«Врагов хотели вымести, как сор - И в небе меч представился метлою. Но цель свою утратили с тех пор, И это — порицание герою.».. Юань Чжэнь Князь вместе с новобрачной сидел в двухместном купе свитского вагона. По соседству располагались барон с вдовой. Через пятнадцать минут поезд тронется от перрона Виндавского вокзала и понесет их в Ригу, а там — на пароход — и вперед, домой. Но настроение князя было препаскуднейшее. Его раздражение не могла даже унять мысль о скорой встрече с милым фатерляндом. В иное время его согрела бы сама мысль, что он, наконец, покидает эту дикую полуазиатскую страну и его уже не будет преследовать мерзкие скифские рожи ее жителей, ужасный бесконечный колокольный звон и всепроникающий запах кислых щей. Кронберг подозревал, что если бы он вернулся с Мечом Тамерлана и молодой женой — Девой Дарующей Меч, то настроение было бы иным. Втайне он мечтал, что обладание артефактом поднимет его над остальными Великим Магистрами, создаст ему непререкаемый авторитет, который положен ему по праву, праву одного из Несущих Свет. Так, что же, конец всем планам? Как бы не так! И князь решился на подлог. * * * Одно дело — обещать стоя перед закрытой и забаррикадированной дверью, другое — их держать, когда препятствие устранено. Поэтому, не дотерпев до истечения обещанных десяти минут, Кронберг дал знать этим двум шайскелям[1], чтобы те продолжили штурм. Вооружившись позаимствованными у дворника поленом, топором и кувалдой, они с удвоенной энергией принялись лупасить дверь. И старая дубовая дверь нехотя стала поддаваться. Но получилось войти, лишь отодвинув притиснутый к входу письменый стол. Взор ворвавшихся поначалу заметался по комнате в поисках беглянки. Лишь потом бросилось в глаза: меч, воткнутый в пол посередине комнаты, вокруг которого валялась беспорядочно разбросанная одежда девушки, какая-то старая тетрадь и мешочек с золотыми монетами. На диване лежал труп слуги. Девушки нигде не было! Кронберг первым делом бросился к мечу и с торжествующим видом поднял его перед собою. Вот он — предел всех мечтаний и конец беспокойных поисков! Вот он — заветный предмет, ради которого он столько вытерпел в этой богомерзкой стране! Однако, где же фройляйн? В маленьком кабинете ей положительно негде было спрятаться. — Наташа! Наташа! — без конца вопрошал сразу как-то протрезвевший Воинов. — Где же ты? Затем, обратив свой взгляд в сторону князя, сказал с ненавистью: — Князь, вы получили то, что хотели. Удовольствуйтесь этим. А теперь — вон из моего дома! — он перстом указал Кронбергу на дверь. — Ошибаетесь, милейший, долг не уплачен. — ответил князь с зловещей улыбкой на лице. С этими словами он вытащил из трости свой потайной клинок и заколол этого недотепу, не захотев даже марать об него заветный Меч: — Вот теперь мы в расчете! — Князь, что вы делаете? — в ужасе вскричал барон фон Штоц. — Избавляюсь от ненужного свидетеля и помехи. — спокойно ответил князь. — Или вы, барон, боитесь кровушку пустить? Скоро она потечет рекой! К тому же трусам и паникерам не место в наших рядах. — А что ждет фрау Catherine? — Успокойтесь, ей ничего не грозит. Если, конечно, она изложит выгодную нам версию событий. — и добавил слова, бальзамом умастившие душу Штоца — И еще, придется всё-таки взять вам фрау с собой. Кронберг коротко приказал двум своим горилоподобным подельникам снести вниз трупы хозяина и слуги и уже обернулся к двери, чтобы выйти, но тут обнаружилось новое препятствие — в дверном проёме стоял дворник-татрин. Он несколько растерянно смотрел на картину погрома с трупами и держал в руках полицейский свисток. — Это