— Юра! — Алла Николаевна предупреждающе повысила голос. — Скажите, Алла Николаевна, — задумчиво спросила Агата. — Почему вы так настроены именно против меня? — Как тебе сказать? У тебя есть дети? — Пока нет, но непременно будут, — парировала Агата. — Вот тогда и поймёшь, каково это, когда провинциальная вертихвостка делает всё, чтобы у твоего сына крышу снесло напрочь. Тогда и поймёшь, что я с тобой ещё очень мягко и вежливо разговариваю. — То есть, дело в моей провинциальности? Простолюдины пытаются проникнуть в благородное семейство? Только вы никакая не благородная, так что можете дышать ровно. Вот лгунья первостатейная, это да. Вы обманули меня, сочинив байку про дочку друзей семьи Лику. Вы обманули сына. Не знаю, как, но обманули. И то, что Стас вас простил,… это вам очень повезло. — Стас ничего не знает. Он бы не простил, — устало сказал Юрий Андреевич. — Не знает⁈ — Агата непонимающе смотрела на собеседников. — Хватит заговаривать нам зубы, — резко заговорила Алла Николаевна. — Вот что я тебе скажу, дорогая. Если не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Я сейчас вызову полицию и заявлю о краже. — Мм. Вызывайте. Что у вас украли? Кольцо из белого золота, на которое я должна была тогда, в Адлере, променять любовь к Стасу? Алла Николаевна, раздув ноздри, взялась за телефон, а Юрий Николаевич перехватил её руку. — Пора заканчивать этот водевиль, — поднялась Агата. — Теперь послушайте меня внимательно, потому что повторять я не стану. Второй раз продавить меня у вас не получится. Я люблю Стаса и уйду только в том случае, если он мне прикажет. Если скажет, что я не нужна ему. Ни в каком другом случае я не отступлю. И мне глубоко плевать, что вы думаете о моём происхождении и какие планы вынашиваете. Всего хорошего. Агата взяла спиннинг, который лежал тут же, и, повернувшись к двери, вздрогнула от неожиданности. Облокотившись о косяк и сложив руки на груди, в дверях стоял Стас. Когда Агата увидела глаза Стаса, она пожалела, что не владеет искусством телепортации. Хотелось немедленно очутиться где-то очень далеко отсюда и вернуться лишь тогда, когда утихнут последние отголоски урагана, который вот-вот обрушится. Стас взял Агату за руку, сел в кресло и усадил девушку к себе на колени. — Я знаю, что подслушивать нехорошо, но иногда очень познавательно, — спокойно заговорил он. — Мне многое стало ясно, однако далеко не всё. Теперь я жду от вас троих подробного рассказа обо всём, что случилось в Адлере одиннадцать лет назад. — Я хотела тебе рассказать, — тихо заговорила Агата, вглядываясь в глаза Стаса, которые казались теперь чужими и холодными. — Но ты сказал: «Не надо, я знаю обо всём». Лицо Стаса немного смягчилось, и он поплотнее прижал Агату к себе. — Точно. Я и забыл о нашем разговоре, в таком ступоре нахожусь. Прости, — он быстро поцеловал Агату в щёку. — Это ты меня прости. Я должна была тебе рассказать обо всём одиннадцать лет назад, вместо того, чтобы нести околесицу про несуществующего парня и блокировать номер твоего телефона. Но я действительно поверила в то, что у тебя есть девушка. Лика, дочь друзей семьи. В юности мы бываем порой так горды и категоричны. А ещё очень доверчивы. Мне даже в голову не пришло, что взрослые солидные люди могут так жестоко лгать, вводить в заблуждение детей. — Так вот о какой Лике ты говорила вчера! Но я был настолько занят мыслями о нас, что упустил этот момент. Алла Николаевна и Юрий Андреевич молчали. Отец Стаса был подавлен, а мать, кажется, оскорблена в лучших чувствах. — А теперь расскажите мне всё подробно, от начала до конца. По поводу моего якобы «утонувшего» телефона я догадался. А остальное? — Мы не обязаны отчитываться перед тобой, Стас! Я твёрдо уверена, что всё сделала правильно. Проанализируй ситуацию, сынок! Открой уже глаза! Разве ты достиг бы всего того, что имеешь, если бы с юных лет погряз в быту, покупая коробки с подгузниками и детские костюмчики? Слушая постоянные придирки твоей дражайшей половины и исполняя её капризы? У тебя не осталось бы времени на