На противоположном берегу, по Пресненской набережной тоже двигались толпы людей и машин. Над ними всеми висело синее марево выхлопных газов. Откуда в Москве столько народу, недоумевал Пестель. Где они скрывались все это время. Вход на мост находился в многоэтажном полуконусе с синими панорамными окнами. Над множеством карусельных дверей красовалась надпись: «Багратион. Торгово-пешеходный мост». Очередной шедевр гениев от купи-продай, саркастически подумал Пестель. Новый тип моста. Не хватает торгово-железнодорожного моста. В двери медленно выдавливалась бесконечная колбаса людской массы, и Пестель ни за что бы ее пересилил и не вошел, если бы не тип дверей. Они беспрестанно вращались, ему достаточно было шагнуть, чтобы они втянули его и выплюнули уже внутри. Эскалаторы не работали, лестницы были также забиты людьми, двигаться против общего встречного потока было тяжело, но можно. Находящиеся наверху бутики были разгромлены вдрызг. Под ногами хрустело битое стекло. Валялись манекены, оборванные тряпки. Так впервые Пестель увидел последствия действия мародеров. Люди чрезвычайно быстро превращались в неорганизованное стало. Пестель вышел на Пресненскую набережную аккурат перед небоскребами Новой Москвы, которые его отнюдь не заинтересовали, и устало побрел в сторону родного Мукомольного проезда. Мукомольный проезд. Дом по реновации выглядел бестолковым и беспомощным. Возможно именно таким и был задумал Босяниным и его любимыми аффилированными фирмами. Железные двери подъездов были обесточены и распахнуты. По пустынному двору ветерок нес всякий мусор. Помнится, какие были драки за парковочные места! Теперь вон их сколько, никому не нужны. Хоть и идти надо было на 17-й этаж, Пестель чувствовал легкость на душе. Он вернулся домой. В брошенный, без света и воды, но дом. Он поднимался по лестнице, когда на одном из этажей услышал шум. Вот опять. Хлопнула дверь. Шаги. Пестель кожей чуял, надо тихо убираться отсюда. Милиции здесь нет и еще долго не будет. Надеяться на взаимопонимание с мародерами глупо и недальновидно. Его при свидетелях 2 раза ограбили, а что будет без свидетелей? Ограбят, зарежут и еще поимеют пока тепленький! Он сам удивился своим циничным мыслям, но поспешил тихо убраться подальше от опасного места. И вот он напротив родной квартиры. Показалось или нет, но повеяло теплом и запахом пищи. Какой пищи? Он и в мирное время редко готовил. Дверь не имела повреждений. Да и зачем ее ломать, ведь он специально оставил ее открытой. Пестель теперь радовался своей дальновидности. Не надо думать о людях плохо и ждать от них лишь одних мерзостей, благодушно подумал он, толкнул дверь и вошел. В прихожей было грязно и стояли прислоненные к стене метлы и алюминиевые лопаты. Из самой квартиры доносились невнятные голоса. Мародеры! Он хотел сразу сбежать, но тут из кухни с керосинкой в руке показался Равшан. Вообще то его звали не Равшан, и Пестель даже знал, как его зовут правильно, но забыл. Равшан работал дворником в их доме. Был он узбеком по национальности, но родом из Таджикистана. Имел высшее педагогическое образование. Добрейшей души человек. Пестель не чурался с ним поболтать, чувствуя себя по крайней мере меценатом и благодетелем. Многие жители даже не замечали доброго узбека, а иногда демонстративно отворачивались. Но Пестель не из таких. В каждом из мигрантов он уважал человека и личность. — Салам аллейкам! — радостно поздоровался Пестель. — А я уже испугался, что чужаки в доме! «Равшан» повел себя странно. Не ответил на приветствие, а раньше при встречах руку к сердцу прижимал, и Пестель испытывал гордость за свое великодушие к маленьком узбеку. Буркнул лишь «Аллейкам!» да и замолк, напряжённо ожидая продолжения. — На улице такая толкотня! — продолжил Пестель. На лице Равшана отразилось полное равнодушие к толкотне на улице. Эффект неожиданности схлынул, и до Пестеля начало доходить, что чего-то тут не так. Этакий небольшой дискомфорт. — А чего вы делаете в моей квартире? — дошло до него. Равшан пробормотал смущенно. — Что? — не понял Пестель. От неловкого движения Равшана дверь в единственную комнатенку приоткрылась, и стал виден один из сыновей Равшана, лежащий в обуви на его постели. Он развлекался тем, что доставал из конвертов грампластинки и пускал их планировать по комнате. У Пестеля была обширная коллекция. Мир разом обрушился на Пестеля. До него донесся запах жареной пищи из кухни. Оттуда же сильно пахло керосином. В ванной кто-то пытался разобрать сантехнику. — Как же так? — вырвалось у потрясённого Пестеля. — Уходи! — сказал Равшан. — Но это моя квартира! Со стороны кухни показался старший сын Равшана, что-то не особенно тщательно прячущий за спиной. — Уходи, брат! — на лице Равшана читалось отчаяние. — Ну почему? Пестель уже и сам знал, почему. Равшанов сын вытягивал из-за спины руку, и в ней хищно блеснул нож. Пчах по-узбекски, вспомнилось очень кстати. Равшан уже выталкивал его на площадку. — Прошу, брат! И дверь захлопнулась у него перед носом. Такая знакомая, такая родная и чужая одновременно. Его дом отобран чужаками и изнасилован. Как-то так. И Пестель заплакал как ребенок навзрыд. 