тебе надо, старик? — сказал князь, мысленно чертыхнувшись про себя. — Зачем пришел? — Так ведь, госпоже плохо. В беспамятстве она, а как очнулась, с ней истерика случилась. Просють подойти. — пустился в объяснения дворник, а, получив в руку увесистую пачку банкнот, вообще запрятал свою совесть и свисток подальше. — Там внучка моя возле нее, присматривают. Расторопный Штоц, еще не понимая, что на уме у шефа, тем не менее принялся распоряжаться: — Быстро, за руки-ноги взяли и хозяина, и слугу спустили в гостиную. Мы будем внизу. Пока помощники и Ахмет принялись деятельно хлопотать над трупами, князь и барон спустились вниз, чтобы выразить соболезнование госпоже Воиновой и заодно истолковать все случившиеся в выгодном для себя свете. Утешать Екатерину Михайловну пришлось долго. Она, уже не таясь, рыдала на груди фон Штоца, а любовник нежно поглаживал ее по спине. В версии, которую ей изложили, Наталка ранила князя и заколола отца, после чего скрылась. Напирая на материнские чувства, Воинову без труда удалось уговорить свалить вину за убийства на Александра Олеговича. — Catherine, ведь мертвому все равно не поможешь, зато дочка останется невиновной. — лицемерно заявил герр Штоц. Екатерине же казалось, что Штоц рассуждает участливо и заботливо, особенно она млела от его немецкого произношения ее имени: «Catherine». Она согласилась. В это время со второго этажа дома послышался рык отчаяния: — Шайсэ[2]! Фон Штоц оставил любовницу, вверив ее попечению внучке дворника, молодой и весьма привлекательной особы, и поспешил к шефу, который незадолго до этого, видя что уговоры Воиновой продвигаются успешно, вновь поднялся в кабинет. Он застал князя, в изнеможении сидящего на диване, причем рана в боку, похоже, открылась — сорочка на месте ранения была мокрой от крови. — Что случилось, князь? Кронберг вместо ответа дрожащей рукой показал на середину комнаты. Меч исчез! Вместе с мечом пропали тетрадь и мешок с монетами. Лишь Наташино домашнее платье сиротливо лежало на полу. Князю становилось все хуже, и с этой минуты инициатива перешла в руки барона. — Эй, аршгайге[3]! — гаркнул он. — А ну, быстро переверните мне все верх дном, шайс драуф[4] как вы это сделаете, но отыщите девчонку. Поиск ожидаемо ничего не дал. Тем временем фон Штоц наскоро перевязал князя и задумался. Взгляд его упал на коллекцию оружия, он встал, подошел к стене и принялся внимательно осматривать каждый экземпляр. Кронберг, лежа на диване, пристально смотрел на действия барона. Тот же взяв один меч, другой, третий, наконец, остановился на одном замечательном экземпляре арабской работы. — Вы уверены? — спросил князь. — Конечно! Смотрите, чем Вам не Меч Тамералана? — Вы отдаете себе отчет, какой тайной мы будем с Вами связаны? — дождавшись утверждающего кивка от барона, князь продолжил. — И, надеюсь, понимаете, что ждет того, кто вздумает предать факт подмены огласке. — Заверяю Вас в своей преданности, князь. Подмены никто и не заметит, ведь никто не знает в точности, каков он, Меч. Ничего не мешает Вам утверждать, что у Вас существует с ним связь. — Действительно, чем не выход? — согласился Кронберг, окончательно пришедший в себя. — Вот только…. — прервав недосказанную мысль, он резво, несмотря на ноющую рану, вскочил с дивана. — Пошли! В гостиной они застали такую картину: на кресле с влажным платком на лбу сидела Catherine, рядом на стуле дежурила ахметова внучка, сам дворник молча и скорбно стоял возле трупов, сложенных на стульях возле входа, батюшка, пропустивший все события, храпел в углу, а помощники курили на улице. Решив, что действовать