет, мне не страшно, – сказала Марина, – просто немного неожиданно. В сознании скакали события прошлого вечера. Марина тряхнула головой, чтобы убедиться, что это всё не сон и, совершенно не стесняясь, откинула с себя одеяло. – Как вы себя чувствуете? – поинтересовался Велиор, который переместился от окна в сторону и стал практически невидим. – Спасибо, хорошо, – отозвалась Марина, – голова, по крайней мере, не болит. Даже в темноте было видно, что собеседник широко улыбнулся.