Эйвери поехала в направлении адреса психиатра, быстро добравшись до места назначения, поскольку улицы были свободны. Вернувшись к работе после двух недель, проведенных в больничной палате, она поразилась тому, как быстро летело время. Кстати, оно уже близилось к одиннадцати и, хотя она сделала целых три остановки (у Джейн Сеймур, у ныне покойного Митча Бреннана и, наконец, в тюрьме), казалось, что пока ничего существенного достичь не удалось. Но было приятно двигаться вперед, работая над чем-то новым. Тот факт, что за ней следил кто-то, кто мог бы поставить ее саму и ее близких под угрозу, лишь усиливал это ощущение. Когда Эйвери взялась за руль, чтобы направиться к офису Джаннель Пирсон, то сжала его так, что на руках побелели костяшки. *** Подъехав к офису психиатра, Эйвери увидела небольшую табличку на стеклянной двери. Она гласила: «Чрезвычайная ситуация. Вернусь через час». Предполагая, что под этим ЧП имелся в виду ее визит, Блэк подошла и постучала. Тут же подошла высокая женщина с коротко обрезанными рыжими волосами и в очках со незамысловатой оправой. Эйвери показала свой жетон. Дверь отворилась и ее запустили внутрь. – Доктор Пирсон? – спросила Эйвери. – Да. Извините, что была груба по телефону. Мои сеансы достаточно редко прерывают. Слава Богу, клиент отнесся к этому с пониманием. – Спасибо Вам, что осознаете всю серьезность сложившейся ситуации, – ответила Блэк. – Прошу Вас, пройдемте в мой кабинет. Я только что сварила кофе. Пирсон спешно провела Эйвери в дальнюю часть здания, где находился ее офис, размером с квартиру Блэк. Возле противоположной стены располагался огромный дубовый стол, к которому вели три ступеньки, отделанные ковролином. Там же стоял мягкий диван для посетителей и большое красивое кресло. Повсюду висели абстрактные успокаивающие картины. – Пожалуйста, присаживайтесь, – сказала Пирсон, направляясь к миниатюрному бару, чтобы налить им свежего кофе. Эйвери присела на диван, ощущая себя словно на приеме. – Итак, просто, чтобы убедиться, – произнесла она. – Вы работали с Рональдом Билем во время судебного разбирательства, так? – Да, хотя не думайте, что это что-то дало. Она подошла к дивану, протянув Блэк чашку кофе и поставив рядом поднос с пакетиками сахара и сливками. Эйвери взяла сахар, добавила его в напиток и размешала. – Почему Вы говорите, что это ничего не дало? – Потому что к концу суда, присяжные и судья решили все сами. Я знаю, что Рональда так и не осудили за убийства, и это ужасно. Я прекрасно помню, что даже учитывая отсутствие четких доказательств, в воздухе витало всеобщее желание посадить его за решетку. Судья, присяжные, да что там говорить, весь город хотел этого. – Я также была в их числе, – согласилась Эйвери. – Тогда я была его адвокатом и нарочно провалила дело. – Разговаривая по телефону, я обратила внимание, что Ваше имя показалось мне знакомым, – сообщила Пирсон. – Мне кажется, Вы абсолютно не считали, что тюрьма является для него лучшим местом. – Боже, нет. Я настоятельно рекомендовала, чтобы его отправили в специальное учреждение, где профессионалы смогли бы заняться проблемами его психики. Но никто не прислушался. – Можете пояснить, почему Вы так настаивали на этом? – спросила Эйвери. Пирсон сделала глоток и посмотрела на журнальный столик, стоящий между ними. Она уставилась на него так, словно всячески старалась не вспоминать события тех дней, хотя именно это от нее и требовалось. – Рональд Биль был ужасным человеком, – ответила она. – Думаю, работая с ним так близко, Вы должны были ощутить это сами. Блэк кивнула. Она действительно чувствовала в нем что-то неправильное, некое зло, которое, казалось, исходило от него вместе с дыханием. Это послужило одной из причин, почему она так легко убедила себя в том, что