11. Саркофаг В ночь на 6 ноября. 89 год Конфликта. Москва. Ночь. Номер гостиницы. Камера бесстрастно фиксирует спящего Вершинина. Он спит как ребенок, подмяв под себя все одеяло. Внезапно открывается дверь. Входит человек в балаклаве. В руке нож с серрейторным лезвием. Он подходит к Вершинину, смотрит на оголенное горло. Нож сверкает зловещими зазубринами. Убийца стягивает маску. Это профессор Данлопп. У него чужое злобное лицо. Он заносит нож для беспощадного удара. Нож вспарывает воздух с оглушительным звоном… Вершинин вскинулся весь в поту. Ошалевший от кошмара, не понимающий где явь, а где хвост уходящего кошмара. Номер был пуст и темен. Телефон продолжал надрываться. Вершинин сел на кровати, нащупывая ногами тапочки, одну, как водится, не нашел, и прошлепал к аппарату по ледяному полу. Снял трубку. В ночную тишину ворвался шум могучей суеты: голоса, топот, трели раций и телефонов. Кто-то что-то уронил. Кто-то прикрикнул: — Чегодаев, сучонок, я тебя убью! — Алло! — Вершинин старался весь этот бедлам перекричать, уже понимая, что произошло нечто неординарное, может быть, даже ужасное и непоправимое. — Говорит дежурный по комендатуре полковник Овсянников! Мне нужен следователь Вершинин! — Я слушаю! — сказал он с бухнувшим сердцем. — У нас ЧП! Вам надо срочно прибыть в район «3» для выполнения следственных процедур! За вами уже выслан наряд военной комендатуры под командованием лейтенанта Лисицина! Вам надлежит дождаться его! Дверь открывайте только ему! Вершинин так растерялся, что не стал отпираться и говорить, что находится в городе совершенно по другому делу и привлекаться к розыскным мероприятиям не должен. — А что за район «3»? — вместо этого спросил он. Но трубку уже бросили. Там было не до него. Похоже вся комендатура была поднята по тревоге, там все собирались, раздавали оружие, и похоже куда-то ехали. Война что ли началась новая, подумал Вершинин. Он родился после войны, жил без войны, никогда не воевал, а первой мысль была почему-то все равно про войну. Генетически что ли запрограммированная нация, если что, так значит сразу война. Он едва успел выйти из туалета, как в дверь грубо по-мужски застучали. Если бы он спал, наверняка бы испугался и дернулся, а так лишь дернулся. Отпер дверь. В коридоре стояли несколько бойцов в пятнистой «всесезонке»[28][«Всесезонка»-Всесезонный Комплект Полевого Обмундирования ВКПО] при оружии. Среди военных выделялось одно гражданское лицо. Довольно помятое. Вершинин успел глянуть, было 4 часа еще даже не утра, а ночи. Инесса Соплянова скорее всего дрыхла у себя в киндейке, когда ворвалось все это воинство. Букли на голове свалились на сторону. Хорошо отъетая щека несла бурые отметины, словно хозяйка спала не на подушке, а на чем-то для этого плохо приспособленном. Яростный взгляд Инессы свидетельствовал, что ночное беспокойство также отнесено за счет Вершинина. Каргу то зачем притащили, недовольно подумал он. Потом понял, не хотели оставлять без присмотра, чтобы она не успела куда-то позвонить, кого-то предупредить. Не важно кого. Судя по всему, местная ресепшн текла как решето. — Лейтенант Лисицин! — парень кинул руку к демисезонной фуражке. — Товарищ Вершинин? Следуйте за мной! Транспорт ждет! Он снял куртку с придверной вешалки и вышел в коридор. Вершинин немного терялся, когда предстояло двигаться вместе с толпой. Направляющим ходить он не любил. Лучше идти последним. Спокойно и в своем темпе. На этот раз проблему решили без него. Лейтенант с двумя солдатами пошел впереди. Трое солдат сзади. Бабку «забыли» в коридоре. В холле у лифтов курил Плюгавый. Если и до этого Вершинин подозревал, что он дурак, то курение в 4 утра окончательно его убедило. Увидев конвой Плюгавый естественно повел себя неадекватно, кинулся навстречу, намереваясь проскользнуть в щель между идущими и стеной коридора. Думал, рейд, наверное, какой.