– Какое-то слабое везение, но уж если любите друг друга… Я промолчала, не зная, что сказать. – Спасибо, – сказал Олег Иванович мне в спину, когда я уже оказалась в коридоре. Я удивленно обернулась. – За что? – За то, что не продали моего сына. Из дома Тропининых я выходила, уверенная в том, что смогу победить своего внезапного противника. Решить эту проблему следовало как можно скорее, потому как я чувствовала – сил, для того, чтобы держать себя в руках, у меня остается все меньше и меньше. А Антон продолжал мне звонить – восемнадцать непринятых звонков меня испугали и рассмешили одновременно. И я все же перезвонила ему – не вытерпела. Он ответил в ту же секунду. И был зол. – Катя! Почему не берешь трубку? – спросил крайне раздражено и взволнованно Тропинин. – Извини, я спала и не слышала, – ответила я. Всего лишь его голос, но как тепло становится внутри. Мое солнце. – Где спала? – жестким голосом уточнил он. – Я звонил вам домой. Твоя сестра сказала, что ты ушла. Порыв ветра ударил мне в лицо, откинув волосы назад. – У Нинки спала. Пришла к ней в гости сразу после самолета и случайно заснула, – с легкой душой соврала я, точно зная, что пока ничего не разрешится, ничего не стану говорить ему о его маме. – Тогда спи дальше, – непонятно почему обиделся он. – Антош, – мягко позвала его я. – Не злись. Извини, что так вышло. – Ты понимаешь, что это ненормально? – спросил Тропинин сердито. – Я посадил тебя на самолет, ты прилетела, и я не могу до тебя дозвониться. Что я должен думать, черт возьми? – Прости, – вздохнула я, чувствуя себя неловко. Однако то, как Антон злиться, мне нравилось. – Прости? И это все, что ты мне можешь сказать? – едва ли не скрипел Антон зубами. – Нет, серьезно? – Я звонила тебе, когда прилетела, но ты еще был в самолете, – отозвалась я, пытаясь оправдаться. – А потом… уснула. – Ты уснула, а я должен сходить с ума. Не делай так больше, Радова. Всегда будь со мной на связи, – сказал он и добавил с чувством: – Ненавижу беспокоиться. – Я люблю тебя, – сказала я невпопад. – Не подмазывайся, – отмахнулся Антон. – И уже скучаю. – Неужели?.. А я думал, ты решила поиграть в свои любимые прятки, – усмехнулся он. – В следующий раз я тебе что-нибудь станцую, – попыталась подмаслить его я. – Хочешь? – Нет, – отрезал он и напомнил ехидным голосом: – У тебя нет пилона. А чтобы ты танцевала в клубе, я не хочу. – Я без пилона, – успокоила его я. – Приватный танец. Танец маленьких утят. Постепенно Антон успокоился. Мы разговорились, и звук его голоса меня успокаивал все больше и больше, и уже было не так страшно. Мы беседовали долго, и я уже сидела в автобусе, везущем домой, как спросила, сама не поняв, зачем: – Скажи, Антон, – осторожно начала я. – Антон, – пошутил он, как всегда остроумно. – Смешно, – даже не улыбнулась я. – Ответь на вопрос. Ты бы смог обменять меня? – Что? – не понял он. – В смысле? – Обменять, – повторила я, спешно придумывая другую формулировку. – Ты стала крышкой из-под кока-колы, чтобы я менял тебя на приз, детка? – осведомился Тропинин. – Нет. Ели бы тебе сказали: твоя любовь или то, что тебе безумно дорого, что бы ты выбрал? – задала новый вопрос я, сама не зная, зачем говорю все это. – Катя, мне не нравятся подобные вопросы. Для чего ты это сейчас говоришь? – спросил очень серьезно Антон. – Просто в голову пришло, – ответила я, бездумно глядя на безликие дома, мимо которых проезжала. Только сегодня утром я была с ним, в другом городе, а сейчас я одна и дома. Как это произошло? – Тебе в голову приходят глупости, – отрезал Тропинин. Он понял, что сказал это слишком резко, и добавил, стремясь сгладить ситуацию: – Лучше бы тебе в голову приходили другие вещи. Например, прислать мне фото, которые могу видеть только я, – его голос стал вкрадчивым. – С занятий на пол дэнс, – подхватила я его игру, чтобы он ничего не заподозрил. – Да, можно оттуда, девочка моя, – радостно согласился Антон. – Я уже жду свой приватный танец. Может, по скайпу? – Только вживую, милый. Так, разговаривая с любимым человеком, я и доехала до дома. Ни с кем разговаривать не хотелось, и я, извинившись и сославшись на головную