— Это мое нечто, Ден. Он медленно кивает, потом говорит водителю следовать по данному мной адресу. Как только мы прибываем, Ден вылезает из машины, давая мне выйти. Когда он начинает идти за мной, я кладу руку ему на грудь. — Останьтесь здесь. Внутрь я не пойду. Он окидывает взглядом окрестности и цепляется глазами за двух подростков, которые разрисовывают припаркованную чуть дальше на тротуаре машину. — Не очень хорошая идея, мисс Лоун. Изморось покрывает мое лицо, и холод пронизывает до костей. А может само место сковывает меня до онемения. После взрыва, оставившего огромную дыру в нашей квартире, я пообещала себе, что никогда не вернусь сюда, однако вот она я, и меня всю трясет. Я прекрасно держусь, пока Ден со своим ростом нависает надо мной. Почти уверена, он сантиметров на пять выше Себастьяна. Стиснув зубы, чтобы они не стучали, я, наконец, выдавливаю, указывая на аллею рядом с серым зданием: — Я буду в порядке. Мне надо туда. Он хмурится, недовольство заостряет черты его лица. — Аллеи неприемлемы. Я пожимаю плечами и обхватываю себя руками, чтобы спрятать сотрясающую меня дрожь. — Проверьте ее, если это необходимо. Он хмыкает, затем выскальзывает из своей куртки. Прежде чем я могу что-то сказать, он набрасывает ее мне на плечи. — Держите, будет теплее. Его куртка огромная, она закрывает мои бедра, а рукава целиком прячут пальцы. Несмотря на то, что его наплечная кобура с пистолетом теперь видна, я не могу сдержать маленькую улыбку, пока плетусь за ним, чтобы он осмотрел аллею. Джентельмен с ружьем. Однозначно, мистер Блейк нанимает нечто больше, чем просто мускулы. Убедившись, что место пустует, Ден движется к началу аллеи, кратким кивком головы показывая мне, что не собирается оставлять меня здесь одну. Мое сердце бьется сильнее, пока я иду мимо развороченного велосипедного колеса, кукольной головы с отрезанными волосами и переполненного мусорного бака, взглядом ища нужное мне место на кирпичной стене. Это занимает несколько минут, потому что кто-то переставил мусорный контейнер к противоположной стене, однако, в конце концов, я нахожу то, что мне нужно. Место на стене, где кирпич слегка отошел. Мусорный контейнер загораживает от меня Дена, так что я перевожу дыхание и вытаскиваю один из кирпичей. Засунув руку в образовавшуюся дыру, я нащупываю нечто, спрятанное почти одиннадцать лет назад. Я быстро вытаскиваю это, и сладко-горестный вздох пронзает все мое тело. Ссутулив плечи, чтобы защитить от мороси тонкий лист бумаги, я раскрываю его, вспоминая последний раз, когда я разговаривала со своей маленькой сестренкой Амелией. — Порисуй со мной, Талия, — требует она, уперев свои ручки в бока, как миллион раз делала я сама. Я вздыхаю и кладу свой учебник по математике на стол. — Не могу, Амелия. Мне нужно учиться. У меня скоро тест. — Пожаааалустаааа, — умоляет она, и для пущего эффекта наклоняет головку и надувает губки. Я не могу не рассмеяться от вида ее кудрей, плюхнувшихся на одну сторону из-за ее преувеличенных движений. Она может быть по-настоящему ангелоподобна и восхитительна, когда захочет. — Ладно, уговорила. Но за это я выбираю то, что мы рисуем. — Ох, — Амелия складывает руки, совершенно не согласная с этим предложением. Я усмехаюсь. — Иди принеси свои фломастеры и лист бумаги. Тебе понравится. Пискнув, она извлекает все, что нужно, а затем быстро карабкается мне на колени, за кухонный стол. — Нарисуй что-нибудь магическое, например единорога. Когда я начинаю выводить ее имя черными чернилами, она быстро меня прерывает. — Здесь нет ничего магического. Это просто мое имя. Усмехнувшись, я киваю. Она еще не может читать, однако знает алфавит и уже распознала собственное имя. — Я знаю, тебе придется немножко потерпеть до магии. Она встряхивает головой, удобнее устраиваясь у меня на коленях. Тогда я вывожу свое имя под ее. — А вот так пишется мое имя. Талия. Все еще не видишь магии? Амелия поднимает на меня сияющие глаза. Она качает головой, однако целиком и полностью верит, что я выполню свое обещание. Я откладываю в сторону черный фломастер и беру красный, чтобы нарисовать сердце вокруг трех последних букв наших имен. — Сейчас видишь? Ее глаза полыхают так, будто сейчас Рождество, и она хлопает в ладоши. — У наших имен одинаковые