надо быстро, они пригласили дворника в кабинет и завели с ним доверительную беседу, не забыв угостить заморский сигарой: — Дружище, ваша внучка такая милая, расскажите о ней. Старик, как и все дедушки гордящийся своим отпрыском, принялся с охотой рассказывать, что внучке Айгуль уже семнадцать лет, хвастался ее успехами в учебе, вот только о родителях упомянул вскользь и мимоходом. Однако немцы настаивали, и Ахмету пришлось признаться, что его дочь была гулящей девкой и понесла невесть от кого, хотя сама утверждала, что отцом дочери был гвардейский офицер. Предложение, которое сделали члены Братства Звезды, поначалу его очень смутило. Однако цена вопроса показалась подходящей, и согласие деда было получено. Они спустились обратно в гостиную, и Ахмет без лишних церемоний подозвал девушку: — Айгуль, ты выходишь замуж за этого господина. — он указал своим кривым пальцем на князя Кронберга, а тот при этом изобразил вежливый кивок. — Так будет лучше для тебя и для всех. — Яхши, бабай[5]! — девушка в знак покорности склонила голову, опустила глаза и только ее ресницы часто-часто подрагивали. — Завтра крестишься, по православному обряду. — добавил Ахмет. Девушка в испуге посмотрела на своего деда. Князь, решив разрядить ситуацию, подошел к своей невесте, взял ее руку и поцеловал со всевозможной учтивостью: — Так надо, Айгуль! — тихо сказал он. — Я — лютеранин и моя вера признает браки с православными. Завтра наречем тебя при крещении Наташей. «А она хороша! — думал князь. — Конечно, не та чертовка, но все же». Пусть и руки погрубее и черта лица не столь точеные. А то, что чернявая, то и настоящая Наташа не была белявкой, и смуглые обе, и девичьей юностью пахнет от обеих. Настроение стало улучшаться, и князь пошел к углу комнаты, где ни о чем не подозревая, спал попик: — Давайте, батюшка, просыпайтесь, дело есть. Тем временем Щтоц, увещевал свою подругу, которая удивленно взирала на разыгравшуюся перед ним сцену сватовства. — Catherine, это все делается для блага твоей дочери. — ако змий шептал барон. — Нам нужно, чтобы на нее не пала и тень подозрений. Обессиленная переживаниями, сломленная последними событиями женщина только слабо кивнула в ответ. — Все нормально? — обеспокоенно спросил князь. — Все в порядке, шеф! — ответил на вопрос барон. — Гут! — воскликнул князь и обратился к дворнику. — А теперь, милейший, доставай свой свисток и свисти в него, что есть мочи. * * * Углубленный в свои мысли, князь Кронберг, один из Несущих Свет, Великий магистр Братства Звезды не обратил внимание, что часы уже отмерили назначенное время, паровоз свистнул, вагон тряхнуло, и поезд сначала медленно, а потом все быстрей и быстрей побежал по рельсам. Так в чем же причина его раздраженности? Разоблачения подмены он не боялся, все сделано, хоть и второпях, но довольно чисто. В верности барона он не сомневался, тому явно не было смысла подставлять своего шефа. Совесть за совершенные им убийства, преступления и махинации его нисколько не беспокоила: великая цель оправдывает все средства. Молодая жена не раздражает, наоборот, против строптивой настоящей Наталки, она — верх почтения к своему суженному, только в рот ему не смотрит. Воспоминания о Наташе и ее Мече отразились глухой болью в груди. Вот оно что! Угнетала сама мысль, что какая-то девчонка сумела обвести его вокруг пальца. Что птичка упорхнула вместе с Мечом и сейчас где-то милуется со своим мерзким Николькой. В этот момент в дверь постучали. — Войдите! Не заперто. — крикнул князь, думая, что это проводник. Дверь отворилась, и в купе вошел Николаус с револьвером в руках.