– Ты мне советы даешь? – изумленно переспросила она и замолчала. Лариса сверлила меня взглядом, задумчиво прикидывая, что именно может означать мое присутствие. Вывод был очевидным, хотя и неверным. – Значит, ты решила занять мое место? – И как ты пришла к такому выводу? Потрясающая проницательность восьмидесятого уровня. На твоем месте мне не усидеть, Лара, – отбрила ее я. – Что ты хочешь услышать? Какое тебе вообще до меня дело? Ты пришла мириться? Вот иди и мирись. – Ты ничего не знаешь обо мне и о том, почему и что я сделала! – выпалила она явно заранее заученную фразу. – Вот и говори все это Мите. – Мите, значит, – повторила за мной она. – Мите? Уже зовешь его Митей? Ничего себе, ты шустрая. И что было между вами? Почему ты вообще все еще тут? Ты с ним спала? – Не мели чушь, – сощурилась я. – Только не рассказывай, что между вами ничего нет. Я же вижу! Это сразу видно по тому, как ты смотришь. – Как? Как я смотрю? – искренне не поняла я. – Как хозяйка! – выкрикнула она и, оттолкнув меня, пошла дальше, в глубь квартиры. Я же подумала, что, по чести, «ничего нет» – именно то, что можно сказать про наши отношения с Митей. Да и отношениями-то это не назовешь. Мы просто приходили в одно и то же место, потому что у нас обоих были от него ключи и потому что мы никак не мешали друг другу. Ничего нет. Только вечерний поздний чай или бутылочка пива с сушеной рыбой. Только просьба ответить на звонок, если вдруг позвонят из деканата. Митя решил переселиться в квартиру, поскольку он все равно за нее уже заплатил, – во всяком случае, за июнь, а там видно будет. Лучше, чем в общежитии. Да и ненамного дороже, учитывая, что я была готова продолжать платить свою долю. Соседка по квартире. Аккуратная. Тихая. Прихожу не поздно. Всегда мою за собой посуду. Мужчин в квартиру не вожу. Серьезная, настроена на учебу. Своевременную оплату гарантирую. Без вредных привычек, если не считать умения делать подлости. Хотя это скорее полезная привычка. – Не нужно только врать! – кричала Лариска Мите в лицо, хотя они как бы разошлись и она, на секундочку, изменяла ему, в том числе и всю эту неделю, со своим аспирантом. – Я вижу тебя насквозь! Ты такой же, как и все остальные! Сколько времени тебе понадобилось, чтобы утешиться? В тот же вечер решил с ней связаться? – Я не собираюсь тебе отвечать, – отвечал он тихо и твердо. Лицо его было бледное, закрытое, как окно с деревянными ставнями. – Я только хочу, чтобы ты забрала свои вещи и ушла. – Быстро же ты пережил наше расставание! – не унималась она, взбешенная его спокойствием. Она бы предпочла, чтобы он кричал, чтобы попытался повеситься из-за нее, чтобы дышать без нее не мог. – Оставь нам ключи. – Нам? Кому это – нам? – Нам с Соней. Это невинное местоимение, употребленное, я уверена, случайно, второй раз заставило меня вздрогнуть и едва заметно улыбнуться. Лариса запылала, как горящий сарай с сеном. Бегала по квартире, хлопала дверьми, демонстративно выкидывала все из шкафов на пол и кричала. Она была очень громкой, слова вылетали из нее пулеметной очередью, но отчего-то куда большее впечатление произвели на меня не ее крики, а Митино молчание. Я стояла в своей комнате, спиной к стене, так чтобы меня не было видно даже при открытой двери, и думала, смогла ли бы я вот так же молчать, слушая человека, разрушившего мои мечты всего неделю назад. Сколько же нужно самообладания, чтобы не задать ни одного вопроса, зная, что, возможно, потом уже не будет шанса спросить. Почему ты так поступила? О чем ты думала? Как ты могла! Что это было – простое увлечение или что-то серьезное? Ты любила меня или обманывала? Все эти бессмысленные вопросы, но ведь устоять же невозможно. Он устоял. Он замер на кухне и, когда Лариса швырнула ему в спину ключи, смотрел в окно. Даже не повернулся, так и стоял со сжатыми кулаками и стиснутыми зубами, просто ждал. Одного взгляда на его высокую, ровную – словно палку проглотил – фигуру хватало, чтобы понять, что между ним и Ларисой все кончено. Никаких мостов, все взорваны. Никакие слова, никакие обещания, никакие просьбы о прощении не помогут. К такому Лариса не была готова: она растерялась и заметалась среди разбросанных вещей. Заговорила со мной вместо Мити просто потому, что через меня можно было пробиться. Я не бронированная. – Ну что ж, Софочка, будьте счастливы с моим Митенькой, – сказала она громко, встав