Крылья стрекоз с тихим шуршанием касались друг друга. Тридцать взмахов в секунду, хотя со стороны насекомые выглядели неподвижно застывшими в воздухе. Скажите это Эйре – она поймет. – Магнус когда-нибудь рассказывал тебе о том, что произошло в тот вечер? – Ни разу, – ответила Эйра. Они сидели в полицейском участке города Крамфорса, в комнате для совещаний, где она много раз бывала прежде. Силья Андерссон посчитала, что здесь более непринужденная обстановка, чем в комнате для допросов, но это лишь сбивало с толку и делало ситуацию еще более запутанной. Словно они устроились здесь для проведения утреннего совещания и просто ждут, когда подойдут остальные. – ГГ хотел привлечь для разговора с тобой кого-нибудь со стороны, – сказала она, – так, конечно, было бы лучше, но сезон отпусков, сама понимаешь… Мы пытаемся уяснить себе характер Магнуса, понять, что он за человек, и будет нехорошо, если мы не сможем обратиться за помощью к его ближайшим родственникам. Насколько я понимаю, поговорить с его матерью будет затруднительно? – Не смейте, – резко вскинулась Эйра, – она больна и ничего не знает! Таким образом, оставалась только она одна. – Ты заметила, чтобы Магнус поменялся после смерти Лины Ставред? – Я думала, речь пойдет о Кеннете Исакссоне. – Хорошо, я спрошу по-другому. Изменился ли Магнус в начале июля 1996 года? Эйра имела право не отвечать. Если бы она захотела, то могла бы отклонить вопрос. Как ближайший родственник она не обязана была давать свидетельские показания. Долг гражданина говорить правду может пойти вразрез с его желанием защитить своего ближнего, не зря в законе на этот счет предусмотрено исключение, но в то же время она была полицейской и должна была радеть за правду. – Да, – ответила она. – Магнус покатился по наклонной, пустился во все тяжкие, начал принимать более тяжелые наркотики, но в этом не было ничего удивительного, если вспомнить о том, что случилось с девушкой, в которую он был влюблен. – Многие говорят о том, что он ее ревновал, – заметила Силья, – а что ты сама об этом думаешь? – На этот вопрос я не могу ответить. – Как я уже сказала, мы не расследуем убийство Лины Ставред, но она играет большую роль в этом деле, и от этого никуда не денешься. – Если это было убийство, – заметила Эйра. – Что ты имеешь в виду? – Несмотря на все раскопки, вы так и не нашли ее тело. Вам следует спросить себя, почему в таком случае он не спрятал ее труп в том же самом месте? – А ты что об этом думаешь? – тут же задала встречный вопрос Силья. Следовательница смотрела на нее спокойным изучающим взглядом. Прежде Эйра восхищалась Сильей Андерссон, ее мягкой интеллигентной манерой вести дела, которая в сочетании с ее добротой и участием зачастую приносила хорошие плоды. Сейчас же она показалась ей просто пугающей. Что бы ни сказала Эйра, все ее слова могут быть вывернуты наизнанку и истолкованы как попытка защитить брата. Мысль о том, что прямо сейчас ее коллеги обсуждают вероятность того, что она знает больше, чем предпочитает говорить, давила на мозги. Ее неуверенность могла быть интерпретирована как ложь, равно как и абсолютная уверенность. – Я в растерянности и больше незнаю, что мне думать, – сказала Эйра. – Понимаю, – кивнула Силья. Блин, да что ты понимаешь. – Магнус когда-нибудь упоминал имя Кеннета Исакссона? – продолжила Силья. – Ни разу. – Они были знакомы друг с другом? – Понятия не имею. Вы обнаружили что-то, что указывало бы на их знакомство? – Нет, но они могли оба иметь с Линой отношения. Как тебе известно, есть определенные находки и свидетельские показания, которые указывают на это. – Вам известно, зачем Кеннет Исакссон подался в эту дыру? – Он хотел укрыться в глуши. – Силья откинулась назад – руки на затылке, расслабленная поза. – Мы связались с девушкой, которая была с ним в Хасселе, но на тот момент решила промолчать. Ей очень хотелось, чтобы он сбежал. По словам Кенни, как она его называет, настоящая свобода существует только в глуши, за пределами цивилизованного мира, который превращает свободных людей в своих безмозглых подданных. Силья, казалось, не заметила, что допрос принял другое направление, что теперь не она, а Эйра задавала вопросы. Возможно, следовательница тоже испытывала толику неуверенности или это была такая тактика – показать, что они беседуют на равных. – За исключением этой девушки, больше ни у кого не нашлось, что сказать. Даже у его матери, – продолжила она. – С пятнадцати лет Кеннет регулярно оказывался в лечебницах, кражи, побои, в том числе от матери, несколько раз попадался на наркотиках. Настоящая история насилия, но на этот раз жертва – он, и именно в таком ключе нам следует его рассматривать. Впрочем, ты и сама все это знаешь. – Магнус не способен на насилие, – сказала Эйра. Силья