— Мальчик застрелил собственную мать. Винсент выдохнул. — Но целился он, конечно, не в нее, — тихо и печально добавил Уок. — Он целился в Дарка. — Девочка сожгла его клуб. Страховая компания отказывалась платить. А тебя как в дом Рэдли занесло? — Увидел, что он к ним катит, — и бегом напрямки. Дарк сказал, ему надо было обыскать дом. Он начал дергать дверь в детскую. Стар взбеленилась. Мальчик вылез через окно — ну она ведь кричала, вот он и бросился на помощь. — Храбрый, совсем как старшая сестра… — Стар догадалась — в шкаф его затолкала. Чтоб под ногами не мешался. А в шкафу револьвер. Робин его и нашарил. Наверное, думал, что мать избивают. Дверцу настежь, прицелился, зажмурился и курок спустил. Знаешь, когда я примчался, он так с зажмуренными глазенками и стоял. — Ну а Дарк? — Он убил бы Робина, точно убил бы. На Дарка брызнула кровь Стар. Робин — единственный свидетель. Вне зависимости от его показаний, Дарк был на месте преступления. Тут не отвертеться. Закапал дождик. Уок прижался лбом к оконному стеклу. Вот она, доля вины Дарка; и вот как он, Уок, эту долю использовал, до каких масштабов раздул ее. Может, Дарк и хотел убить мальчика; а впрочем, едва ли. Просто обстоятельства сложились удачно для адвокатской защиты, вот и всё. — Ну и как ты разруливал — в смысле, с Дарком? — Сказал, что возьму вину на себя. Я, мол, один был, больше копам и допрашивать некого. Имя Дарка вообще не всплывет. — И он тебе поверил? — Нет. Дом, Уок; Дарку нужен был мой дом. Ну я и сдался. Покупай, говорю, только мальчика оставь в покое. — Почему ты просто не сказал: я виновен? — Тогда бы мне пожизненное впаяли. А стал бы отпираться — «вышку» дали бы. Дело мое было безнадежное. Открой только я рот — на вопросы пришлось бы отвечать. О револьвере, например. — Который ты спрятал. — Револьвер забрал Дарк. Подстраховался на случай, если я передумаю. — Ты помог Робину забраться через окно в спальню. Смыл кровь с рук. Твою мать, Винсент! — Ну да, тридцать лет за решеткой — неплохая школа. — Следы, значит, замел и давай в молчанку играть? — А что мне оставалось, при твоих-то вопросах? Чем больше я запирался, тем очевиднее казалась моя вина. Стоило только мне заговорить, и ты поймал бы меня на лжи. Где орудие убийства? Куда делось?.. То-то. Короче, я решил: пускай введут мне смертельную дозу. Пускай сделают то, что должны были сделать еще тридцать лет назад. — Тогда не убийство было, а несчастный случай. — Э, нет, Уок! Я убил Сисси; ты просто трусишь взглянуть на дело именно под этим углом. Теперь я готов. Хочу уйти. С самого начала хотел, только прежде надо было наказание до капельки выпить. Мне и Хэл в письмах писал: хорошо, дескать, что срок тебе дали, вот посиди-ка за решеткой, помучайся, а то смерть для такого, как ты — слишком легкий выход. — У Дарка денег не было, чтобы купить твой дом, — сказал Уок. — Ему даже на первоначальный взнос не хватило бы. Не говоря о налогах. После того, что сделала Дачесс. — Я этого не знал. Мне потом Дарк сам написал. — Я читал письмо. — Понятно. — Ты, наверное, здорово разозлился. — Еще бы. Особенно в первый момент. Не из-за себя. Из-за денег. Мне они были позарез нужны. — Дарк вернул револьвер, потому что не смог выполнить свою часть сделки. Вот это называется — человек слова. Опять затяжное молчание. — Люди — сложные существа, Уок. Воображаешь, будто раскусил того или этого, — а он вдруг возьмет да и выкинет что-нибудь. Вот и Дарк — предоставил мне шанс выпутаться, если надумаю. — Бывает, желания исполняются… Я про дерево желаний. — Уок предназначал эту фразу себе самому, и даже усталая улыбка возникла на его лице, чтобы через мгновение исчезнуть. «С кем я говорю сейчас? — думал Уок. — Безнадежно ли раздавлен судьбой мой друг? Осталось ли в нем хоть что-то от прежнего Винсента?» — Ты сделал ставку на то, что у мальчика отшибло память? — Ну да. Я ж его видел. Он будто отгородился от мира. Вряд ли он вообще знает. Тем более что я-то ему сказал, что это моих рук дело. Потому что зародись у Робина хоть слабое сомнение — всё, пиши пропало. А теперь пусть-ка кто-нибудь попробует, разуверит его… Черт возьми, почему Робин должен с этим жить? А Стар я откачивал, как умел. На грудную клетку давил со всей силы… Со всей силы. Так вот почему ребра у Стар сломаны. В следующее мгновение Уок подумал о Дарке и Маделине, о безжалостной руке судьбы. — Ты