Пролог Говорят, что в музеях обитают призраки. И когда расходятся посетители, когда в залах выключается свет, когда входная дверь наглухо закрывается, а объект сдается на сигнализацию, призраки выползают из своих укрытий и устраивают вечеринки. Семен Парин в эти сказки не верил. Он считал, что подобные легенды могут заманить только легковерных туристов и ушлых журналистов. О том, что происходит в музеях в ночное время, Парин знал лучше, чем кто-либо другой. Музейным сторожем он отработал больше тридцати лет, и, если бы эти призраки водились на самом деле, он бы рано или поздно повстречал хотя бы одного из них. За все годы его работы случилось только одно чрезвычайное происшествие. В Музее Революции, где он тогда работал, посреди ночи вдруг раздалась нецензурная брань. Случилось это в той части экспозиции, которая была посвящена самому Ильичу, причем в ночь 7 ноября. Впрочем, разгадка тайны не заставила себя ждать. Вечером сотрудники музея отмечали великий праздник, разумеется, прямо на рабочем месте. Замдиректора по научной части немного не рассчитал свои силы, и покинуть свой кабинет без посторонней помощи он уже не мог. Вынос грузного тела на улицу мог закончиться скандалом и последующим за ним пропесочиванием на партсобраниях. Коллеги решили оставить дрова в лесу, а сами отправились по домам. Замдиректора проснулся посреди ночи в своем кабинете с твердым желанием опохмелиться. Он открыл дверь и отправился на поиски магазина, совершенно не понимая, где находится. …В тот октябрьский вечер Парин в тысячный раз рассказывал свою бородатую историю двадцатилетней давности очередному слушателю. В штат охраны Третьяковской галереи, где трудился Парин, зачислили нового сотрудника, уже не молодого, но пока еще зеленого. Рослый лысый Лукотин пришел в сторожа из какой-то охранной фирмы. Это был здоровый и уверенный в себе мужик, но в его трудовой книжке значились лишь самые низкооплачиваемые работы типа вахтера. — Странно, что он так и не смог себя реализовать, — думал Парин. — Вот если бы мне сейчас его годы, я бы… Скорее всего, он бы снова стал музейным сторожем. Парин совершенно не представлял себя в другой ипостаси. И теперь он был рад новой возможности передавать свой богатый опыт. Парин не отставал от новичка ни на шаг и каждую минуту доставал его своими поучениями. Этот октябрьский вечер начался как обычно. Сначала залы Третьяковки покинули посетители, затем по домам отправились смотрители галереи. — Счастливого дежурства и хороших сновидений! — шутя попрощалась с Лариным Лидия Михайловна, работник древнерусской иконописи. И тут же вдруг спохватилась: — Ой, я же косметичку в подсобке забыла! Ладно, я мигом сбегаю. «В вашем возрасте, гражданочка, косметичка уже не нужна», — отметил про себя Парин. Через час после закрытия Третьяковка опустела. Теперь полноценными хозяевами всех ее несметных богатств были они, музейные сторожа. Во всем здании остались только три человека. — Я пойду на первый обход, молодого возьму с собой, а ты, Егор Федорович, поглядывай на мониторы, — распорядился Парин. Этой ночью его назначили начальником смены, и он чувствовал себя здесь царем. Три человека — это очень мало для такого огромного здания. В свое время штат сторожей был намного больше. Теперь же место людей заняла умная техника — системы видеонаблюдения и сигнализации. «Ничего не поделаешь, все меняется, — думал во время обхода Парин. — Но разве техника заменит человека? Разве с бездушной машиной можно выпить чаю и обсудить шансы «Зенита» на выход в финал?» Обход музейных залов был лишь рутинной формальностью. Парин знал, что ничего интересного на пути ему не встретится, но, несмотря на это, выполнял свои обязанности строго по инструкции. Не обнаружив ни одного призрака, спустя полчаса они с Лукотиным вернулись в свою сторожку, где уже закипал электрочайник. По телевизору шел футбольный матч. — Теперь можно и