– Кабинет, – отвечает она. Я сворачиваю шею, чтобы заглянуть внутрь. Одна стена завешана фотографиями в рамках. На другой – книжная полка. Я вижу уголок письменного стола, дисковый телефон и светильник «Тиффани». – В этой розетке я заряжаю телефон, – говорит Минди. – Ты тоже можешь ею пользоваться. Только следи за тем, чтобы Френни тебя не поймала. Она хочет, чтобы мы выключили технику и включились в природу. Что-то в этом духе. – И как сигнал? Минди зловеще хихикает: – Просто ужасно. Одна полоска. Я даже не знаю, как все эти девчонки выживут. – Им запрещено пользоваться телефонами? – Разрешено, пока не сядет батарейка. Никакого электричества в коттеджах, помнишь? Это приказ Френни. По правую руку на второй этаж ведет лестница с узкими крошечными ступеньками. Под ней находится дверь, которая сливается со стеной. Я опознаю ее по латунной ручке и старомодной замочной скважине. – А это что? – спрашиваю я. – Подвал, – говорит Минди. – Я там никогда не была. Уверена, что он заставлен старой мебелью и завешен паутиной. Мы идем дальше. Минди играет роль гида и рассказывает о семейных реликвиях. Вот портрет Бьюканана Харриса. Я могу поклясться, что он принадлежит кисти Джона Сингера Сарджента. Минди кратка: – Он стоит кучу денег. Вскоре мы выходим на заднюю террасу, которая тянется от края до края. Около перил стоят деревянные ящики с цветами. По террасе разбросано несколько столиков и кресел «Адирондак». Все они выкрашены в красный, как входная дверь. Два кресла заняты Френни и Лотти. Обе одеты так же, как Чет и Минди: шорты цвета хаки и майка-поло с эмблемой лагеря. Френни созерцает Полуночное озеро с террасы. Лотти что-то печатает на «Айпэде». Когда мы с Минди выходим из дома, она бросает на нас взгляд. – Эмма, – улыбается она, обнимая меня (сегодня день такой?). – Ты даже не представляешь, как мы рады видеть тебя здесь. – Это просто замечательно, – соглашается Френни. В отличие от Лотти, она не встает с кресла, чтобы поздороваться со мной. Я удивляюсь, а потом замечаю, что выглядит она бледной и изможденной. Это наша первая встреча за несколько месяцев. Перемена в ее внешности разительна. Я полагала, что обожаемое озеро укрепит ее дух. Но оказалось совсем наоборот. Френни выглядит старой – другое слово подобрать сложно. Она видит, что я пялюсь, и замечает: – Дорогая, я вижу в твоих глазах тревогу. Не думай, что я не замечаю. Но не бойся, я просто устала из-за дел. Уже забыла, как сильно выматывает день заезда: ни одной свободной минутки. Завтра буду как новенькая. – Тебе стоит отдохнуть, – говорит Лотти. – А я чем занимаюсь? – резковато реагирует Френни. Я кашляю, а потом спрашиваю: – Вы хотели меня видеть? – Да, боюсь, у нас есть небольшая проблема. – Френни слегка хмурится. Я вспоминаю, что пятнадцать лет назад наш «Вольво» приехал в лагерь около одиннадцати вечера, и тогда она тоже не улыбалась. «Я не ждала тебя. Когда ты не приехала вовремя, я решила, что вы передумали». – Проблема? – уточняю я басом от волнения. – Звучит очень драматично, да? – отзывается Френни. – Назовем это затруднением. – Затруднением? – Да, мы не знаем, куда тебя поселить. – Ой, – говорю я, снова проваливаясь в воспоминания. В прошлый раз я сказала что-то в том же духе. Но тогда можно было винить мое опоздание. Девочки заселились в коттеджи. Еще утром их разделили по возрасту. В коттеджах моих сверстниц места не оказалось. Мне пришлось заселиться к тем, кто был на несколько лет старше. Именно так я оказалась с Вивиан, Натали и Эллисон – и немедленно стала бояться их гигантского жизненного опыта, отсутствия прыщей и взрослых, сформировавшихся тел. Теперь, по словам Френни, все обстоит с точностью до