напротив меня. И назвала меня так, только чтобы взбесить, задеть, ранить. – Оставляю его в твоих неожиданно цепких ручках. Береги его, не обижай. – Как ты обижала? – не удержалась, спросила я. Лариса раскрыла было рот, потом захлопнула и посмотрела на меня с ненавистью зверя, застрявшего одной лапой в капкане. – Не суди да не судима будешь! – выпалила она с пафосом, достойным проповедника средневековой инквизиции. – Ты ничего не понимаешь. – Ты тоже, – парировала я. – Я тебе сказала: ничего нет. Не знаю, какое тебе дело, но я собиралась уехать, честно, собиралась. Просто вышло, что я осталась. Но ничего не было. – Я тебе не верю, – огрызнулась она. – Не веришь? Почему? – Я совершенно искренне удивилась ее реакции, как потом и реакции всех, кто реагировал так же на наше «ничего нет» и «мы просто друзья». Дескать, ага, рассказывайте, они просто друзья, видали мы таких друзей. – Да потому что ты лгунья, вот почему! Тебе соврать ведь ничего не стоит. – Ты уверена, Лариса, что говоришь обо мне? Я ждала, когда кончится этот спектакль, а еще боялась, что ее непробиваемая уверенность в себе, агрессия и красота возьмут свое, и Митя тоже начнет кричать, доказывать что-то, обвинять – а затем прощать. Как по мне, это было бы логичным развитием событий. Но нет, только не когда речь идет о Мите. Когда он увидел, что ураган по имени Лариса накрывает квартиру на восьмом, последнем этаже, он молча зашел ко мне в комнату и вывел меня из эпицентра – за руку. – Когда закончишь, просто захлопни дверь, – сказал он, проводя меня мимо задыхавшейся от эмоций Ларисы, так и оставшейся Шулиной. На лавочке в монастырском кладбище, на скамейке в вагоне метро, перед теликом, за просмотром «Властелина колец», который уже сто лет как прошел, а я так и не видела. Мы гуляли весь день и ни разу, ни словом, ни жестом не упомянули Ларису. С того дня ее словно не стало, она растворилась для нас в вечерней июньской дымке, Митя развеял ее след несколькими взмахами широкой ладони. Потом она много говорила о нас в институте, рассказывала обо мне, о том, как я разлучила их, как развалила их свадьбу, как помешала их счастью, и много еще чего о том, какие мы с ее Митей «просто друзья». И была не права во всем, кроме двух вещей. Первая – я действительно была лгуньей. Вторая – пути господни неисповедимы, я добилась своей цели. Не так, как планировала, но все-таки осталась в этой квартире. Глава 5 Хороший мужик долго один не будет Поразительно: мы привыкли друг к другу настолько быстро, что и вспомнить не могли, что было как-то иначе. Мы так хорошо подстроились к привычкам и особенностям соседа, что стали понимать друг друга без слов. Мы часто завтракали вместе, я уже знала, что Митя терпеть не может чеснок и способен учуять его в любом блюде, он же специально выбирал и покупал кофе, который не кислил, потому что я ненавидела кислый кофе. Мелкие любезности, простая вежливость. Я оплачивала счета, он выносил мусор. Я выливала кипяток в стеклянный кувшин, чтобы остыл. Митя приносил почту. Идиллия. Соседи по квартире как попутчики в одном купе поезда – мы просто вместе ехали в будущее и не видели особенного смысла в том, чтобы что-то скрывать друг от друга. Отчасти как раз из-за того, что оставались друг другу немного чужими, мы становились все ближе и ближе. – Почему с другими женщинами не может быть так же, как с тобой? – спрашивал Митя у меня после скандала, устроенного его очередной пассией. – Потому что только я по-настоящему люблю тебя, так, как никто и никогда не будет любить, – отвечала я, усмехаясь и помешивая шипящие в сковородке грибы-вешенки, которые мы оба любили за дешевизну и доступность. Я – потому что у меня вечно не было лишних или даже необходимых денег. Он – потому что решил исполнить свою мечту. – Раз уж мне не нужно тратиться на свадьбу, куплю мотоцикл, – объяснял он. – В конце концов, теперь я ни перед кем не должен отчитываться. – Но разве нет каких-то других вещей, более полезных? – искренне удивлялась я. Митя смотрел на меня почти с сочувствием. – Все-таки ты прирожденный бухгалтер, Соня, ты все и всегда измеряешь пользой. – И что такого? И не бухгалтер, а экономист! Но твоя мечта – это же полный абсурд. Зачем тебе мотоцикл? Купи лучше машину, это ненамного дороже, но куда более практично. – Практично? – смеялся он. – Можно поехать в «Ашан» за продуктами, да? Я одинокий мужчина