приподняла брови, совсем чуть-чуть, почти незаметно, может, Эйра и не обратила бы внимания, если бы сама не привыкла наблюдать за людьми по ту сторону стола, обнаруживать в каждом движении или жесте скрытый подтекст. Ей не задали еще ни одного вопроса о склонности брата к насилию. – Он мог двинуть кулаком об стол или в стену, – продолжила она, – хлопнуть со всей силы дверью, когда сбегал, но он ни разу не ударил никого дома. – Угроза насилия – тоже насилие, – заметила Силья. – А вам не приходило в голову, что это Кеннет Исакссон мог убить Лину? Силья опустила голову и что-то поискала в своем айпаде. – Пять лет назад на Магнуса Шьёдина было подано заявление в связи с нанесением побоев, – сообщила она. – Драка по пьяни, – сказала Эйра, – обычная потасовка у дверей отеля «Крамм». – Она знала, как непрофессионально это звучит, и все же не смогла удержаться. Драка не считается уголовным преступлением. На языке закона это называется причинением физического вреда, даже если потасовку начал другой парень и Магнусу тоже досталось. Были еще вопросы, но она их почти не запомнила. В памяти осталось только то, что говорила она сама. Никто не выставляет на всеобщее обозрение своих самых родных и близких. Не рассказывать же чужим людям, что Магнус на самом деле слабый и ранимый человек, у которого так толком и не сложилась жизнь. Ей хотелось дать более правдивую картину того, какой он есть, помимо заявлений в полицию и слухов, но она знала, что брат возненавидит ее, если узнает. – Скоро вы уже? – спросила Эйра. – Я обещала ГГ переслать кое-какие материалы… – Уж закончила, – ответила Силья, – больше не буду тебя мучить. – Да нет, все нормально. По привычке и из-за усталости, от которой ломило все тело, Эйра направилась к кофейному автомату, но сейчас же повернула обратно, когда увидела, что возле него стоят двое ее коллег и о чем-то разговаривают. Одним из них был Август. Эйра пожалела, что на ней нет униформы, которая придает словам ясность и вес, но сегодня у нее был выходной, и она могла спокойно поехать домой. Происходящее вовсе не было нормальным. Защищая своего брата и стремясь создать хорошее впечатление о нем, она потерпела неудачу. Не сумела отделить личные интересы от профессиональных, о чем постоянно все твердят. Но она никогда до конца не понимала, как это можно сделать. Ведь на работе человек использует все свои личные качества, а когда приходит домой, они остаются вместе с ним, никуда не деваются. Это та же самая голова и мозги, и они продолжают работать – сон не замечает подобных границ. Любопытно, умеет ли Август отделять профессиональное от личного. Когда возвращается домой, к своей девушке. Интересно, он уже катал ее по округе, знакомил с местными достопримечательностями? Может, они даже останавливались у памятника в Лунде и гуглили про расстрел в Одалене? Юханна, так ее звали. Эйра изучила фото девушки на ее странице в «Фейсбуке». Этакий холодный типаж. С длинными светлыми волосами и белыми зубами. Дистрибьютор серии косметических средств по уходу за кожей. Девушка Августа была в числе первых, кто начал распространять клевету в адрес Улофа Хагстрёма. Номер три в цепочке после Софи Нюдален, которая стала зачинщицей всего. Возможно, они пользовались одинаковыми средствами для ухода за кожей. И одинаково ненавидели. Эйра планировала только собрать все материалы, которые у нее были, и отправить их по электронной почте ГГ, но тут она снова уцепилась за эту ниточку. Эта самая Юханна была не только холодной и красивой. У нее существовала еще другая сторона, которая вопила, чтобы у таких вот типов отрывали причиндалы. «И снова мы видим, как насильников отпускают на свободу, а девушек по-прежнему никто не слушает». Она поддержала идею Софи Нюдален, сделав репост и разместив его в сети вместе с именем и фотографией, сохранила их в разделе «Мои истории» и даже поместила изображение поднятого вверх большого пальца, одобрив тем самым предложение, что типы, подобные Улофу, должны подвергаться в тюрьмах групповому изнасилованию. Интересно, как уладил это дело Август. Но, наверное, дома, в постели они не говорят о защите прав личности, подумала Эйра, пока она читала дальше, уже другие комментарии, один резче другого, словно выхваченные из тьмы недалекого человеческого сознания. «Вы все здесь просто стадо баранов… Вы читали “Козла отпущения”? Ах, нет, простите, о чем это я? Вы вообще читать-то умеете, дегенераты чертовы?» Эйра узнала этот комментарий. Они с Августом посчитали его выбивающимся из общего ряда. Нашелся хоть один человек, имеющий свое мнение, отличное от мнения других. Наверняка найдутся тысячи людей, употребляющих это слово, не меньше тех, кто не желает учиться говорить «шоколадные шарики» вместо «черные шарики»[18]. Девушку звали Симона.