Часть 57 из 67 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Что вы вообще здесь делаете, придурки? – гораздо громче рявкает всадник.
Тут до меня доходит, что они, похоже, говорят на разных языках.
– Он спрашивает, почему вы повезли груз в эту сторону, – говорю я бородачам.
– Нам Кемпбелл сказал везти по левой стороне от дороги, – отвечает один из них.
Я перевожу.
– По левой стороне от путей, идиоты! – снова рявкает всадник. – Тут не будет проезда уже через полмили, куда вы собрались, на обрыв, что ли, с волами своими? Что с телегой?
– У телеги сломана ось, – говорю я, не ожидая ответа, – они сами не знают, что делать, она, похоже, была перегружена.
Всадник спешивается, кидает мне поводья, сдирает брезент, которым закрыта сверху телега, смотрит внутрь и стонет.
– Святый боже, какое счастье, что они поломались еще здесь, а не заехав с моим добром черт-те куда. Скажи им, чтобы все разгрузили и одного оставили сторожить, а остальные пусть тащат свою телегу чинить, я пришлю сюда целую, заберем и отвезем.
Я перевожу.
Бородачи взволнованно спорят, кому оставаться под дождем на груде железяк, а кому вести волов (почему волов? Это же быки? Кто такие волы? Сбоит у меня, что ли?) обратно в Балаклаву.
– Ты чей, парнишка? – спрашивает хозяин груза, взбираясь обратно на лошадь. – Впрочем, без разницы, залезай сзади, ты мне сейчас еще пригодишься: у меня на складе толпа этих тряпкоголовых, и ни один не говорит по-английски. Потом скажу твоему начальству, что тебя реквизировал. Сам виноват, что шарахаешься без дела. Ну? Чего встал как столб? Руку давай!
Он втаскивает меня на лошадиную задницу.
– Ты никогда верхом не ездил, что ли?
– Никогда.
– Понятно. За меня держись двумя руками, а то свалишься. Нет, нет, не за куртку, за пояс возьмись, крепче!
Лошадь поддает мне во-от такого леща своей огромной задницей, я сжимаю зубы и трясусь, судорожно держась за пояс всадника. Вскоре ход лошади меняется и становится плавным, как на качелях, зато земля, которую я вижу из-за его плеча, несется мимо со скоростью, наводящей тошноту. Упаду – убьюсь на хрен. Я зажмуриваюсь и представляю, будто сижу в вороньем гнезде, в руках у меня не пояс, а нормальный, хорошо закрепленный конец, и падать мне совершенно ни к чему, и даже мысли такой и близко нет. Все хорошо, все хорошо.
Оставшийся день – поверьте, он был очень длинным – я провожу в разъездах. Если не считать того, что у меня болит примерно все, можно считать, что мне повезло. Самой бы на своих двоих мне бы в жизни столько не обегать. Он таскает меня к кораблям, где орет на бородатых грузчиков (некоторым приходится переводить, некоторые его понимают), на какие-то склады, где перегружают из больших связок в связки поменьше здоровенные блестящие железки, а маленькие связки везут на телегах к насыпи и там перегружают в здоровенную колесную дуру, стоящую на двух блестящих линиях из этих же самых железок. Колесную дуру утягивает хмурая лошадь, которую ведет под уздцы хмурый бородач, а меня опять куда-то тащат за рукав. В длинный деревянный дом с большими дверями, раскрытыми нараспашку. Внутри стоят столы из неструганых досок. Один из столов покрыт какой-то тряпкой, изображающей скатерть, именно за него мы и садимся.
– Накорми нас, – распоряжается повелитель железяк. Седой дядька со здоровенными морскими бакенбардами и чисто выскобленным лицом отвечает что-то типа «ессэр» и приносит две миски фасолевой каши с жилковатыми кусками мяса, жесткий хлеб, нарезанный большими кусками, и кувшин с двумя кружками. Я озираюсь в поисках ложки, понимаю, что ждать не приходится, и делаю себе загребалку из твердой хлебной корки – есть-то хочется.
– Зови меня мастер Битти, – говорит повелитель железяк, наливает и пододвигает мне кружку с питьем, а сам откуда-то из сапога достает ложку. Я нюхаю кружку. Боже, это пиво. Да еще какое-то прокисшее. Я быстро отодвигаю кружку и спрашиваю:
– А вода есть? Или чай?
– Чай! Ха! Стамп! Принеси ему ложку! У тебя точно были запасные!
Похоже, чаю не будет. Ну ладно.
– Как тебя звать?
– Уна.
– Швед, что ли? Ну Уно так Уно. Ты чей?
– Ничей.
– Врешь, здесь нет ничьих.
Я пожимаю плечами и улыбаюсь.