наоборот: – Я собиралась поселить преподавателей отдельно. Выделить каждой по коттеджу, чтобы вам было комфортно. Но случилась заминка. К нам приехало больше девочек, чем мы рассчитывали. – На пятнадцать больше, – вставляет Лотти. – Поэтому преподавателям придется жить с ними. – А почему бы им всем не заселиться в один коттедж? – интересуюсь я. – Я ей то же самое сказала, – кивает Лотти. – В теории это неплохая идея, – объясняет Френни. – Но вас пятеро, а кроватей только четыре. Одному человеку все равно придется жить с девочками, и это окажется несправедливым. – Мы не можем остановиться в Особняке? – Особняк только для членов семьи, – доносится от перил голос Минди. Именно там, в углу, она и слушает наш разговор. Сейчас она показывает нам безымянный палец с кольцом. Да, такта ей не хватает, но все понятно. Минди – семья. Я – нет. – Минди хотела сказать, что я была бы рада принять вас всех, – мягко говорит Френни, – но нам не хватит места. Этот дом бывает обманчив. Снаружи он кажется просто огромным. На деле тут очень мало спален. Особенно если учитывать пятерых преподавателей. А ты сама знаешь, что любимчиков у меня нет. Так что прошу прощения. – Все нормально, – говорю я, хотя это не так. Мне двадцать восемь лет, и следующие полтора месяца мне придется жить с незнакомыми подростками. На такое я точно не соглашалась. Но выхода, кажется, нет. – Не нормально, – говорит Френни. – Это неловкая ситуация, и мне очень жаль. Если ты решишь сесть в машину и уехать домой, я все пойму. Да, подобная мысль уже успела прийти мне в голову, но сейчас у меня нет дома. В него въезжает та художница, а остальные квартиры в городе наверняка расписаны до августа. Так уж сложилось, как любит говорить Марк. – Я хотя бы коттедж могу выбрать самостоятельно? – Сейчас все заселяются, но думаю, стоит рискнуть. Где бы ты хотела жить? Я прикасаюсь к браслету, кручу его. – В «Кизиле». Именно там я жила пятнадцать лет назад. Френни молчит, но я знаю, о чем она думает. Выражения ее лица быстро сменяют друг друга. Смущение, понимание, гордость. – Ты уверена? Да я даже не уверена, не зря ли приехала. И все-таки я киваю, пытаясь убедить и Френни, и себя. Френни покупается на мою браваду и говорит Лотти: – Размести Эмму в «Кизиле». Потом Френни поворачивается ко мне: – Ты либо очень смелая, либо очень глупая, Эмма. Я не могу понять. Наверное, я тоже. Я приехала, так что во мне хватает и того, и другого. Пятнадцать лет назад «Вольво» родителей растворился в ночи и шуме, издаваемом лесными жителями, и я немедленно узнала две вещи. Франческа Харрис-Уайт была жутко богатой, а еще она смотрела на тебя как кинозвезда. С богатством я могла смириться. В нашем Верхнем Вест-Сайде оно было повсюду. Но взгляд? Я даже на месте замерла в первый раз. Он был странный. Ее зеленые глаза остановились на мне, словно пара прожекторов. Они освещали меня. Они изучали меня. Я бы не сказала, что пялилась она с жестокостью, – скорее, наоборот, с теплотой и вежливым любопытством. На меня родители-то то так не смотрели, поэтому я особенно не дергалась и позволила ей оценить себя. – Должна признаться, дорогая, что понятия не имею, куда тебя поселить, – сказала Френни, моргнула и повернулась к Лотти, стоявшей позади. – У нас есть места в коттеджах для младших? – Все забиты, – отозвалась та. – В каждом по три девочки и преподавателю. Осталось одно место в коттедже для старших. Можно попробовать переселить туда преподавателя, но я не уверена, что это хорошая идея. Кроме того, тогда один коттедж останется без присмотра. – И это мне не нравится, – кивнула Френни. – Что за коттедж? – «Кизил». Френни снова уставилась на меня и вдруг улыбнулась.