— Тогда готовьте операцию, товарищи, — приказал товарищ Янсон. Анджея решили брать после показа фильмы. Тогда тот почувствует себя в безопасности. Елисеев дал его приметы задействованным в операции сотрудникам. Лучше б, конечно, чтобы под рукой оказался тот человек, который смог бы его опознать, но брать на задержание пострадавших было опасно, да и, если бы Хейфец, к примеру, начал подавать сыщикам условные знаки, это могло бы спугнуть преступника. Директор сообщил, во сколько примерно закончится сеанс. К счастью, это не должно было продлиться долго. Перед показом фильмы не будет выступления агитбригад и чтения стихов. Публика будет только смотреть картину. За полчаса до назначенного срока сыщики заняли заранее обговоренные позиции: перекрыли центральный и запасной выходы, засели в ближайшем переулке, сделав так, чтобы и мышь не проскользнула. Петр был уверен, что, даже ни разу не видев Анджея, все равно опознает его. Уж больно яркой персоной тот получился. Страха у Елисеева не было, скорее, только азарт и предвкушение от встречи с тем, за кем столько гонялся. Он стоял у подворотни бывшего барского особняка, переделанного под общежитие для работников льнофабрики, и делал вид, что откровенно скучает. Компанию ему составлял такой же внешне расслабленный Колычев. До парадного входа «Рояль-вио» было рукой подать. Каждый, кто выходил или выходил из синематографа, тут же оказывался в поле зрения сыщиков. Елисеев потер рукой небритую щеку, сладко зевнул, вспомнив, что толком не выспался. Пока проводил девушку, пока вернулся домой, долго потом ворочался в постели, думая о будущем, которое ему рисовалось исключительно как совместное с Лизой. Как результат — практически бессонная ночь и слегка опухшие глаза. Если б не азарт, ближе к вечеру он бы сильно расклеился. Даже у молодости есть свои пределы, тем более при его непростой работе. Колычев о чем-то тихо спросил. Петр, толком не вслушавшись в вопрос, что-то ответил и вроде попал в такт, потому что Борис удовлетворенно кивнул. Нет, определенно, ожидание — выматывающая штука. — Что нового узнали от Крохина? — произнес Елисеев. — Нового ничего. Все его преступления нам известны. Гад по каждому дал признательные показания. Знает, чем ему это грозит, но не боится. Я, говорит, достаточно пожил. Так погулял, что на десятерых хватит. — А убивал зверски почему? И не просто убивал, а еще и трупы, прямо как мясник, разделывал. — Да судя по всему, здесь не следователь, а врач нужен. Сначала Крохин убивал по нужде, чтобы следы замести. А потом во вкус вошел, понравилось ему… И, чем больше убивал, тем сильнее нравилось. Власть свою над людьми чувствовал. — Так может, он и впрямь того? В смысле больной? — Больной — не больной, но оставлять его в живых опасно. Свою пулю он точно заслужил, — подвел итог Колычев. Через какое-то время сеанс закончился. Двери театра захлопали, выпуская публику, выглядевшую весьма разношерстной. В закрытый клуб входили как совслужащие, так и размножавшиеся как саранча хозяйчики. В обиходе постепенно появлялся новый термин — «нэпачи», которым окрестили возрождавшихся капиталистов. И пусть это были уже не те оглоеды, чье ярмо с таким трудом скинули в семнадцатом, все равно многие в угрозыске не понимали, почему буржуазии снова дали вдохнуть свежего воздуха. А ну как снова войдут в силу? Что тогда? Второй гражданской войны страна не вынесет. Столько народу полегло по всем сторонам, подумать страшно! — А вот и наш клиент, — сказал Колычев. Елисеев кивнул. Высокий, подтянутый мужчина средних лет в хорошем костюме и лакированных штиблетах вышел из синематографа в числе последних. С ним была дама: девица лет двадцати в чешуйчатом струящемся платье и модной шапочке с перьями. В таком наряде ей бы на эстраде выступать, а не по пыльным и темным улицам шататься, подумал Елисеев. Наверняка, парочка ждала извозчика. Вряд ли они пойдут вот так пешком. Поляк задержался у входа с колоннами, чиркнул спичкой, закуривая. Предложил даме, но та отказалась. Тогда он приобнял красотку и что-то зашептал ей на ухо. Девица хихикнула, прижалась всем телом к ухажеру, положила голову на плечо. Порыв ветра донес до сыщиков аромат табачного дыма. — А папироски у него хорошие, — произнес Борис с некоторой завистью. — Американские. По запаху чую. — Пойдем, поговорим, — толкнул друга плечом Елисеев. — С подругой, что делать