Поговорили о ее карьере, о том, что Биттеруотер — именно то место, где знания Марты всего нужнее, ибо медианный доход здесь низок, а уровень преступности высок. Стараясь не подпустить снисходительности в улыбку, Уок рассматривал фотографии воссоединенных семей и письма детей, которых Марта вырвала из лап жестоких родителей. Оба старались не затрагивать другую тему, а именно время и обстоятельства собственного разрыва. Уок обходил стороной и все связанное с религией — неизвестно, каких взглядов придерживается нынешняя Марта, как случившееся между ними повлияло на нее и насколько она сейчас близка со своими верующими отцом и матерью. Это ничего, это так и должно быть, внушал себе Уок; у них общее дело, а что было, то прошло. Он удержал эту мысль, даже рискнув приложиться губами к ее щеке; он упорствовал, даже когда Марта сама коснулась лодыжкой его лодыжки. Она порой замечала, как дрожат его руки и как он встряхивает головой, напрягая память — тогда ее глаза словно говорили: я все знаю, от меня таиться бесполезно. В такие минуты Уок спешил пожелать ей спокойной ночи и ретироваться в родной Кейп-Хейвен. Как-то в сумерках он патрулировал Айви-Ранч-роуд — профессиональные обязанности успешно вписывались в глобальную его задачу. Брендон стоял на пороге — голый по пояс, в одних тренировочных штанах. На стене, словно ценный экспонат, красовалась майка, в которой Брендон еще старшеклассником гонял в футбол. Уок разглядел также бильярдный стол и допотопный игровой автомат — атрибуты холостяка, что после десятилетий преклонения перед женщиной заново ищет смысл жизни. — Ты по поводу этого фрика? — Брендон повел глазами на дом Милтона. — Знаешь, что я нынче обнаружил у себя во дворе? Башку отрезанную, блин! — В смысле — голову? — В смысле, бараний череп. Или, может, олений, черт его знает… Ясно же — Милтон подбросил. В качестве предупреждения. — Ладно, проведу с ним беседу. А ты займись уже своей машиной. Когда ты двигатель заводишь, даже у меня дома слышно. — Уок отметил, что Брендон стоит на цыпочках — пусть хотя бы дюйм, да отвоевывает у своей хромоты. — Я тебе, Уок, вот что скажу. От Стар с этими ее возвращениями за полночь шуму было гораздо больше. Нет, понятно — трагедия, и все такое; но Милтону сейчас наверняка спокойнее спится — поджидать некого. — Ты это о чем? Брендон прислонился к дверному косяку. Стала видна татуировка на груди — растиражированный японский иероглиф. — Бывало, вожусь в гараже допоздна, потом выйду — а Милтон у себя в окне торчит. — Милтон наблюдает звезды. Последовал ехидный смешок. — Ну конечно — одну отдельно взятую звездочку… Ты его поспрашивай, Уок, поспрашивай. — Он заявил, что ты мочился через забор на его лужайку. — Вранье. — Может, и так. Мне параллельно. Я только хочу, чтоб вы двое собачиться перестали, а главное, чтоб меня посредником не делали. — Ты неважно выглядишь, Уок. Сразу ясно, что спортом не занимаешься. — Послушай, Брендон. С Милтоном я, конечно, поговорю, а ты, чем нагнетать, подумал бы лучше, нельзя ли без моей помощи помириться. И без вас дел невпроворот, нечего меня дополнительно загружать своими дурацкими распрями. — Знаешь, что тебе нужно, Уок? Нормальная физическая нагрузка. Для снятия стресса. Заглянул бы как-нибудь вечерком. Я ведь целую фитнес-систему разработал на базе хард-рока, даже запатентовать хотел. Пропотели бы вместе, и… Брендон продолжал говорить, будто и не заметил, что Уок развернулся, вышел из его двора и стучится к Милтону. Дверь открылась. — Уок! — Милтон улыбался столь радостно, что тому стало почти жаль его. — Можно к тебе? — В гости? Уок еле сдержался, чтобы не вздохнуть. — Да. Да, конечно, заходи. — Милтон посторонился, и Уок шагнул в дом. — Поешь со мной? — Нет, спасибо. — Ты на диете, Уок? А здорово похудел… Может, тогда пива? — Пиво будет в самый раз. Милтон снова расплылся в улыбке — пожалуй, несколько подобострастной — и исчез на кухне. Уок направился в гостиную, заваленную чем ни попадя. Милтон был из тех, кто не в силах расстаться даже со старой телепрограммой — вон лежат «ТВ-Гайды» стопкой, а за сколько лет, одному богу