– Ну мне же и лучше, – решает Битти, – но если предыдущие хозяева тебя накажут, я не заступлюсь.
– Договорились, – отвечаю я. Битти на миг застывает с набитым ртом и поднятыми бровями.
– Вот нахал.
Что? Что я не так сказала? Блин. Но Битти уже успокаивается.
– Пошли ко мне, найду, где тебя разместить. Припишу тебя переводчиком, сил моих больше нет договариваться через их толмачей. Они то есть, то нет, да и не поймешь вечно, дело они говорят или так лопочут.
Я задумываюсь. А что, вообще-то, возможность шикарная. Битти болтается со своим железом по всему поселению, а может и там, куда везут все эти грузы. За его спиной я смогу обшарить каждый камень. Плохо, что я не знаю не только того, кто из пропавших Братьев в этой лоции, но и того, как далеко он отсюда. Так или иначе, где-то жить и что-то есть надо.
– Хорошо, – наконец говорю я, – буду вашим переводчиком.
– Вот нахал, – отвечает Битти уже с меньшим удивлением и торопит меня идти. Кстати, пока я ковырялась со своей фасолью, он съел всю свою порцию, весь хлеб и выпил весь кувшин, включая то, что отодвинула я. Моторный мужик, придется привыкать.
В его палатке стоит стол, заваленный бумагами, несколько металлических ящиков, из части которых торчат бумаги же, а часть закрыты на замок; три складных стула и деревянная, похоже, что тоже складная, кровать. Битти падает на стул, хватает какие-то бумаги, вытаскивает чернильницу и перо и начинает что-то быстро царапать.
– Спать будешь с Финдлейсоном. А если он не появится через десять минут – то вместо него.
Всю жизнь, черт возьми, мечтала спать с Финдлейсоном.
В палатку засовывается молодой красивый мужчина. Чем-то похож на Братьев, но волосы кудрявые и посветлее, а сам повыше ростом. Если Финдлейсон именно это, то я, пожалуй, и не сильно против.
– Привет, Аткинс, – говорит Битти, роясь в одном из ящиков, – хорошо, что ты меня застал… Я сейчас кое-что запишу, сдам Финдлейсону этого вот курносого и уеду на ночную смену, а пока мне срочно нужно выпить чаю, а то я усну в седле, как в тот раз.
– Что за девчонку ты себе завел, Джеймс? Весь лагерь заинтригован.
Я подпрыгиваю на полметра, но Битти даже не ведет бровью.
– Отличная девчонка, через пару лет выучится держаться в седле, а там и усы полезут. Переводит толково, а что мне еще надо?
– Где ты вообще его нашел?
– На северо-западном склоне.
Красавчик поворачивается ко мне и внимательно изучает.
– Дай-ка руку.
Я неохотно протягиваю.
Он поворачивает ее ладонью кверху, проводит там и сям пальцем.
– Джеймс, я думаю, это юнга с какого-то корабля. Но… Ты, парень, давно не тянул канатов, верно? Пару месяцев ни одной вахты, да?
– Да, – неохотно соглашаюсь я.
Он берет меня за подбородок, поворачивает мою голову туда-сюда.
– И ты шпаришь по-турецки, как уроженец Скутари.
– А по-английски – как уроженец Ферманаха, – подает голос Битти.
Аткинс фыркает, потом взгляд его становится серьезным, а потом печальным.
– Я думаю, – произносит он, и тут до меня доходит, что он говорит и не по-турецки, и не по-английски, – мальчишка сбежал с турецкого корабля. Язык и лицо могут быть материнскими. А причина удрать… Ну ты знаешь турок. Особенно что касается ребят со светлыми волосами и зелеными глазами.
– Тогда тем более я не собираюсь никому его возвращать, – сердито говорит Битти по-английски.
– Интереснее то, почему мальчишка одет по-европейски. Я бы все-таки его раздел и осмотрел.
– А вот не надо меня раздевать и осматривать, – злобно отвечаю я и закрываюсь руками.
Аткинс подпрыгивает и роняет стул у себя за спиной, Битти встает.
– Ты и по-французски понимаешь?
– А это запрещено? – огрызаюсь я.
– Да, в общем, не запрещено… На именно этой войне так и вообще неплохо… Погоди, дружок… – Аткинс делает пару шагов назад, что-то нашаривает в кармане – он что, меня боится? – и выпаливает что-то непонятное.
Я дико смотрю на него. Сколько тут языков? Предок обещал мне три? Значит, всё, готово, предел пройден. Черт. Аткинс рявкает еще что-то.
Я смотрю на Битти. Он встревожен, но вроде бы не злится.
– Это я тоже должен понимать? Нет, ищите кого-нибудь другого.
Битти и Аткинс переглядываются.
– Не, ну серьезно, я вам что, автомат по переводу с чего угодно на что угодно?