будем? — Заберем с собой. Вдруг пригодится. Сыщики отделились от стены подворотни, вышли на свет единственного фонаря. Их примеру последовал и Бурко, прятавшийся с другой стороны. Пан Анджей был слишком занят красоткой и появление сотрудников уголовного розыска прозевал. Не помогла пресловутая воровская чуйка. — Добрый вечер, — остановившись напротив парочки, сказал Колычев. — Пожалуйста, попрошу без паники. Уголовный розыск. Прошу следовать за мной. В его руках мелькнул револьвер. Преступник машинально подался назад, но тут же остановился, почувствовав холодное касание нагана Бурко, который зашел к нему со спины. — Анджей, что такое? — плаксиво сказала девица. Ее губки сложились обиженным бантиком. Казалось, вот-вот и она заплачет. — Заткнись! — зло сказал вор. Он недоуменно повел плечами. — Это какое-то недоразумение, товарищи. — Никакого недоразумения. Вы арестованы, вам будет предъявлено обвинение сразу по нескольким делам, — сурово сказал Колычев. — Вы, наверное, меня с кем-то спутали. — А это мы скоро проверим. Снимем пальчики, проведем опознание и разберемся. Не волнуйтесь, невиновных наказывать не собираемся. Он махнул рукой, давая условный сигнал. К кинотеатру сразу подкатила нанятая по такому случаю пролетка с опасливо озирающимся извозчиком. Тому явно не хотелось оказаться замешанным в подобную историю. Экипаж замер у входа. — Прошу садиться, — галантно попросил Колычев. — Полетим с ветерком. — Господи! — вздохнула барышня. — Если он виноват — арестуйте его. Но я-то здесь при чем? — На месте выясним, — усмехнулся Колычев. — Только попрошу по дороге истерики не устраивать. И да, сопротивление бесполезно. Буду стрелять на поражение. Он демонстративно повел стволом. — Все бы вам в невинных стрелять, — сказала барышня. Она полезла в пролетку первой. В экипаже нашлось место не только для арестованных, но и для Колычева с Елисеевым. Борис сел рядом с задержанными, а Петр пристроился со стороны извозчика, не спуская с Анджея и его спутницы глаз. Чтобы не привлекать к себе ненужного внимания, крышу пролетки подняли. — Трогай! — велел Колычев. — Куда везти? — каркающим голосом спросил извозчик. — В угрозыск. Куда ж еще! — ответил Борис. На его лице появилась счастливая улыбка человека, только что завершившего очень важную и долгую работу. Глава 26 Колычев направил свет настольной лампы в лицо Анджея. Его спутница пока томилась в изоляторе под присмотром дежурного. — Вижу, что в новом уголовном розыске с успехом применяют традиции прежнего. Уберите свет, пожалуйста. Глазам больно, — щурясь, попросил поляк. — Потерпите, — усмехнулся Борис. — Судя по вашим словам, вам не привыкать. Перед ним на столе лежали документы, изъятые у преступника: явно липовая справка из сельсовета на имя Анджея Ореховского и командировочный лист из загадочной конторы «Миросбыт». Эксперт уже успел откатать пальчики арестованного и пошел сравнивать с имевшимися уликами. С минуты на минуты должны были привезти Мотылькову и гражданина Козлова, чтобы те смогли опознать преступника. Колычев решил начать допрос до их приезда. Время было дорого, на свободе оставался напарник Анджея, а уголовный розыск даже не понимал, какую скрипку тот играет в этом дуэте. — Советую не запираться, — продолжил Колычев. — Улик у нас достаточно. На вас как минимум две истории с воровством денег в Губ-финотделе, включая подмену портфеля. И доказать вашу причастность для нас не составит большого труда. Против вас многое. Более того, думаю, мы подтянем вас и к преступлению в Тамбове. Там вы ухитрились оставить без получки наших коллег из тамбовской милиции. Арестованный усмехнулся. — Да, занятная история вышла в Тамбове. Хотя сам город мне, увы, не понравился. Впрочем, я был там проездом, и если бы задержался чуть подольше, наверное, смог бы оценить его по-другому. — Значит, вы не собираетесь запираться? — А зачем? — удивился арестованный. — Ну дадут мне срок… Сколько там по закону полагается: год, два? Может, даже три? Все равно потом по какой-нибудь амнистии на свободу задолго до окончания срока отпустят. Советская власть к нашему брату милостива. Не то, что в прежние времена. И выйду я, значит, снова на свободу с чистой незапятнанной совестью. Так что не пугает меня ваше наказание, гражданин начальник. — Хорошо, — кивнул Колычев. — Тогда прошу сказать, кто был вашим сообщником. — Каким сообщником?