известно. А вон наборы подставок под горячее с названиями штатов, которых Милтон сроду не посещал. Явно заказаны по почте; создают, заодно с аналогичным хламом, иллюзию полной жизни, в которой есть и друзья, и путешествия. С фотографии в рамочке, над телевизором, глядит мертвыми глазами чернохвостый олень. — Трофей из Коттрелла. Красавец, верно? — Верно, Милтон. — Пива нет, только кофейный ликер. Никак не разгляжу срок годности. Может, малость того — застоялся… Но алкоголь ведь не портится, как думаешь? Уок взял стакан, отодвинул стопку журналов и уселся, кивнув Милтону — дескать, и ты не стой столбом. — Хочу поговорить о той ночи… Милтон переступил на месте, попытался небрежно заплести ноги. У него не вышло. Уок пригубил кофейный ликер и подавил позыв на рвоту. — По слухам, ты каждый день кого-нибудь да спрашиваешь. Только я уже все рассказал настоящему копу. Уок не зациклился на «настоящем копе» — определенно, Милтон не хотел его обидеть. — Ты сообщил, что слышал звуки ссоры; это правда? — Правда. — Ты также сообщил, что Дарк и Винсент повздорили за несколько дней до убийства Стар. Милтон вздрогнул, услыхав это имя, и Уоку вспомнилось: Стар говорила, что он выносит за ворота ее мусорные контейнеры, если она сама забывает. Может, и мелочь, а для нее — важно. Было. — Почему они сцепились, как думаешь? — На почве ревности. Я же их по школе помню — Стар и Винсента. Про таких говорят — созданы друг для друга. Наверняка поженились бы, детей родили. Винсент, судя по всему, на прошлом зациклился, за будущее его принял. Уок исподтишка оглядел комнату. Деревянные панели на стенах, лохматый ковер на полу. Камин отделан натуральным камнем — этакое ранчо прямо в пригороде, привет из семидесятых. Там и сям примочки для освежения воздуха, но железистый запах никуда не денешь, не замаскируешь, как ни старайся. Милтон кашлянул. — Нельзя же так. А некоторые норовят из прошлого плохое вымарать, приятное пожирней подчеркнуть — сам, небось, знаешь? — Ты ведь часто звонил в полицию, а, Милтон? Можно сказать, всякий раз, когда к Стар приходили мужчины, Дарк в том числе. Говорил, что беспокоишься — я ничего не путаю? Милтон куснул нижнюю губу. — Это по долгу службы. Соседский патруль — не забава, не игра. Просто я ошибался. На самом деле Дарк — хороший человек. Всё из-за его внешности. Людям кажется, раз он этакий огромный, значит, агрессивный. По себе знаю. Думаешь, не слыхал, как меня мальчишки между собой называют? Горилла, Вуки[29], Йети, Трупорез. Не понимают, что говорят. Разве у меня в лавке — трупы? У меня — дичь… Стали бить часы в виде солнечного диска. На десять минут отстают, отметил Уок. Милтон обернулся к часам, сверкнув полукружиями пота под мышками. — Поедем снова в Мендосино, Уок? — Нет, спасибо. В прошлый раз мне понравилось, но всё-таки я скорее рыбак, чем охотник, — улыбнулся Уок. — Я бы лучше в океан вышел на яхте… Чтобы кругом — простор, и качка легонькая… Больше и не надо ничего. — Это без меня. Плавать так и не научился. Уроки даже брал в бассейне, а толку никакого. Знаю, что рот надо закрытым держать, а он сам собой открывается — наверное, потому, что мне хлорка по вкусу. Уок не придумал, что на это ответить. — Ничего, у меня компания для охоты найдется. — Милтону словно не терпелось раскрыть имена загадочных своих приятелей. — Правда? — Уок заглотил наживку. — Мы уже охотились вместе. — С кем? Милтон буквально просиял. — Да с Дарком же! На его «Эскалейде» ездили. Видал его «Эскалейд»? Красавец! И вот что я тебе скажу, Уок: этот парень знает, как обращаться с ружьем. Двух чернохвостых подстрелил. — Неужели? — Ты в нем ошибаешься, Уок. На самом деле Дарк… — Не такой, как я думаю? — Он хороший друг, — отчеканил Милтон, глядя Уоку прямо в глаза. — Дарк обещал приехать к началу следующего сезона. В феврале, значит. Не скоро, зато верно. То есть я думаю, что верно. Уколол-таки — дескать, по твоей милости я лишен приятного общества. Уоку бы виноватым себя почувствовать, да сил совсем не осталось. — Я звал его будущей весной, этак на недельку. Маскировочную сетку купил для него, ботинки какие надо…