самовыражение, не осталось бы личного пространства! — Я был бы счастлив, мама. И я сам бы решил, осталось ли у меня время на самовыражение. Сам, мама! И почему ты так говоришь о семейной жизни? Вы с отцом вместе с юных лет, вырастили нас с Ларисой, не самых плохих детей, согласись? Неужели ты так тяготилась нами, мама? Мы мешали твоему самовыражению и личному пространству? Или папиному личному пространству и самовыражению? — Ты сейчас грубо передёргиваешь, сынок, не надо! Мы с отцом выросли в одном городе, в одном дворе. С детства знали всё друг о друге. Наши родители вместе работали. А что ты знал о своей так называемой «любимой»⁈ Ты был знаком с ней меньше двух дней! И сейчас недалеко ушёл. — Всё, что мне было нужно, я знал. И сейчас знаю. А главное, что я знаю, — мы с Агатой любим друг друга. И неважно, кто в каком дворе вырос. У каждого человека своя дорога, мама! Ты не можешь прожить мою жизнь, не имеешь права! Алла Николаевна махнула рукой и отвернулась к окну. — Я расскажу обо всём. Но сначала хочу попросить прощения у вас обоих. Знаю, сын, что твоё доверие мне теперь не вернуть никогда. Но всё-таки надеюсь на то, что совсем ты от нас не отвернёшься. — Пусть отвернётся, — прошипела Алла Николаевна. — Ведь мы не сделали для него ничего хорошего. Мы не вырастили его, не воспитали. Не дали ему возможность получить образование. Не поддерживали его. — Аля, мы делали это всё, потому что Стас — наш сын. Мы не давали ему взаймы свою любовь и заботу! И он нам ничего не должен! Когда у Стаса появятся дети, он будет отдавать им свою родительскую любовь и заботу, не требуя ничего взамен. Это вечная цепочка, Аля! — Ты просто капитан «очевидность», Юра! Кладезь прописных истин! — Нет, я это чувствую. А теперь я расскажу всё. Агата ведь тоже фактически не знает ничего. Слушая рассказ Юрия Андреевича, Агата с трудом сдерживала слёзы. Но она понимала, что плакать нельзя. Только не перед Аллой Николаевной! Агата решила, что поплачет позже, потом. В одиночестве. Рядом со Стасом она должна быть сильной, ведь ему намного тяжелее, чем ей. Он доверял родителям больше, чем самому себе, и узнать теперь о лжи и предательстве… Такого и врагу не пожелаешь. Агата чувствовала, как напряжён Стас, и, стараясь облегчить его состояние, гладила его ладони, легко массировала пальцы его рук, тёрлась щекой о его волосы. Постепенно его дыхание выровнялось, он немного «оттаял». Когда Юрий Андреевич закончил рассказ, на несколько минут воцарилось молчание. Каждый думал о своём. — Я пойду на пруд, — шепнула Агата. — Тебе нужно поговорить с родителями наедине, обязательно. — Хорошо, — тяжело вздохнув, Стас поцеловал Агату в щёку. — Я найду тебя. Он нехотя разжал руки, и Агата выскользнула из гостиной, ни на кого не глядя и не попрощавшись. У неё не было желания разговаривать с родителями Стаса и даже просто видеть их. Возможно, со временем её немного отпустит, и она станет терпимее к ним, но доверять этим людям не сможет никогда. — Если честно, мне сложно комментировать то, что произошло, — сложив руки на груди, Стас смотрел прямо перед собой. — Я слишком хорошо помню, что я чувствовал тогда, и как я жил потом, особенно первые полгода после разлуки с Агатой. Я не считаю себя вправе обвинять вас или обличать, равно как и учить вас жить, взывать к вашей совести. Самым страшным для меня является то, что вы спокойно наблюдали за моими мучениями, которые сами же и организовали, да ещё изображали заботу и тревогу. А ещё страшно то, что вы растоптали нас с Агатой, и её, и меня. Я никак не смогу это исправить. Я лишь могу поклясться, что получив от жизни подобный урок, никогда не поступлю со своими детьми так, как вы поступили со мной и с Агатой. — Посмотрим, — ехидно заметила Алла Николаевна. — Никогда не говори «никогда». — Мы будем видеться, сын? Или ты совсем прекратишь с нами общаться? — обречённо спросил Юрий Андреевич. — Пусть не общается, — сухо сказала Алла Николаевна. — Такое поведение ещё никого не доводило до добра. Родители — это святое. — Мы будем общаться, если вы