Пестель как раз провожал Калимат в отхожее место. Во двор въехали два тонированных джипа, из которых высыпала куча бородатых бачей. Один без затей стал палить в белый свет как в копеечку. На шум из кальянной выскочил старший «товарищ» и стал орать на стрелявшего «Ишак!» На что первый назвал его «Сыном ишака». Неизвестно, чем бы кончилось дело, но вмешалась девушка, появившаяся из одного из джипов. На ней было безумно дорогое платье от Лоренцо Серафини и босоножки их натуральной кожи на высоком каблуке Сержио Росси. Черные волосы спадали до плеч. Совершенно европейский тип лица, губки бантиком и самое примечательное-обалденно красивые глаза темно-синего цвета. Она что-то сказала, улыбнулась и взяла спорящих бачей под руки-те и поплыли как пластилин на горячей плите. Пестель думал, что бачи покрепче будут. — Айна! — одобрительно сказала Калимат, перед тем как шагнуть в уборную. САМОЕ ВРЕМЯ ИСЧЕЗНУТЬ. Хоть корпус эмулятора сейчас лежал разбитый далеко отсюда, но благоприобретенные возможности никуда не делись. В частности, в виде огненных подсказок перед глазами, которые видел лишь он. Однако Пестель не мог себе позволить бросить Калимат. Пол в уборной был выломан вместе с недействующим унитазом, и он опасался, что старуха свалится в яму и не сможет вылезти. Айна прошла в кальянную и ее усадили в гордом одиночестве на почетное место. Тут Пестель и спалился. Еще в бытность свою Диана предупреждала его, что женщины чувствуют чужие взгляды. Пестель никак не мог в это поверить. — Да как ты не поймешь! — кипятилась девушка. — Это же просто! Когда на тебя смотрят, ты просто чувствуешь и все! Пестель так и не смог этого понять. Многие элементарные вещи всегда доходили до него с трудом. Например, пока они с Дианой жили рядом, отбоя не было от желающих их подвести. Он удивлялся, сколько вокруг отзывчивых добрых людей. Однако стоило девушке съехать, Пестеля подвозить резко бросили от слова совсем. Даже те, кто жил в одном с ним доме. Но это все отступления. Стоило Пестелю уставиться на красотку Айну Иназову, как она сразу среагировала и подняла на него взгляд. Темно-синие ее глаза сияли такой чистотой и глубиной, что Пестель невольно залюбовался, забыв, что на кавказских девушек так смотреть нельзя. На русских можно, даже осыпать неприличными предложениями и лапать можно, а так-нет. Один из бачей с грохотом оттолкнул стул и пошел к нему, громко топоча ботинками. Заступаться за честь девушки тоже было положено громко, чтоб все видели и не приняли за труса. — Кто это? — с ужасом подумал Пестель, смотря на приближающегося папуаса. ЗАМАН. С готовностью ответил эму, хотя по большому счету его ни о чем не спрашивали и вопрос был чисто риторический. — Русская свинья! — Заман занес руку для удара. И застыл. За спиной Пестеля возникла Калимат. Тяжелый подбородок торчит полумесяцем. Набрякший носяра свисает до верхней губы. Вроде ничего не делает, не угрожает, но Заман сдулся на глазах. — Проклятая колдунья! Забирай свою свинью! — Заман опустил руку. — Пошли, Идущий! — Калимат больно вцепилась ему в руку. Пестель был уверен, что старуха мстит ему специально и охнул. — Почему вы русских обзываете свиньями? — спросил он. — Потому что свинья — это грязное животное? — Не знаю! В Коране об этом ничего не написано! — ответила Калимат. — Написано только, что нельзя есть свинину, а почему, зачем, никому не ведомо. Но Священная книга на то и священная, что знает неведомые всем нам истины! Узлипат. Она не могла не приехать. Обязана была приехать. Все законы жанра этого требовали. Искусство обожает контрасты. Пестель за день, проведенный среди людей, обмяк. Это были бандиты, клейма ставить негде, но люди все же. Они его замечали, всё время обзывали свиньей, но это был, как выражались политики электорат. Человеческая общность. Опять же, когда тебя обзывают, это тоже в какой-то степени общение. И Пестель поплыл. С самого