он виновен. – Я не драматизирую, – продолжила Пирсон. – Я работаю в этой сфере уже восемнадцать лет и могу без колебаний заявить, что Рональд Биль являлся одним из самых страшных людей, с которыми мне довелось встретиться. Пару раз он практически открылся и признался в совершении убийств, но не предоставил мне достаточно информации, чтобы обратиться в полицию. И да, я бы рискнула нарушить главное врачебное правило конфиденциальности в данном случае. Этот человек был кровожаден, как никто. Он подробно рассказывал мне о вещах, которые видел в жизни: кровавых боевиках, сценах с убийствами, ДТП, об олене, которого он подстрелил, будучи еще подростком. Он говорил об этом, словно обычный студент о литературе или философии. – Конечно, этого недостаточно для того, чтобы тебя признали безумным, – согласилась Эйвери. – Нет. Но мне было достаточно провести с ним более сорока часов, чтобы удостовериться в этом. Я могу перечислить Вам список диагнозов, которые направила в суд. Я бы даже сказала, что он, в принципе, не мог участвовать в судебном разбирательстве. – И каковы же были его диагнозы? – поинтересовалась Блэк. – Из менее серьезного можно выделить, что он страдал навязчивыми состояниями. Память у него была, словно у банковского хранилища. Явно просматривалось антисоциальное расстройство личности. Вряд ли он когда-либо испытывал сочувствие или сострадание к ближнему. Никаких угрызений совести. Пару раз я разрешала ему прогуляться по кабинету во время разговора. Я спрашивала, что было у него на уме в эти моменты, и результат несколько шокировал меня. Он делился своими размышлениями на тему человеческого тела. Ему было интересно, сколько крови можно потерять от небольшого разреза на шее, как много времени уйдет на то, чтобы человек истек кровью. Иногда он рассказывал о вещах, которые наблюдал, работая на банду, и о том, что очень сильно хотел бы принять участие в них. Это касалось расчленения тел или расстрелов. Во время одного из сеансов он целых пятнадцать минут рассказывал мне о том, как выглядит мозг человека, когда в него попадает пуля. Он вполне серьезно заявил, что это очень красиво и вдохновляюще. – О, Боже. Как Вы… Как, по-Вашему, судьи смогли просто отбросить все это в сторону? Он явно нуждался в психиатрическом лечении. – Соглашусь. Но, хоть это и злило меня, я все же понимаю, как они умудрились махнуть на такое рукой. Взгляните на это глазами публики, детектив. Мы с Вами привыкли работать с убийцами и психопатами. Обучение и набранный опыт заставили нас смотреть на это, словно через солнцезащитные очки. Но обычные люди… Это слегка иное. – Как это? – Я привыкла использовать для этого пример Джона Уэйна Гэси, – нервно ухмыльнулась Пирсон. – Ужасный серийный маньяк. Полагаю, Вы слышали о нем? Эйвери кивнула. Будучи в колледже, она проводила что-то вроде расследования по этому известному убийце. – Со временем СМИ сделали из него некую мифическую фигуру. Но, если отбросить зверские преступления, которые он совершил, то Джон абсолютно не соответствовал профилю серийного убийцы или же тому, как обычные люди считают, маньяк должен действовать, выглядеть и думать. Существует множество отчетов, согласно которым те, кто хорошо знал Гэси или же просто сталкивался с ним, подтверждали, что он представлял собой вполне обычного человека. Даже слегка харизматичного. Поэтому, когда вам попадается парень вроде Рональда Биля, который не дает ни единого намека на чудовищность, ожидаемую присяжными, происходит некая гуманизация. Они попросту не видят его в качестве монстра, срочно нуждающегося в помощи психиатра. Он предстает перед ними в качестве человека… Испорченного человека, способного на чудовищные поступки. Понимаете, о чем я? – Да, – задумчиво кивнула Эйвери. – А самым страшным