сами захотите, — пожал плечами Стас. — Будем встречаться по праздникам, например. У меня есть сестра, есть племянники, есть зять. Они не виноваты ни в чём, и я не собираюсь их втягивать в наши разборки. Условия следующие. Во-первых, с Агатой вы общаетесь только в моём присутствии. До первого оскорбления. Если кто-то из вас позволит себе оскорбить Агату, наше с вами общение прекратится. Во-вторых, встречаемся только по предварительной договоренности, никаких спонтанных визитов. И в-третьих, когда у нас с Агатой родятся дети, вы с ними будете общаться только в нашем присутствии. Я не смогу доверить детей людям, которые так виртуозно лгут и ломают под себя неокрепшую детскую психику. Всё. — Спасибо за снисходительность и такое великодушие, — с холодной усмешкой сказала Алла Николаевна и встала. — Лично мне одолжений не нужно. Живи, как хочешь, но помни, что человек, забывший о своих корнях, счастлив не будет. Всего доброго. Она быстро пошла к двери. — Прости, сын, — Юрий Андреевич тоже встал. — Я всё понял. Пусть всё будет так, как ты сказал. Ты прав во всём. А на мать не обращай внимания, отойдёт. Понимаю, что доверие и твою любовь мы потеряли навсегда, но может, хоть цивилизованное общение наладим со временем. До свидания, сын! Я позвоню. Стас кивнул, а потом, когда отец вышел, закрыл лицо руками и сидел так несколько минут. …Агата так и не стала рыбачить. Сидела на скамейке у пруда, а спиннинг лежал рядом. Потом она услышала шаги и подумала вдруг, что это её долгожданное счастье наконец-то идёт к ней. Придёт и останется навсегда. Стас сел рядом, крепко обнял Агату. Сначала, легко касаясь, собрал губами все слезинки с её лица, а потом начал целовать Агату глубоко и страстно. — Пожалуйста, прости, — переведя дыхание, заговорил он. — Мне думать не хочется о том, что ты пережила по милости моих родителей. — И мне не хочется. Не вини себя, лучше раздели со мной мою радость. Ты правильно сказал: реальность намного прекрасней. Потому что моя реальность — это ты. Разговор был прерван появлением Дани и Вани, приехавших с аттракционов, и вернуться к нему у Агаты и Стаса получилось лишь глубокой ночью, когда страсть временно отступила. — Почему ты вернулся раньше? И с какого момента в разговоре ты подслушивал? — Я очень соскучился по тебе, потому закончил с делами в Москве максимально оперативно и помчался сюда. А подслушивал с самого начала. Я видел машину родителей. Видел, как ты несла чай в гостиную, но ты меня не заметила. Подумал, сейчас войду и устрою всем сюрприз, однако «сюрприз» ожидал меня. — Стас… Мне так больно за тебя. — Всё хорошо, просто чудесно. Я услышал много тяжёлых для меня слов, но услышал и самые прекрасные. Их сказала ты. Ты сказала, что любишь меня и никуда не уйдёшь. — И это чистая правда. — Я знаю, любимая. — Стас, если ты не знал об авантюре твоих родителей, тогда что ты имел в виду, говоря: «Я всё знаю»? Стас молчал, и Агата внимательно посмотрела на него, подумав, что он задремал. Однако глаза его были открыты, и даже в сером предутреннем свете было видно, как он покраснел. — Стааас, что это такое? — Агата смешно нахмурилась. — Мы же договорились, что между нами не будет больше никаких тайн! — Мы об этом договорились, да? Очень хорошо. — Не пытайся уйти от разговора, Стас! О чём ты говорил? — Понимаешь… Я искал тебя. Но поиски очень затянулись, потому что вы с твоей мамой переехали в Сургут. Я же не агент Её Величества, и агентурной сети не имею. Когда я вышел на тебя наконец-то, ты уже встречалась с Вадимом. Вот и весь мой секрет. Я думал, он и есть тот самый сын маминой подруги, о котором ты лгала. Думал, ты хочешь рассказать мне о нём более подробно, объяснить, почему ты скрыла тогда, в Адлере, что у тебя есть парень. А мне совсем не хотелось слушать об этом, потому что я ревную, как сумасшедший. — Ревнивец мой любимый, — Агата обняла Стаса за шею, близко глядя в его глаза. — Мы с Вадимом познакомились в университете, а вместе были с четвёртого курса. А теперь забудь о нём. — А ты мне помоги забыть. — Как помочь?