почаевничать, — сказал Парин. Он достал с полки жестяную банку, насыпал в чайничек заварки и залил ее кипятком. — Я не буду, — сказал Лукотин. — У меня свой пакетик есть. — Пакетик — это моча, а не чай! — возмутился Парин. — Ты лучше мой попробуй. — Ну ладно, давай, уговорил, — согласился тот. Парин насыпал сахару, взял из пакета печенюшку и поудобнее устроился в кресле у телевизора. Как раз в этот момент нападающий «Манчестера» приблизился к воротам противника. — Итак, напряженный момент… Удар… Нет, очередная промашка, — надрывался телекомментатор. Парин и не заметил, как выпил чашку до дна. «Манчестеры» снова пошли в атаку. Но сторожу было уже не до них. С Париным творилось что-то неладное. На часах всего одиннадцать, а его глаза уже начали слипаться. Ларину казалось, что он проспал всего пару минут, но, когда он проснулся, было уже полтретьего ночи. Он настороженно огляделся: телевизор выдавал лишь серые полосы, рядом на соседних стульях храпели его товарищи по смене. Парин сразу бросился проверять, все ли в порядке. Опасения его были напрасными: в музее за это время ничего не произошло. Сигнализация была по-прежнему включена, никаких следов пребывания посторонних. Сторож вернулся и разбудил товарищей. Но спустя пару минут они уже сидели за столом и пытались найти ответ на вопрос: а что это было? Отчего трое здоровых мужиков отрубились будто по команде? Лукотин первым понял, в чем дело: — Слушай, Парин, а что за гадостью ты нас напоил? — В смысле, какой гадостью? — Чай у тебя какой-то паленый! От него мы все отрубились! — Обычный чай. Цейлонский байховый. Я его на рынке покупал. — И что нам теперь делать прикажешь? Начальству сообщить? Согласно инструкции именно так сторожа и должны были поступить. Несмотря на то что Парин привык неукоснительно следовать инструкциям, он прекрасно понимал: стоит им признаться в том, что они уснули на работе, — и вся троица отправится гулять с волчьим билетом. На этот раз он решил держать язык за зубами. «Да никто и не узнает, — оправдывал он сам себя. — Ничего ведь не случилось. А то, что мы вздремнули малек, — это ерунда». Остаток смены прошел без происшествий. Парин сдал дежурство и отправился домой, в свою тесную «двушку». Жена уже ушла на работу, дочка заночевала у подружки, и никто ему не мог помешать доспать, причем совершенно легально. Но его сон был прерван самым наглым образом. Как только Парин устроился под одеялом и сомкнул глаза, раздался настойчивый дверной звонок. Парин даже не успел сообразить, ждет ли он гостей, как от мощного удара дверь вылетела из петель и в квартиру ворвались молодчики в форме. Сторож едва успел встать с кровати, как на его запястьях защелкнулись наручники. Глава первая От тягостных дум его отвлек резкий свист тормозов. Затем последовали возмущенные реплики и сочная порция мата. Сергей Дорогин машинально обернулся. «Крайслер» размером с танк попытался объехать по крайней правой затормозившую на светофоре дамочку в «матизе». Но столичные проспекты слишком узкие для таких маневров, и танк лишь чудом не выскочил на тротуар. «Ничего интересного, — вздохнул Дорогин. — Обычная сцена из московской жизни». В обеденное время центр города напоминал жужжащий улей. Клерки, секретарши, консультанты и прочий офисный планктон на целый час отрывались от своих скал и наслаждались свободным плаваньем. Каждый из них мог рассчитывать на честно заработанный гамбургер и стакан кока-колы. Дорогин мирно прогуливался в сторону памятника Пушкину. От других пешеходов его отличало только то, что он никуда не спешил. Клерки тем временем переходили на рысь. «Ага, уже без пятнадцати два, — Дорогин взглянул на часы. — Клеркам пора поторопиться, а то опоздают и не получат премиальные». Через пятнадцать минут толпа рассосалась. Планктон вернулся в свои офисы. Сергей Дорогин продолжал прогулку в полном одиночестве. Спешить ему было некуда, ни одного дела на