– И чем же мои блинчики хуже фирменных, от французского ресторатора? Или кто там у них кухней заведует? Не могу понять… – проговорила Ольга. – Твои – сделаны с любовью, – торжественно произнес Георгий. Он ел, Ольга смотрела на своего возлюбленного, болтала какую-то чепуху: про соседку Надю, ее бывшего, про тополиный пух и несносных клиенток… Потом спохватилась: – О, прости, что я голову тебе морочу! У тебя как дела? – Да как-как… Опять на дачу ехать. А я эту дачу просто ненавижу. Скука смертная! Два часа в пробке – и комары, комары! Георгий отставил пустую чашку, вымыл руки. – Ну, идем, – тихо произнес он. – Идем. В комнате они разделись, Ольга нырнула под свежую, пахнувшую специальной стиральной отдушкой простыню. – Я тоже чуть не умер, веришь ли, без тебя… – пробормотал Георгий, целуя Ольгу. – Только не торопись, – через некоторое время нетерпеливо потребовала она. – Нет-нет, я не… – он застонал. – Как ты это делаешь, детка? – С любовью! – на миг отвлекшись, засмеялась она. – О да!.. Они знали друг друга наизусть, но повторение пройденного им не надоело. – Вчера были в гостях, у крестной… – И?.. – Да, да… А там Климт на стене. Чуть притормози, вот так. – Кто такой Климт? А, это известный художник! – вспомнила Ольга. – Да. Еще. И вот так. Этот его известный «Поцелуй», картина. Не оригинал, конечно, постер, но превосходный. О-о!.. – А-а!.. – Ольге показалось, что она теряет сознание. Несколько минут они лежали без сил, постепенно приходя в себя. – И что Климт? – наконец, спросила Ольга. – Я говорю, увидел картину Климта, называется «Поцелуй». Копия ты – девушка на картине. И я вспомнил тебя. И еще там мужчина нарисован, кажется, он на меня похож. Мужчина целует девушку. У меня было чувство, что меня сейчас все разоблачат, увидев этот постер. Ольга улыбнулась, поцеловала Георгия в плечо. Сейчас, без очков, возлюбленный уже не выглядел таким угрожающе солидным, в его «обнаженном» взгляде читались нежность и беспомощность. – Ты лучше всех, – прошептала Ольга, провела пальцем по его губам. – Детка… Ты такая милая! – с нежностью отозвался Георгий. – И за что мне такое счастье? Я тебя не достоин. – Почему – не достоин? Ты – мой принц. Я тебя ждала всю жизнь. – Детка, мне пятьдесят один, шестой десяток, по сути. Я на двадцать лет старше тебя. Еще немного – я превращусь в старика. А тебе еще жить и жить, цвести… – Значит, ты собираешься со мной расстаться в скором времени? – напряглась Ольга. – Не хмурь свой чудесный лобик, – Георгий поцеловал ее, – не то морщинки появятся. Ты сама меня оставишь. – Нет. Нет, никогда. Ты ведь не собираешься меня бросать? – Никогда. Если бы я мог… я бы за великое счастье… чтобы мы вот так, как сегодня, и до скончания жизни… Моей, разумеется. – Если ты умрешь, умру и я. Они обнялись порывисто и замерли. – Ты ведь знаешь, что я не могу ничего изменить, – печально произнес Георгий. – Знаю и ничего не требую. – Ты моя милая… – Гоша… – Да? – рассеянно отозвался возлюбленный и приподнялся на локте. – Ты мои часы не видела? Все время боюсь забыть, это подарок, вдруг Варя заметит и спросит… А, вот они, на столике… – Гоша, а если бы я родила? – Зачем? – испугался он. – Ты беременна?! – Нет. Но… я бы хотела ребенка. От тебя. – Оленька, ну какой из меня отец? И по возрасту, и вообще… – Я бы от тебя ничего не стала требовать. Ни денег, ни времени, ни помощи. Ни алиментов, ни установления отцовства – мне ничего не надо. Ни-че-го. Георгий молчал, его лицо выражало растерянность и смятение. – Все было бы так же, как и сейчас, – настойчиво произнесла Ольга. – Я женщина, у меня материнский инстинкт, я должна. Я хочу, в конце концов. Твоя Варвара никогда об этом не узнает. Даже больше того… Мой ребенок никогда не станет претендовать на то наследство… что ты собираешься оставить своей дочери, Аглае. Сколько ей сейчас? Шестнадцать? Я представляю, впереди экзамены в школе, в следующем году, да? ЕГЭ, репетиторы, ты говорил. Потом институт и опять одни расходы… Конечно, ты не имеешь права жертвовать свои деньги новому ребенку. Но пойми, мне ничего не надо. Я не богачка, но мы с ребенком проживем, не бедствуя. Георгий молчал, закусив губу. – Гоша, я тебе клянусь. Ты же меня знаешь, я тебя никогда не подводила, я всегда соблюдала договоренности. И потом, если это будет сын… Ты ведь мечтал о сыне, как любой мужчина? – Ну допустим, я не любой мужчина и… Хотя, ты знаешь, я понимаю твои устремления. Ты женщина, и ты… Я не против, детка. Пусть будет ребенок, хорошо. Только не сейчас, а чуть позже, года через два. Когда закончится вся эта свистопляска с экзаменами и поступлением у Аглаи. Вот тогда – да, все возможно, – Георгий улыбнулся, пусть и неуверенно. – Спасибо, – обрадовалась Ольга. – Спасибо, милый! – Сколько сейчас? О, уже половина второго! Опаздываю! * * * В половине второго зазвонил телефон, на экране высветилось имя – Катрина. – Алло! – бодро отозвалась Надя. – Слушаю вас, Катрина. Надеюсь, все в порядке? – В каком смысле? А, да, все в порядке, ношу ваши брючки с блузкой, все хвалят… Я, пожалуй, через месячишко к вам еще загляну, мне на осень кое-что надо сшить… – затараторила клиентка. – Но я не про то. Вы, Надюша, обещали, что братцу моему кое-что сошьете! – Какому братцу? – удивилась Надя, но тут же вспомнила: – А, вашему брату! Филиппу, да? – Он к вам может подойти сегодня? – Да, конечно. После трех – в любое время. – Отлично! – обрадовалась Катрина. – Всего доброго, Надюша. – К вашим услугам, – попрощалась Надя и нажала на кнопку отбоя. Она вновь села за швейную машинку и принялась строчить очередную черную юбку-карандаш. Вытачки, боковые швы, шлица сзади, подогнуть, подкладка, пояс… Юбка была готова меньше чем за час. Когда Надя отпаривала швы, хлопнула входная дверь. Минут через десять в комнату постучала Ольга: – Компаньонка, к тебе можно? – Заходи! Надя выключила утюг, принялась вертеть готовую юбку перед собой – все ли в порядке? Контроль качества, так сказать… Завтра с утра за этой юбкой забежит очередная клиентка, и необходимо, чтобы та ушла довольной.