— Не стоит ведь зря беспокоить их, — объяснил Бекстрём. — Конечно, — согласилась Анника Карлссон. — Блестящая идея. Ты просишь его отправить смайлик. А потом сможешь допросить сам, поскольку у меня нет ни малейшего желания заполучить проблемы от омбудсмена юстиции. — Какие мы обидчивые. Я ведь просто предложил. Ты вольна поступать как хочешь. Не собираюсь в это лезть. — Рада, что мы договорились, — констатировала Анника Карлссон и закончила разговор. Великая загадка, подумала она, как этому человеку вот уже тридцать лет удается удержаться на службе в полиции. И это при всем том, чем он занимается и что старательно избегает делать. Потом Анника позвонила отцу Эдвина. Мальчик, конечно, носил имя Эдвин, но отца его звали Слободан, а мать Душанка. Они были сербскими беженцами из Хорватии и прибыли в Швецию в начале девяностых, в разгар шедшей на их родине войны, вместе с теми членами своих семей, у которых еще имелось достаточно сил, чтобы бежать ради спасения собственной жизни. К настоящему моменту они уже давно были шведскими гражданами. Принимая в расчет то, с чем отцу Эдвина наверняка приходилось сталкиваться на родине, вряд ли стоило опасаться возникновения у него проблемы с тем, что его сын случайно нашел человеческий череп на острове озера Меларен среди летней шведской идиллии. Пусть даже в этом черепе и имелось пулевое отверстие. Анника Карлссон вкратце рассказала Слободану о случившемся. Он молча выслушал. Хмыкнул в знак согласия, неясно относительно чего. — Да, вот в принципе и все, — подытожила она. — Парень чувствует себя хорошо? — спросил Слободан. — Никаких проблем, — заверила его Анника Карлссон. — По-моему, он считает все случившееся увлекательным приключением. А как раз сейчас сидит дома у Бекстрёма и ест бутерброды. — Передай ему привет от меня, — попросил Слободан. — Скажи, что я думаю о нем. — Обещаю, — сказала Анника Карлссон. У отца Эдвина нашлось только еще одно пожелание: чтобы Анника и Бекстрём разговаривали с ним, а не с его женой. — Не стоит волновать ее понапрасну. Ради покоя в доме, — объяснил он. «Ох уж эти заботливые мужчины!» — подумала Анника Карлссон. 8 Анника Карлссон забрала с собой Эдвина и его маленький рюкзак из коричневой кожи плюс пластиковый пакет торговой сети «Консум», содержавший череп мертвой женщины, и поехала в здание полиции Сольны, чтобы официально побеседовать с подростком. Провести допрос согласно всем параграфам закона и соответствующего искусства. Конечно, без его родителей, но с согласия отца. Анника Карлссон вызвала дежурного социального работника присутствовать при этом, раз уж родители мальчика не имели такой возможности. Она не хотела, чтобы социальный работник помешал их разговору с Эдвином, поэтому устроила его в соседнем помещении, откуда он мог следить за всем происходящим с помощью телевизионного экрана. Речь шла о записываемом на видео диалоге в специальной комнате, которую обычно использовали в тех случаях, когда допрашивали детей, и откуда она убрала все игрушки, предназначенные для малышей, чтобы понапрасну не смущать парня. Эдвину ведь уже исполнилось десять лет, а, насколько она помнила, это немаловажно для человека в таком возрасте. Эдвин рассказал о своей находке и начал с того, что было ближе всего его сердцу: с различных наблюдений и выводов относительно человеческих черепов, сделанных им с помощью его изысканий в Гугле. Послушав его разглагольствования в течение пяти минут, Анника Карлссон больше не выдержала и спросила, что сказал Бекстрём, когда Эдвин излагал все это ему? О том, кем была их неизвестная жертва при жизни? Особо не возражал, если верить Эдвину. Между ним и комиссаром обычно царило полное согласие. — Между мной и комиссаром чаще всего нет разногласий, — констатировал мальчик. — Ты, пожалуй, подумываешь стать полицейским? — спросила Анника Карлссон. — Да, хотя не таким, как комиссар. Скорее, одним из тех, кто работает в криминалистической лаборатории, их еще постоянно показывают в телефильмах, — ответил Эдвин. — Просто меня очень интересуют естественные науки. — Звучит разумно, — констатировала Анника Карлссон, не уточняя, в чем эта разумность состоит. Закончив с самой находкой, они перешли к обстоятельствам, с которых, собственно, Анника собиралась начать. Где он обнаружил череп и как получилось, что оказался один на острове, где сделал находку? И Эдвин впервые, по крайней мере, время от времени, стал напоминать обычного маленького мальчика, которому всего десять лет. — Кошмарное, надо сказать, местечко, — признался он. На морской карте остров назывался Уфердсён[1], хотя представлял собой всего лишь маленький островок. Это совсем не такой большой остров, как тот, где Робинзон встретился с Пятницей. Тот-то ведь был огромный. Хотя и не скала среди воды