буквы! — Ага, — хихикаю я, а затем рисую «Две Лии» сверху листа. Смеясь от восторга, Амелия берет ярко-розовый маркер, и, высунув язык от старания, выводит свое сердечко рядом с моим. У нее получается неровно, и больше похоже на овал, чем на сердце, однако она остается довольна проделанной работой, и взволнованно объявляет: — Две Лии, два сердца. Я улыбаюсь, думая о двух соединенных сердцах на своем кулоне. Одно для меня, одно для нее, когда она станет чуть постарше. — Ага, две Лии, два сердца. И когда это ты успела стать такой умной? Сжав мою шею в крепком объятии, она говорит: — Это все ты. Потом спрыгивает и бежит в сторону своей комнаты, а ее новые рисунки парят вслед за ней подобно воздушному змею.'' С сильно бьющимся сердцем, я прячу листок в сумочку, затем иду в конец аллеи. С каждым сделанным мной шагом уверенность, которую я достигла за все эти годы, медленно тает и ускользает прочь, подобно змеиной коже. Наконец я дохожу до заднего угла здания и смотрю на пожарную лестницу. Все мое детство эта металлическая платформа была спасением от моего мира. Все, что мне надо было сделать, — это спуститься по этой лестнице и обрести свободу. «Какой же наивной я была» — бормочу я. Мои мысли мчатся к ночи моего побега, к ночи, когда погибла Амелия. Тогда, на острове Марта Виньярд, я рассказала Себастьяну, что Хейс сделал со мной, однако я кое-что утаила. Уолт вместе с Хейсом и Джимми на несколько часов заперлись в соседней квартире, что было мне на руку. Мне была необходима тишина, чтобы подготовиться к тесту по математике, поэтому после того, как я нарисовала «Две Лии» для Амелии, я усадила ее на диван перед телевизором вместе с любимой куклой и включила одну из программ, которая, я знала точно, увлечет ее. Спустя пятнадцать минут моих занятий, Уолт вваливается в маленькую кухню и усаживается на один из стульев, стоявших у стены в нескольких шагах от стола. Мы двигали их к столу лишь в тех случаях, когда все вместе садились есть. — Сообрази мне какие-нибудь яйца и тост, Талия, — невнятно бубнит он с полуприкрытыми глазами. Я заостряю на нем внимание. В первый раз я так близко вижу его под кайфом. Раньше он хотя бы прятался от меня. Через стенку я слышала, что он гиперактивен, слишком сильно смеется, слишком громко разговаривает. Я знала, что он начал принимать экстази, который упаковывает вместе в Хейсом, но на этот раз он принял больше, чем обычно. Я вижу это по его бьющей через край энергии, обильном потоотделении и последующим за всем этим периодом крайнего истощения. Я не понимаю, как он умудряется скрывать свою зависимость от моей тети. Меня бесит, что она взяла себе двойную смену, и из-за этого ее не будет дома еще несколько часов. Означает ли это, что сейчас она зарабатывает достаточно денег, чтобы мы могли уйти? Часть меня думает, что для Уолта будет огромным облегчением, если мы заберем Амелию с собой, и что он даже не заметит, что ее нет, либо просто не станет утруждаться ее поисками. Нет никаких шансов, что я брошу ее. По крайней мере, Амелия сейчас в другой комнате, и хотя бы не увидит его в таком состоянии. — Почему бы тебе не пойти поспать? — спрашиваю я низким, саркастическим голосом. — Я велел тебе приготовить мне что-нибудь, — орет он, размахивая рукой. Может, если я приготовлю ему немного еды, он решит вздремнуть. Я поднимаюсь, и к тому моменту, как ставлю кастрюлю на плиту, он разваливается на стуле и храпит. Агрх! Закатив глаза, я сажусь обратно за стол и снова пытаюсь сосредоточиться на математике. Я настолько сфокусирована на домашней работе, что не слышу, как Хейс проходит через дверь, соединяющую наши квартиры, до тех пор, пока его горячее дыхание не опаляет мою шею. — Что делаешь, Талия? И, прежде чем я успеваю ответить, он выпрямляется и бьет, посмеиваясь, по вытянутой ноге Уолта, отчего тот еще больше съезжает на стуле. Я напрягаюсь, когда он возвращается ко мне и наклоняется над моим плечом, его близость и жуткий голос посылают дрожь по позвоночнику. Я смотрю на Уолта с сильно бьющимся сердцем, а потом выплевываю: — Пытаюсь сконцентрироваться, но ты не даешь. Рука Хейса опускается на мою тетрадь, полностью ее закрывая, в то время как он склоняется надо мной. — Как насчет того, что ты хоть разочек сконцентрируешься на мне?