Бен пожимает плечами. — Почему нет? Я просто откажу моим родителям, и мы отпразднуем здесь. Только мы вдвоем… и он. Я сдерживаюсь, чтобы не засмеяться. — Ты готов отказаться от своих родителей? Ради Джея? Вау, я… не знала, что он тебе так нравится. — Я люблю тебя, Миа. Больше всего на свете. Но я так же знаю, что ты любишь Джея тоже до сих пор. И он любит тебя, я в этом уверен. В этом у нас с ним много общего, правда? Почему мы не должны так делать, если мы втроем этого хотим? Что нас должно останавливать? Нравственность? Приличие? Воспитание? То, что мы по–другому не знаем? Это же бред! Мой желудок снова сжимается. Я закусываю губу, не отрывая от него взгляд. Его глаза горят, он выглядит таким счастливым… От этого мне становится больно. — Кроме того, ты меня обвинила в том, что я чересчур скучный. А Джей совсем наоборот. — Он улыбается. — Эй, это было просто… Я не это имела в виду, — оправдываюсь я. Со стыдом вспоминаю нашу ссору. — Но я именно так понял. И ты абсолютно права, я не упрекаю. Я абсолютно скучный и до чертиков правильный. Я знаю, что тебе не хватало такого плохиша, как Джей, поэтому я это и позволил. Так долго, пока все хорошо. Я продолжаю жевать нижнюю губу и отвожу от него взгляд. Так долго, пока все хорошо… Как долго это может хорошо продолжаться? Я даю нам два–три дня. Максимум. — Не стоит постоянно заморачиваться о завтрашнем дне, мечта моя, — шепчет Бен и притягивает меня к себе. Я чувствую биение его сердца у себя на виске. — Иначе пропустишь сегодняшний. Я послушно киваю возле его груди. — Наверно, ты прав. Не знаю. Это все так… сбивает с толку. Мне просто страшно. — Отчего тебе страшно? — Бен целует меня в лоб. — Тебя потерять, — шепчу я. — Того, что все пойдет наперекосяк. — Этого не случится, обещаю. Я обещаю тебе, Миа. Ладно? — Ладно. — Эй, мы еще молоды. Мы должны жить так, как нам нравится. Быть взрослыми у нас достаточно времени, дай нам побыть еще детьми, — говорит он потом. Смеясь, я выпрямляюсь. — Такие слова и из твоего рта? Ты же ведь родился взрослым, — подмигиваю я. — Конечно, если верить твоей матери. Его лицо мрачнеет. — Думаю, это было не мое решение. Ты же знаешь моих родителей. — Конечно. — Нежно глажу его по щеке. — Пойдем обратно в постель, — шепчу я и открываю дверь ванной. Маленькая полоска света падает на Джея, который лежит посреди кровати на животе с открытым ртом. Бен улыбается. — Вправо или влево? — шепчет он. Я хихикаю. — Без разницы. Главное, чтобы я была посередине. Бен отодвигает Джея в сторону и, когда я ложусь рядом, тот закидывает руку мне на живот и мурчит. Бен укладывается с другой стороны и еще раз жадно меня целует. Я закрываю глаза и понимаю, что все эти годы Джей стоял между нами. Я пыталась его забыть, но не получилось. В отличие от меня, Бен знал об этом. И все равно мне страшно. *** — Джей, ты можешь ее просто загипнотизировать, и она, наконец, сделает то, что мы хотим. — Эй! — я бросаю Бену в лицо полотенце, и он, смеясь, бросает мне его назад. — Вы совсем обнаглели! — Обещаю, я буду ехать осторожно. С твоим мужем ничего не случится. — Джей смотрит на меня щенячьими глазками. Я раздраженно закатываю глаза. — Закупки на Рождество мы всегда делали с Беном. И уборку тоже! У меня, правда, нет желания все это дерьмо делать самостоятельно. — Пфф… — Джей отклоняется на стуле, сцепив руки за головой. Его улыбка такая дерзкая и самоуверенная, что мне становится жарко. — Вообще–то есть женские обязанности и мужские. И домашнее хозяйство, извини, женская обязанность. От такого шовинизма я возмущенно упираю руки в бока. — Джей Штерн! Если ты сейчас начнешь портить моего мужа, я вышвырну тебя прочь! И мне плевать, что завтра Рождество. — Да ладно тебе, Миа, — Бен обнимает меня за талию. — Джею нужно домой взять несколько вещей, а на обратном пути мы сделаем покупки. Потому что… завтра Рождество. — Он потирается об меня носом, но я отклоняю голову назад. — Джей может это сделать самостоятельно, — настаиваю я. — Кроме того, это бессмысленно — ехать за покупками на мотоцикле. — У