в деле Гэси было то, – продолжила Пирсон, – что после казни его мозг был изъят и изучен специалистами. Слышали, какой результат их ожидал? – Никакой, – ответила Блэк. – Не было найдено никаких аномалий. – Верно, – сказала Пирсон. – Согласно проведенным исследованиям, мозг Джона Уэйна Гэси ничем не отличался от наших с Вами. Я готова поспорить, что в случае Рональда Биля результат не изменится. – То есть, Вы пытаетесь сказать мне… – начала Эйвери. – Что следует быть осторожнее. По моему мнению, Биль является практически нормальным человеком, в смысле не имеющим явных умственных отклонений. Он никоим образом не отстраняется от реальности. Но понятие угрызений совести ему не знакомо. Этот человек способен на чудовищные вещи. И, если спустя шесть лет, он снова начал убивать, я ничем не могу помочь, кроме как поинтересоваться, сделал ли он это вновь, будучи таким монстром. Глава девятнадцатая Разговор с Пирсон немного напугал Эйвери и заставил нервничать. Блэк была не из пугливых, но тревожная цепь событий могла вывести из себя любого. Не имея ни малейшего представления о том, что делать дальше, она ощутила острую нужду съездить обратно в квартиру Рамиреса и проверить все ли в порядке с Роуз. Скорее всего, дочь сильно раздражена тем, что была вынуждена застрять там и является практически заключенной из-за хаоса, царящего в жизни матери. Конечно, ее жизни сейчас ничего не угрожало, но Эйвери не ждала от дочери, что та поймет и оценит проявленную заботу. Из-за обеденного трафика пездка к дому Рамиреса заняла около сорока минут. Блэк стало интересно, кто именно сейчас находится на посту наблюдения и она почти решила понаглеть и подъехать прямо к подъезду, чтобы посмотреть. Но, в конце концов, она предпочла более безопасный способ. Эйвери припарковалась за домом и вошла через боковой вход, который вел к лифтам и маленькой прачечной. Поднимаясь на этаж, она решила позвонить О’Мэлли, чтобы проинформировать его о достигнутых результатах, но передумала, не желая будить спящего медведя без явной на то причины. Выйдя на третьем этаже, Эйвери прошла половину коридора до двери Рамиреса. Вставив ключ в замок и провернув его, она тут же позвала Роуз, чтобы не пугать ее. – Роуз, это я. Она распахнула дверь, вошла внутрь и только потом сообразила, что та была не заперта. «Она открыта», – поняла Блэк. Сделав еще два шага, она ощутила, как сердце замерло. По телу пробежал холодок, она автоматически дотронулась до Глока. Кругом царил хаос. Повсюду валялись диванные подушки. У основания стены валялись осколки бокалов, которые прежде стояли на кухне. Дверца холодильника была открыта нараспашку: молоко, чай и сок лужами стекали на пол. Картины, рамки, все валялось в беспорядке. – Роуз! Ее голос разнесся словно гром среди ясного неба. Вбежав в гостиную с пистолетом в руках и приготовившись стрелять, она увидела еще больший хаос. DVD-диски были разбросаны повсюду, а в телевизоре зияла огромная дыра. Никакого намека на присутствие здесь Роуз. Она заглянула за кухонный гарнитур и бар, убедившись, что никого не было прежде, чем двинуться в спальню. Дверь была закрыта, поэтому Эйвери пнула ее и буквально запрыгнула внутрь, будучи уверенной, что внутри кто-то есть. Но и там никого не было. Тем не менее, ее взгляд упал на нечто, заставившее ее тело снова похолодеть от ужаса. На стене, прямо над кроватью находилось послание. Судя по всему, оно было написано тем же маркером, что и ранее. Почерк был похож на тот, который ей уже довелось видеть в записке с котом и манекене на складе. Оно гласило: «ОДИН ЗА ДРУГИМ. ВСЕ, КОГО ТЫ ЛЮБИШЬ. А ПОТОМ ЛИШЬ ТЫ И Я». «Роуз». Ее сердце чуть не остановилось, когда она поняла, что Биль уже побывал здесь и похитил Роуз. «Но каким образом он прошел мимо наблюдения? Как он…»