боль, ушла в свою комнату, где долго лежала, глядя в черный потолок, заснув лишь глубокой ночью. Проснулась я рано – весь дом еще спал – и направилась на кухню. По пути я заглянула в приоткрытую дверь комнаты брата, застав презабавную картину. Эдгар, пытаясь не разбудить обнявшую его Киру, вылезал из кровати, явно желая сесть за любимой компьютер. Увидев меня, он, смутившись, погрозил кулаком, а я лишь махнула рукой и отправилась пить кофе. Выпью одну чашку, стану бодрой и уверенной – и позвоню Алле. Но я выпивала эту чашку и говорила себе вновь – выпью вторую и тогда позвоню. И так повторялось вновь и вновь. После четвертой мне стало плохо, и я поняла, что откладывать не стоит – кофе меня не спасет. Я не могу больше тянуть время. Чем быстрее я поговорю с Адольской, тем быстрее забуду все это, как кошмарный сон. Когда я набрала ее номер, стрелки часов показывали ровно девять часов. Мама Тропинина ответила мне быстро, и голос у нее был бодрый – как у человека, который уже давно не спит. – Здравствуйте. Это Катя Радова, – сказала я, оглянувшись на дверь – вдруг кто услышит этот разговор? А мне бы этого не хотелось. – А ты все-таки оказалась немного умнее, чем я думала, – рассмеялась женщина. – Быстро позвонила. Молодец. За это накину тебе еще тысяч триста, – тотчас оскорбила она меня, но я проглотила эти слова. – Где и когда мы можем встретиться? – только и спросила я и тотчас услышала ответ: – Полдень. В том же месте, где и вчера, – на этом она бросила трубку. Чего мне стоило дождаться полудня! Из дома я выехала уже в десять утра, ни с кем не разговаривая от охватившего меня волнения. В ресторане «Белая лагуна» я оказалась уже в одиннадцать, и еще час ждала, нервничая, Аллу. Вчерашняя девушка-официант посматривала на меня странно – наверное, думала, что я согласилась-таки на предложение Адольской. Переубеждать ее я не стала. Мать Антона появилась ровно в полдень. Зашла, как королева, в пустое еще заведение, одетая в элегантное деловое платье, сверху которого был накинут модный пиджак. Украшения она сменила: кольцо на пальце и колье на ухоженной шее – все из сдержанно-благородной платины, с яркими алыми камнями, похожими на заледеневшие кубики крови. Алла Адольская вновь не удосужилась поздороваться – села напротив с видом триумфатора. Но я уже не боялась ее так, как вчера. – Люблю решать вопросы быстро, – сказала довольным голосом Алла, жестом отправляя прочь официанта. – Ты порадовала меня, включив, наконец, мозги. Считай, что сегодня ты получила счастливый билет в жизнь. Она ничуть не сомневалась в своей победе. Была в предвкушении. Ей даже и в голову не приходило, что может быть как-то иначе. А я, ничего не говоря, протянула ей папку с копиями документов ее двойной бухгалтерии. Алла с некоторым удивлением глянула на меня, не сразу, видимо, поняв, что это, но задавать лишних вопросов не стала – открыла папку и несколько минут изучала ее содержимое. – Где взяла? – подняла на меня глаза мать Антона. Я думала, с ее-то нравом она устроит истерику, начнет кричать, пугать, угрожать… А Алла просто пробежалась внимательно по строкам, поняла все вмиг и отложила документы в сторону. Только взгляд у нее был пугающе ледяным. С таким не устраивают скандалы, с таким молча и хладнокровно уничтожают. Не бойся ее. Теперь она ничего не сможет сделать. – Олег Иванович дал. – Олег Иванович, – задумчиво протянула Алла, откинувшись назад, на мягкую спинку дивана. – Вот как. – Он просил передать, что поддерживает наше с Антоном общение, – сказала я, вспомнив слова Тропинина-старшего. – Не мудрено. Он делает все, чтобы пойти мне наперекор. К тому же питает страсть к бездарным художникам. Пытается влиться в творческую тусовку? – сама себя спросила Алла, и я не понимала: то ли сейчас она в ярости, но хорошо контролирует себя, то ли ей все равно – сделка сорвалась, но это еще не конец. – А у тебя взгляд-то оскорбленный, – вдруг с усмешкой посмотрела она мне прямо в глаза. – Я мало предложила вчера? Теперь уже не ярость говорила во мне – а нечто другое, более спокойное, но уверенное. Огромное, словно море, верное самому себе. Справедливость?