— А запись с камеры наблюдения перед закусочной Ари? — спрашивает Рэй. — Показания Дарша Раи подтверждаются Трипом Гэллоуэем, — говорит Люк. — То же самое относится к показаниям Эми Чан и Джеппа Салливана. — И остатки дневника до сих пор не найдены? — Пока нет. — Ладно, тогда давайте исполним полученные ордера и арестуем этого поганца, — говорит начальник полиции. Но как только все приходит в движение, дверь каталажки распахивается и Белла — наш гражданский ассистент и администратор — сует в комнату голову, увенчанную высоким узлом светлых волос. — Рэйчел, сюда пришла женщина, которая хочет вас видеть. — Это может подождать? — Она говорит, дело срочное. — Кто она такая? — сдавленным голосом спрашиваю я. — Она не назвала свое имя. Сейчас она в приемной. Я решительно направляюсь в приемную и застываю на ходу, когда вижу по другую сторону стойки щуплую женщину в несообразно большом пальто, сгорбившуюся на пластиковом стуле. Ее волосы висят влажными прядями, лицо бледное как мел. Она держит на коленях набитую спортивную сумку и медленно раскачивается взад-вперед. Я поспешно распахиваю половинку двери, отделяющую нашу приемную от зоны ожидания. — Лэйси! С вами все в порядке? Она вскакивает на ноги, как испуганный олень в свете фар приближающегося автомобиля. Крепко прижимает к животу спортивную сумку и дрожит всем телом. — Я… мне нужно поговорить с вами. Прямо сейчас. Я… должна вам кое-что показать. Я беру ее за руку и понижаю голос. — Где малышка, Лэйси? Ей ничто не угрожает? — Она с женщиной из церкви, — шепчет она в ответ. — Я насчет Клэя. Он… думаю, он сделал это. Мой муж убил Лиину Раи. Он… убил свою ученицу. Рэйчел Тогда Среда, 26 ноября 1997 года — Проходите, проходите сюда, Лэйси. — Я провожаю ее за стойку и быстро веду по коридору в комнату для допросов. — Здесь мы можем поговорить. Садитесь, пожалуйста. Я сейчас вернусь. Лэйси опасливо устраивается на краю пластикового стула, по-прежнему так крепко прижимая к себе спортивную сумку, как будто ее жизнь зависит от этого. Я закрываю дверь. Адреналин бурлит в моей кровеносной системе, когда я широким шагом возвращаюсь в каталажку. — Это Лэйси, — говорю я. — Она хочет что-то показать мне. Говорит, что ее муж убил Лиину. Думаю, я должна поговорить с ней наедине. Люк встает и смотрит на шефа. — Мы будем наблюдать снаружи, — говорит Рэй. Я возвращаюсь в комнату для допросов с блокнотом в руке и сажусь напротив Лэйси. — Вы уверены, что с вашим ребенком все в порядке? — Меня тревожит психическое состояние Лэйси. — Джейни сейчас с Марсией Малейн из женской группы поддержки католической церкви. Я… у меня мало времени. Мой муж Клэй… Он позвонил на работу, сказался больным и отправился к своему врачу. Скоро он вернется домой и, когда обнаружит, что меня нет… Я… — Она резко поднимает сумку и раскрывает ее. На стол вываливается объемистая куртка. Чистая, отглаженная куртка цвета хаки. С загибами в тех местах, где она была аккуратно сложена в несколько раз. Цифры и буквы на кармане. Я смотрю на нее и вспоминаю слова Джасвиндера. Это была большая куртка цвета хаки… Судя по всему, приобретена на распродаже излишков военного имущества. Множество молний и карманов, какое-то цифровое обозначение на переднем кармане. Эта куртка не принадлежала Лиине. Когда я спросил об этом, она ответила, что одолжила ее. Я перевожу взгляд на Лэйси. — Это куртка Клэя, — тонким голосом говорит она. — Я знаю, что Лиину объявили пропавшей без вести, когда она ходила в такой куртке. Услышала это в новостях. Но сразу после того как девочку объявили пропавшей, Клэй принес эту куртку домой из школы. Она лежала в этой сумке. И она была постирана, отглажена и сложена… вот так. — Лэйси, вы