с разбитым сердцем, главная мечта которого – построить космический корабль и улететь с этой планеты. А пока что я хочу летать на мотоцикле и не ходить в армию. Неужели это выглядит таким непрактичным? – Я понимаю, почему ты не хочешь в армию, – пробормотала я. – Никто не хочет в армию, это нормально, хотя один год – это не так уж и много. – Хорошо тебе говорить! К тому же зачем? – возразил он. – Не пойми меня неправильно, я очень даже готов отдавать Родине долги. Я вообще-то собираюсь поднимать отечественный космос. Но, к примеру, чистить картошку или таскать целый год какую-нибудь бобину с кабелем на пару тонн и заработать грыжу – нет, спасибо. Я лучше буду учиться, а потом поступлю в аспирантуру. – И улетишь с этой планеты? – рассмеялась я. – На мотоцикле?! Если уж Митя Ласточкин вбивал себе что-то в голову, никакими молотками оттуда это было не выбить. Новая жизнь – так он сказал. Тринадцатого июля, в день своего двадцатилетия, он приволок нового «друга», японского «коня», на покупку которого отдал почти все деньги, предназначавшиеся на свадьбу. Почти – потому что небольшая часть ушла на покупку сбруи. Любитель глупых дешевых эффектов, он позвонил в домофон и потребовал, чтобы я спустилась вниз. В этот момент я только закончила «шубу», были руки, красные от свеклы, и хотелось пить – перебрала с «попробовать селедку». Но Митя был настойчив, и, когда я не появилась у подъезда через пять минут, он принялся звонить снова. – Господи боже мой! – только и смогла выдавить я, когда напротив подъезда я увидела его – всадника Апокалипсиса. В черном шлеме, в черной кожаной куртке с красными вставками-молниями и таких же жестких черных кожаных штанах. Он гордо восседал на остроносом скоростном мотоцикле, тоже черном и тоже с красными полосками на сиденье и крыльях. – Ну что, прокатить тебя с ветерком? – спросил Митя, поднимая зеркальную створку шлема. Его серые глаза блестели и искрили от счастья. – Только через мой труп, – отрезала я. – Что вполне может случиться со мной прямо в процессе езды. Господи, как ты не боишься на нем ездить? – О чем вы, девушка?! Обидно прямо. Я ездил на мопедах и мотоциклах с тех пор, как пошел в школу. Даже не сомневайся, уж что-что, а водить мотоцикл я умею. – Я не сомневаюсь, но я ни за что на него не сяду, – замотала головой я. – Впрочем, не могу не признать, смотрится все это… – Как? – улыбнулся он. – Ну, говори: как? Похож я на «беспечного ангела»? – Митя, если ты и похож на кого-то, так точно не на ангела, – покачала головой я. – Скорее на дьявола-искусителя, если уж на то пошло. – Что ж… уже неплохо, – усмехнулся он, снимая шлем. – Держитесь, невинные девушки, я уже близко! Беспечный ангел. Песня уже несколько лет гремела по стране, сводила с ума, порождая новых доморощенных мотоциклистов, хотя почти никто из них не знал, что это кавер на другую песню. Никто, кроме Мити Ласточкина, конечно. Он нашел обе записи, и однажды мы потратили целый вечер, слушая и сравнивая обе версии. Даже притащил откуда-то английский текст, чтобы можно было сравнивать строчку за строчкой. Мне лично больше понравилась русская версия, была душевнее, что ли. Больше подходила ему – новому Митьке, бесшабашному прожигателю жизни, любителю странствий и умопомрачительных романов, сгоравших за один вечер. За тот год он изменился до неузнаваемости, и к следующему лету от того раздавленного горем бледного мужчины, которого я увидела на кухне, ничего не осталось. Волосы стали длиннее, а глаза ярче. На плече появилась татуировка – череп в мотоциклетном шлеме. Как Митька сказал, «для девчонок». Еще больше вытянулся, появился пресс. Он улыбался так зажигательно, так беспечно, что, если бы я не знала его так хорошо, я бы сказала, что он все давно забыл. Я, конечно, говорю о Ларисе. В каком-то смысле да, он ее забыл, но вместе с нею он забыл и о себе. Он произвел замену, но теперь он настолько вжился в новую версию, что старая словно исчезла. Митя расслабился, на все «забил», стал увереннее в себе. Таким он нравился, девушки влюблялись в него, четко подтверждая правило «чем меньше девушку мы любим». Конечно, мотоцикл тоже помогал, девушки слетались как мотыльки, а Митька словно дьявол-искуситель ждал их у пропасти, чтобы подтолкнуть туда и помахать ручкой. – Ты мстишь всему роду Евы! – возмущалась я, когда, в очередное воскресное утро была разбужена криками скандала.