меня еще есть коляска, мы ее присоединим. Тогда это будет выгоднее, чем закупаться на такси. Пошли, Бен. Джей опустошает свою чашку кофе, ставит ее на стол и встает. Потом подходит к нам, кладет одну руку на плечо моего мужа и наклоняется, чтобы меня поцеловать. Я до сих пор не знаю, как себя вести в сложившейся ситуации, в то время как Джей ведет себя так, как будто все нормально и само собой разумеющееся. Если честно, такое ощущение, что он собирается с нами жить. Всегда. Горящий взгляд моего мужа все–таки переубеждает меня. Я прекрасно знаю, как он хочет покататься на Харлее, а поскольку я уже имела возможность это сделать, я не могу лишить его этого удовольствия. — Ну ладно. Но один из вас потом позаботится о постельном белье, — говорю я. Джей пожимает плечами и направляется в прихожую, что не удивительно. В конце концов, я знаю, как выглядит его квартира. После того, как эти двое уходят, я поверхностно убираюсь в комнатах, чищу ванную и кухню и звоню Бет. Я знаю, что это неправильно, но мне нужно с кем–то поговорить, иначе я сойду с ума. Джей когда–то говорил, что женщины должны что–то десять раз сказать вслух, прежде чем в это поверить. И сегодня, наконец, я поняла, что он этим имел в виду. — Привет, детка! Соскучилась по мне? — Бет смеется в трубку. — Я должна бы сказать, что да, соскучилась. Но нет. У меня нет времени, чтобы скучать в отпуске. — Внимательно тебя слушаю. И почему мне кажется, что в этом замешан фокусник? Я чувствую, как горит мое лицо, потому что меня застают врасплох. Я откашливаюсь, пытаясь потянуть время. — Давай, Миа! Всем было понятно, что между вами что–то есть. Когда Бен возвращается из Сиэтла? — Уже вернулся. Вчера. — Потом я рассказываю, что произошло в воскресенье. Она не перебивает, я даже иногда спрашиваю, слушает ли она меня еще. Я понимаю, что шокировала ее. — Правда, я… Подожди, мне нужно присесть. Фух… — Извини, — говорю я, не в силах выдавить даже улыбку. — Я не хотела тебя пугать или что-то в этом роде. — Нет, все хорошо. Я бы в жизни не поверила, что ты на такое способна. Не ты! И как ты себя чувствуешь? Потираю виски и смотрю в окно. Смеркается, и я начинаю волноваться. Надеюсь, Джей сдержал обещание и ехал осторожно! — Честно, я не нахожу слов для всего… этого. Все чертовски запутано. — Да, я тоже так думаю, — Бет снова смеется. — Но я рада за тебя, дорогая. Искренне. Я бы тоже с удовольствием… Я имею в виду, эй, он же сексуальный до неприличия. И обаятельный. И я балдею от его акцента. — О, да, — соглашаюсь я. — И его руки. И у него есть пирсинг в соске, думаю, недавно его сделал. И он… — Дерьмо, Миа, перестань меня мучить! Завтра Рождество, а ты надо мной издеваешься безбожно! — Бет театрально стонет в телефон. — Извини. Больше ни слова о сексе, обещаю, — говорю я виновато и слышу возмущенный крик. — Ты с ума сошла? Именно это я и хотела сейчас услышать! И в подробностях. Что вы делали? И как? Все вместе или вдвоем, а третий смотрел? Проклятье, мне нужно открыть окно. Мне стало жарко от этих мыслей. Я вздыхаю. — Забудь. Никаких подробностей. — Мне, кстати, тоже жарко, когда от воспоминаний электрический импульс проходит сквозь мое тело. — Вот, блин. Кстати… Томас прислал мне рождественскую открытку. — Ее голос наполнен счастьем, что заставляет меня переживать. — Я рада за тебя, очень, — говорю я осторожно. Больно осознавать, что она влезла в то, что не закончится добром. И открытка, думаю, была не больше, чем жестом вежливости, в конце концов, она его ассистентка, и Томас должен понимать, что делает. Но Бет видит в каждом дружеском приветствии нечто большее, и это продолжается уже больше года. — Не придумывай больше, чем есть на самом деле, ладно? — Под своим именем он написал ХХХ, Миа. Не знаю, как ты это интерпретируешь, но я прекрасно знаю, что это значит. Я тихо вздыхаю. — Бет, правда… зачем ты это начинаешь? Не мучай себя. — Я не могу по–другому. Если человек влюблен, то ничего вокруг не замечает. — Правда, — бормочу я. Я опять отвлекаюсь, и меня начинает мучать совесть.