сегодня у него не было запланировано. Ни на сегодня, ни на завтра, ни на будущей неделе. Суета современного человека обычно связана с добыванием денег. Но Дорогин уже давно забыл, что такое финансовые проблемы. Деньги он брал в тумбочке, вернее, на банковском счете. Ему хватало с лихвой. В быту он был неприхотлив и тратить с размахом так и не научился. Такая жизнь была пределом мечтаний любого клерка, но сам Дорогин не чувствовал себя счастливым. Наоборот, иногда он даже завидовал тем, кто спозаранку вскакивал с постели в каких-нибудь Химках, впихивался в потную маршрутку, матерился часок-другой в пробках и все это время думал лишь о том, что сегодня уже среда, а послезавтра — пятница, а в субботу можно и на рыбалку… «У них, по крайней мере, есть к чему стремиться», — философски отметил Дорогин. Раньше он никогда не верил в существование кризиса среднего возраста. Ему казалось, что все это придумали прожорливые психологи, как хороший развод для легковерных клиентов. Но ровно две недели назад Дорогина ни с того ни с сего накрыл депресняк и отпускать, похоже, не собирался. «С этим надо что-то делать. Надо срочно придумать себе какое-то занятие. Не тупое и бесполезное хобби, вроде коллекционирования трусиков топ-моделей или охоты на беговых тараканов, а что-нибудь посущественней», — рассуждал Дорогин. Но никаких мыслей на этот счет не приходило. Завидев вывеску «Шоколадницы», Дорогин решил было заправиться двойным эспрессо. Но тут же вспомнил, что буквально полчаса назад уже выпил кофе и что тонуса напиток, увы, не добавил. Можно было, конечно, перейти к напиткам покрепче, но Сергей понимал, что в его теперешнем состоянии надо держать себя в руках. Тем более на часах было чуть больше двух. Продолжая свой моцион, Дорогин даже подумал, грешным делом, вернуться в кино. Позвонить знакомому продюсеру и попросить подыскать для себя работенку, какую-нибудь второстепенную роль, можно даже дублером. Что ни говори, спрос на каскадеров есть всегда, а опыт и навыки бесследно не проходят. Но с другой стороны, у Дорогина было железное правило: по возможности нигде не светиться. Он прекрасно знал, что в мире есть масса людей, которые мечтают получить его голову на блюде, разумеется отдельно от тела. Погруженный в свои раздумья, Дорогин не заметил, как добрел до Москвы-реки. С воды потянуло холодом, и он застегнул куртку. Набережная в этот будний день была пустой. Над причудливым изваянием Петра Великого зависла темная туча. Собирался дождь, и, по-видимому, совсем не весенний. Дорогин медленно побрел к мосту, который виднелся метрах в двухстах, изучая по дороге царапины на асфальте. — Уважаемый господин, а нельзя ли к вам обратиться? — чей-то хриплый голос вырвал его из оцепенения. — Я, понимаете ли, бывший спортсмен, чемпион мира по баскетболу, у меня вот и медали есть. Цвет лица чемпиона свидетельствовал о победах в другом виде спорта — литрболе. Дорогин сунул руку в карман куртки, вытащил оттуда первую попавшуюся купюру и не глядя сунул ее бомжу. — Друг мой, примите от меня сей скромный дар, — промолвил он таким же напускным тоном. — И умоляю, только без благодарностей! Различив количество нуликов на бумажке, «спортсмен» попытался обнять своего благодетеля. Дорогин отстранил его плавным, но решительным жестом и продолжил свой путь. У самого моста были вполне подходящие для перекура лавочки. Возле одной из них суетилась над коляской мамаша. Сергей грузно рухнул на соседнюю и потянулся в карман за сигаретой. «И с чего это меня так колбасит? — задал он себе риторический вопрос. — Вроде все идет складно, грех жаловаться… Просто маразм какой-то». Этот вопрос задавал он себе не в первый раз. Причину своего состояния он пытался объяснить вот уже целую неделю, но ответ напрашивался только один. «Как утверждают святые отцы, леность приводит к унынию», — пронеслось в голове Дорогина. С этой истиной было не поспорить.