начала войны он впервые позволил себе расслабиться. Он настолько осмелел, что решил выйти из кальянной во двор осмотреться. Ага, осмотрелся. Дело шло к вечеру. Бачи жили по своим волчьим законам, так что вместо того, чтобы мирно ночевать в кальянной, постепенно рассосались по окрестностям. Пестель получил возможность незаметно просочиться на улицу. Однако совсем незаметно не получилось. Едва он шагнул на улицу, раздался окрик: — Стоять! И в нос шибануло табачищем. Пестель затравлено втянул голову в плечи, ожидая увидеть очередного бородача, но вместо этого узрел миниатюрную девицу. Узлипат. Он сразу узнал ту из джипа на Красной площади. На ней были черные легинсы и леопардовый кардиган. Короткий кардиган полностью открывал ноги. Уж лучше бы она этого не делала. Сказать, что ноги были кривые, значит, ничего не сказать. Это были ноги кавалериста, полукругом охватывающие невидимую лошадь. Редкие волосы двумя неопрятными прядями ниспадали на несуществующую грудь. — Стоять, раб! Красотка была крепко выпивши. — Куда собрался, Иван? Пестель забормотал, но был остановлен. — Заткнись, урюк! Урюк это засушенный абрикос, подумал Пестель и заткнулся. Узлипат покровительственно ухмыльнулась. Выпустила в него струю дыма. Вместе с никотином прилетело амбре нелеченых зубов и неухоженного ЖКТ[50][ЖКТ-желудочно кишечный тракт]- этакий легкий фекалийный флер. Пестеля едва не вывернуло наизнанку. — Хочешь меня, сволочь? — продолжала Узлипат. Если бы не испугался, Пестель бы облевался. Явственно представил красотку без штанов, крутые кавалерийские ноги, жилы на икрах, дикие луга между ног. Но картина, как его поймают бачи за запретным общением и что после этого сделают позволила держать себя в руках. Как и всякая некрасивая девушка Узлипат была уверена в своей красоте. — Вижу, как ты возбудился! — продолжала она. — Иди к своей мамочке, уродец! Пестель шарахнулся с крыльца. Вслед ему полетел отвратительный смех. Будто старая ворона закаркала. Пестель торопливо скрылся за угол кальянной, в непроходной дворик. Те, кого сюда водили бандиты, никуда не делись и все были здесь. Они лежали в одной бесформенной куче, по которой ползали сонмы мух. Асфальт был ровный, не побитый пулями. Бандиты аккуратно резали людей как баранов. У Пестеля последовал провал в памяти, и он вернулся к реальности уже в комнате Калимат, мокрый, дрожащий, ничего не соображающий. — Уходить тебе надо! — сказала старуха. 23. Вершинин Министерство внутренних дел. Ул. Житная, 16. 8 ноября На вахте их остановил дежурный. — Товарищ майор, вас Тартаковский с утра искал! Велел зайти, как только появитесь! Вершинин поднялся в кабинет заместителя начальника управления. Напряжённая секретарша пропустила его без лишних слов, точно боялась, что ее могут обвинить в излишней лояльности. Ощутимо запахло жареным. Ле скандаль, подумал Вершинин. Генерал находился в кабинете один. — Вы уже слышали об аресте Шебутаева? — спросил он вместо здрасте, до свидания или простого присаживайтесь. — Считаю, что следствие допустило ошибку. Хочу с утра этим заняться. Генерал сверкнул очечками. — В сложившихся обстоятельствах это невозможно. Вы временно отстраняетесь от ведения дела. Все документы передайте Наволоцкому. Перед мысленным взором Вершинина предстал как живой напомаженный гомик. Хуже было только поручить расследование Алкоголиковой. — Я прислан сюда из столицы и отстранить меня можно только из Главка! — напомнил Вершинин. — Мы знаем, откуда вы присланы! И столицей нам тыкать не надо! — зло оборвал Тартаковский. — С главком все согласовано! — Так быстро? Шебутаева лишь вчера задержали, ему обвинение только сегодня должны предъявить! — удивился Вершинин. — Мы тоже умеем работать! — фыркнул генерал. — Если у вас нет других вопросов, идите к себе, Наволоцкий уже ждет вас! Ему в отличии от вас работать надо! — и он пробормотал как бы себе. — Понаехали тут столичные штучки!