лгал ради меня, Уок. Да не где-нибудь, а в зале суда, с полицейским значком на груди. И ты будешь утверждать, что знаешь себя? — Нет, уже не буду. — Того, кто спасаться не желает, спасти невозможно. И снова — молчание. — Ну а как обстоят дела с Мартой? Уок невольно улыбнулся. — Вот, значит, почему ты требовал в адвокаты именно ее! — Из той ночи, Уок, вытекает миллион трагедий. И большинство из них я повернуть вспять не могу. Уок подумал о Робине Рэдли. — Раньше я хотел отмотать время обратно, сделать все иначе. А сейчас просто сил нет. Устал как собака. Наверное, ты правильно поступил. — Я в долгу перед семьей Рэдли. Может, Робин не вспомнит… Он ведь еще малыш. Я бы с радостью умер, лишь бы только вернуть ему прежнюю жизнь. Есть шанс, что события той ночи останутся для него затянутыми мраком. — Ты поставил на кон собственную жизнь — и чуть не проиграл. — Я просто не мог допустить, чтобы Робин превратился в меня. 45 Уок доматывал последние мили. Знал, что больше этой дорогой никогда не проедет. Всю жизнь он страшился перемен. Он убил человека. И правильно разве, что вокруг него всё по-прежнему? Когда из-за поворота явился, в дивном блеске, Калифорнийский залив, Уок глаз поднять не дерзнул на лазурную воду, удерживая взгляд на изломах скал. Уэст-Гейл, упомянутый Дарком, оказался в двадцати милях от Кейп-Хейвена. Несколько старых краснокирпичных ангаров, общего офиса нет, только телефон указан — звоните, кому помощь нужна. Уок подъехал, заглушил двигатель, нащупал в кармане ключ, сверился с номером на брелоке, отыскал соответствующую постройку, небольшую по сравнению с остальными. Открыл дверь и вошел. Было темно, он щелкнул выключателем, и помещение располосовали лучи тускло-желтого света. Под стеной стояли пластиковые контейнеры. Уок не суетился, разбирая вещественные доказательства того факта, что у Дарка была и другая жизнь — счастливая. Вот свадебный альбом; на фото запечатлен молодой Дарк — очень высокий, но еще не заматеревший; вот его красавица-жена. Множество изображений Маделины, светлоглазой шатенки с неизменной открытой улыбкой. Вылитая мать, отметил Уок. Нашел крестильную сорочку и свадебное платье, не иначе еще бабушкино; реликвии, которые передают из поколения в поколение. Уок сохранит их, будет платить за аренду ангара, сообщит в больницу, где конкретно расположен ангар, — на случай, если чудо все же случится. Он хотел уходить, даже поднялся, даже протянул руку к выключателю, когда заметил в дальнем углу нагромождение коробок и объемистых мешков для мусора. Оказалось, просто всякий хлам, макулатура. Но вот стопка рекламных проспектов из тех, что суют в почтовые ящики. И все — на имя Ди Лейн. Пришлось напрячь память, проследить события в обратном порядке, прокрутить на целый год назад. Ну конечно. Выселяя Ди Лейн из дому, Дарк пообещал, что сохранит ее вещи, пока она не подыщет новое жилье. Это было еще до того, как Ди Лейн согласилась на сделку с совестью. В сердцах Уок шлепнул бумажки обратно, выругался, когда они, кое-как подогнанные, соскользнули, разлетелись по полу. Он нагнулся, чтобы собрать их — и выцепил взглядом нечто маленькое, вырванное из контекста. Перед Уоком была кассета с видеозаписью. Он поехал в Кейп-Хейвен, теперь сильно выпиравший из прежних своих границ. Вот, извольте радоваться, новый признак дальнейшего разрастания — железо, строительные леса, вывеска: здесь появятся многоэтажки. Мысли были заняты находкой, и новость скользнула по краю сознания, не вызвав особых эмоций. Очередная перемена в непостоянном мире, только и всего. Вот и полицейский участок — пустой, судя по темным окнам. Не зажигая свет, Уок стал просматривать видеозапись. Нахмурился, увидев вывеску «Восьмерка»; клуб Дарка. Заметил дату в уголочке, сообразил, что именно его сейчас ждет. Организм отреагировал учащением пульса. Одна запись — один день; Уок прокручивал ее в ускоренном режиме, пока на экране не мелькнула Стар. Теперь она — призрак, это так; но почему-то скольжение Стар по залу, ее флирт, улыбки и даже получаемые ею чаевые тоже казались Уоку призрачными. Он опять ускорил темп и только с того момента, когда началась драка, стал смотреть внимательно. В зале куча-мала, Стар падает, хватается за подбитый глаз, ругается, судя по мимике. Хочет и не может подняться, словно спиртное наконец возымело эффект. Кто ударил Стар, Уоку было не видно.