помните, в какой день он принес домой куртку? — тихо и внятно спрашиваю я. — Вечером во вторник, 18 ноября. Когда он вернулся из школы. За день до этого я услышала по радио об исчезновении Лиины Раи. Тогда я не придала значения тому, что куртка Клэя соответствует описанию, — ведь существует много таких курток, и ходили разговоры, что Лиина скоро объявится. Но когда я повесила чистую куртку в стенном шкафу, то заметила темные пятна. Лэйси дрожащими руками разворачивает куртку на столе передо мной. Она указывает на участки с потемневшей тканью. Я остро сознаю, что за нами наблюдают через одностороннее зеркало, и почти физически ощущаю напряжение коллег. — Эти отметины не были выведены в прачечной, — говорит она. — Мне это показалось странным, и я спросила Клэя, почему он вообще отнес куртку в прачечную, а не постирал в нашей машинке. Я имею в виду… ведь нам не хватает денег даже на прачечную самообслуживания. — Что сказал Клэй? — Он сказал, что это грязь и кровь. Он поскользнулся, упал на тропе возле школы и порезал руки чем-то острым в грязи. Он сказал, что отнес куртку в прачечную, потому что она большая и тяжелая, а наша машинка не промышленного типа и не рассчитана на такую загрузку. Но я уже стирала его куртки в нашей машинке. Это было странно, но я обо всем забыла до тех пор… — Она сглатывает и качает головой. — До тех пор, пока не нашли тело Лиины и вы не пришли ко мне с вопросами о Клэе и его ботинках. Тогда я поняла. — Что именно? — Что это могла быть кровь Лиины. — Она размазывает слезу по щеке костлявой рукой. — Все… складывается. То, что он пришел домой в такое время и в таком состоянии. Ботинки… То, что Лиина приходила к нам и он давал ей частные уроки в сарае… — Она умолкает и невидящим взглядом смотрит на куртку, расстеленную на столе. Мое сердце ускоряет темп. Я не собираюсь прикасаться к куртке без перчаток. — Почему вы ждали до сих пор, чтобы рассказать нам? Почему не рассказали вчера? — Он мой муж… к лучшему или к худшему. Я… мне не хотелось верить, что такое возможно. Я не могла. Но потом… — Она снова замолкает. Я думаю о распятии на стене ее детской комнаты, над колыбелью. Эта молодая женщина, сама недавно вышедшая из подросткового возраста, стала женой и глубоко верующей матерью. Ее вера в брачные обеты, данные в церкви, перед лицом ее Бога, держат очень крепко. Пока смерть не разлучит нас. Она борется с когнитивным диссонансом и заступается за своего мужа, даже когда считает, что он совершил зло. — Что было потом, Лэйси? — мягко понукаю я. — Потом я пошла в его сарай. После вашего ухода. Я взяла болторез. Сломала замок, а когда вошла внутрь и увидела… Это грех. Зло. Бог покарает его. Он будет гореть в аду. — Что вы видели, Лэйси? — Она на дне сумки. Это… лишь одна из них. Я… не могла принести другие. Я… — Она умолкает и сидит со склоненной головой, словно ожидая гильотины. Неподвижная. Покорная своей участи. Она пришла сюда, свитая как пружина, но теперь, когда она доставила свою весть, силы покинули ее. — Вы можете минутку подождать здесь? Она непонимающе смотрит на меня. — Я сейчас вернусь, только принесу перчатки. Я беру пару резиновых перчаток и возвращаюсь в комнату. Осторожно открываю сумку. Мое сердце дает сбой. Отвращение комком встает в горле. Рэйчел Сейчас Пятница, 19 ноября. Наши дни Сейчас без пятнадцати четыре, и на улице уже темно, когда я прохожу по тихому коридору хосписа, направляясь к палате О’Лири. Я нахожу ее — карточка с его именем вставлена в пластиковый держатель на двери, а сама дверь слегка приоткрыта. Я медлю. Мне немного страшно. Внутри горит слабый свет, занавеска частично закрывает дверной проем. Я отодвигаю занавеску и тихо вхожу.