тоже, значительно больше. Скала ведь бывает маленькой. Даже крошечной. — Ну, это я поняла, — сказала Анника Карлссон. — Но почему его называют Уфердсён? Ты знаешь это? — Из-за того, что он приносит несчастье. Тем, кто высаживается на него, — сообщил Эдвин, понизив голос. — Вдобавок там обитают привидения. По крайней мере, были раньше. — Ты веришь в привидения? — спросила Анника. — Я не знаю, — ответил Эдвин и с сомнением покачал головой. — Но если такие и есть, по-моему, они в большинстве своем добрые. Хотя, пожалуй, несчастные, поэтому и бегают повсюду, хотя и мертвые. — Я тоже думаю, что многие из привидений добрые, — согласилась Анника Карлссон. — А этот остров, где он находится? Если плыть на лодке от лагеря скаутов? — В пяти морских милях в направлении вест-норд-вест от него, — сказал Эдвин тоном настоящего морского скаута, каким на самом деле и был. — Объясни, пожалуйста, — улыбнулась Анника Карлссон. — Я не особенно разбираюсь в морском деле. Если верить Эдвину, все было очень просто. Одна навигационная или морская миля, как ее называли, равнялась 1852 метрам. Расстояние между лагерем скаутов и островом Уфердсён, следовательно, составляло целых девять километров. — Сколько времени надо, чтобы добраться туда? — уточнила Анника. — Если ты, например, отправишься на лодке, идущей со скоростью пять узлов в час… — То будешь на месте через пять минут, — предположила Анника Карлссон. — Не-а, — возразил Эдвин, не сумев толком скрыть удивление. — В таком случае это займет час. — Да, понятно. Потом надо ведь… — Ты хочешь знать и относительно курса? Вест-норд-вест, да? — спросил Эдвин, которого, судя по виду, одолевали сомнения, достигла ли его информация цели. — Нет, с компасом я знакома. Этому учат всех полицейских, поскольку им надо уметь ориентироваться с его помощью. Но на суше, на природе. — Комиссар ведь отлично разбирается в ориентировании, — сказал Эдвин. — Почему ты так считаешь? — спросила Анника. — Он лучший в мире по стрельбе, — сказал Эдвин. — Однажды он застрелил в нашем доме парня, пытавшегося его убить. — Я знаю, — согласилась Анника Карлссон, которая сама оказалась на месте событий через полчаса. — Ну да, он невероятно хорош и в ориентировании тоже. Настолько хорош, что может найти определенные места без компаса и даже с повязкой на глазах. — Ого! — воскликнул Эдвин с расширившимися от удивления глазами. — А ты ведь типичная сухопутная крыса, верно? — Да, — подтвердила Анника Карлссон, — самая типичная. Однако расскажи мне, как получилось, что ты попал на остров Уфердсён? Вопрос, похоже, задел Эдвина за живое, но в конце концов он поведал, как все произошло. Заведующий лагерем, которого звали Хаквин Фурухьельм и который, по словам Эдвина, отличался не только «довольно странным именем», но и «довольно странным поведением», взял его матросом на свою собственную яхту. 37-футовую «Спаркман и Стивенс» американского производства. — Спаркман и Стивенс — это парни, придумавшие ее, — пояснил он. — Такие посудины ужасно дорогие. Стоят миллионы долларов. Вместе с пятью товарищами Эдвину требовалось научиться ходить под парусом на более крупном судне, чем шверботы класса «Оптимист», на которых он и его друзья обычно день за днем бороздили залив перед лагерем, тогда как Фурухьельм и его помощники стояли на причале и в мегафон давали им инструкции. Эдвин с нетерпением ждал возможности совершить более далекое путешествие на настоящей яхте. Скажем так — внести разнообразие в обычные скучные будни. К сожалению, все закончилось не слишком хорошо. Тридцатисемифутовая громадина Фурухьельма вела себя совершенно незнакомым для Эдвина образом, будучи трансатлантическим лайнером, по сравнению с привычным шверботом. Она крутилась, вертелась и прыгала, и у Эдвина случился приступ морской болезни. После того как мальчишку вырвало на палубу во второй раз, его высадили на остров Уфердсён, дав ему особое задание собрать как можно больше грибов, ягод и всего иного съедобного, чтобы снизить расходы на содержание лагеря. Забрать Эдвина планировали по пути домой. — И это несмотря на тамошние привидения? — вздохнула Анника. — Да, с тобой поступили не лучшим образом. — Уж точно, — согласился Эдвин. — Хотя Фурухьельм довольно строг с нами. — Расскажи об этом, — попросила Анника Карлссон. «В худшем случае я смогу составить еще одно заявление». * * * Заведующий лагерем не слишком нравился Эдвину по трем причинам. Во-первых, если верить тому, о чем шептались его товарищи после отбоя, прежде чем засыпали, Фурухьельм имел невероятно много денег, о чем свидетельствовала и собственная яхта. И, по словам одного из старших друзей Эдвина, богатство Фурухьельм получил от деда, старого нациста, который отнял тысячи золотых зубов у бедных евреев, убитых во время Второй мировой войны.