– Вот, казалось бы, деревня, – начал Георг Георгссон и махнул рукой, отчего дым от его сигареты поплыл над дворами, над лесами. – Все встают с петухами. Выпьют кофе в шесть часов утра, выглянут в окошко, поглядят, что там да как – ничто не останется незамеченным. – Сейчас уже мало у кого есть куры, – заметила Эйра. – Все равно. Привычки, обязанности. То, что уже заложено в крови. Так какого же дьявола никто ничего не видел и не слышал? Они как раз вышли из третьего по счету дома, ближайшего к проселочной дороге, где жил Кьелль Стринневик. Разумеется, всех соседей умершего уже один раз опрашивали, но кто знает, вдруг кто еще что вспомнит. Но нет, больше никто ничего не вспомнил. Зато теперь им стало больше известно о предполагаемом времени смерти. Свен Хагстрём принимал душ по утрам в двадцать минут восьмого. Компьютеризованная система водоснабжения Крамфорса точно замерила расход воды. Обычно жертва потребляла примерно шестьдесят литров воды за утро, что соответствовало пяти минутам пребывания в душе. В тот день и последующие за ним расход достиг небывалой величины. Кьелль Стринневик утверждал, что его сосед всегда забирал газету в одно и то же время, около шести утра. Сам-то он всегда просыпается и встает до шести. В последний раз ему довелось проспать аж в тысяча девятьсот семьдесят втором году. Но слышал ли он что-нибудь необычное? Видел ли в деревне какую-нибудь незнакомую машину около семи утра? Нет, не слышал и не видел. – Должно быть, это идеальное время, – заключила Эйра, когда они вышли от Стринневика и стояли на дороге, откуда были видны почтовые ящики и съезд на шоссе. – Люди чаще обращают внимание на незнакомые тачки по вечерам. Дозорные из местных ездят по округе, они нам такие вещи постоянно докладывают. По утрам же все спокойно, поэтому никто ни о чем не волнуется. – Думаешь, это было спланировано? – спросил ГГ. – Я вот все думаю насчет собаки, – задумчиво проговорила Эйра. – Он или она почти наверняка должен был иметь при себе что-нибудь съестное, чтобы отвлечь пса, иначе бы его лай привлек внимание Хагстрёма и заставил бы того действовать. А еще есть входная дверь. Конечно, она могла остаться незапертой после того, как жертва забрала газету, но она была заперта, когда приехал сын. Вопрос в том, знал ли он или она про тайник под камнем. – Оно, – подсказал ГГ. – Что, прости? – Тебе не обязательно все время говорить «он или она». – Да, да, понятно, – рассеянно откликнулась Эйра и, уткнувшись в свои записи, погрузилась в раздумья, перебирая в уме похожие случаи. ГГ посмотрел вверх, на лесную дорогу, туда, где она исчезала за поворотом. – Убивавший прежде сын вернулся снова. Если ты спросишь меня, я скажу, что это больше, чем просто случайность. – Думаешь, мы должны поехать и поговорить с ним? Они все утро кружили вокруг этого места, стараясь поменьше попадаться на глаза местным жителям. А все потому, что Улоф Хагстрём вернулся в родительский дом. Люди видели, как он делал покупки в Нюланде и мылся вечером на берегу реки. Он мелькал в окнах отцовского дома, и многим это страшно не нравилось. Соседи недоумевали, почему его отпустили, выражая при этом шумное неодобрение, обеспокоенность или же самую настоящую, ничем не замутненную злость. – Не сейчас, – ответил ГГ. – Мы сами вызовем его к себе и разрушим его алиби. Сейчас идет проверка записей с видеокамер, расположенных на других дорогах. Мы прочешем всю округу, пока не найдем кого-нибудь, кто видел его здесь в понедельник, кто сможет подтвердить, что его отцу угрожали. Что угодно. ГГ даже в Стокгольм людей отправил, чтобы те порасспрашивали там соседей Хагстрёма – вдруг кто-нибудь видел, как он уезжал. Малейшей зацепки будет достаточно. – Мы поедем и поговорим с ним, когда у нас на руках будет больше фактов, – сказал Георгссон. – Если он там еще будет, – заметила Эйра. – Где бы он ни был, мы найдем его. Чисто теоретически существовала еще одна возможность. Ее высказал на утреннем совещании один из участников следственной группы, бо́льшую часть которой составляли сотрудники из Сундсвалля. Улоф Хагстрём мог оставить свой мобильный дома. Выехать в ночь на понедельник, прикончить папашу и вернуться обратно, чтобы потом, два дня спустя, сесть на поезд с включенным телефоном и обставить все так, словно он обнаружил своего родителя мертвым случайно. Слишком сложно, да, но это объяснило бы, почему после двадцатитрехлетнего отсутствия в доме полно отпечатков пальцев Улофа Хагстрёма. ГГ раздавил окурок каблуком. «Все, бросаю курить», – сказал он Эйре, когда несколько часов назад закурил первую. Это было обещание, которое он дал своей новой пассии. – Есть здесь где-нибудь место, где можно прилично пообедать? Только они устроились в ресторане рядом с винокурней «Хай Коуст Виски», с чарующим видом на реку и синеющие горы вдали, как у Эйры зазвонил мобильный. Она вышла на террасу. Новое предприятие по производству виски находилось не совсем на побережье, как это могло бы явствовать из названия, но «Высокий берег» красиво перекликалось с красотами местной природы и статусом объекта мирового наследия. Одален же больше ассоциировался с забастовками, коммунистами и армией, которая стреляла в рабочих, что для бизнеса было куда менее выгодным. Название «Высокий берег» носил даже местный аэропорт, хотя там моря сроду никто не видел. Женский голос на другом конце. Глубокий и одновременно слегка срывающийся от волнения. Собеседница представилась как Ингела Берг Хайдер. – Как хорошо, что вы позвонили! – обрадовалась Эйра, которая на протяжении вчерашнего дня несколько раз пыталась до нее дозвониться. – Я звоню, чтобы узнать про похороны и выяснить, как вообще поступают в таких случаях. – Голос женщины звучал несколько отстраненно. Должно быть, она до сих пор в шоке, решила Эйра и не спеша начала рассказывать – ей было не понаслышке известно, каково это, когда твой отец уходит из жизни. Ты словно повисаешь в пустоте, без опоры под ногами. Ингела Берг Хайдер являлась дочерью покойного и сестрой Улофа. Она была на три года старше своего брата, и это она загорала на лужайке перед домом, когда Эйра с подругой прятались в кустах. Тогда ее еще звали Ингелой Хагстрём, ей было семнадцать лет, и она имела грудь, наушники, бикини с леопардовым принтом и коротко стриженные волосы. Она была крутой. Она была такой, какой мечтают стать все девчонки в девять лет. Хотя они, конечно, не мечтают стать сестрой убийцы. Эйра объяснила, что на данный момент тело ее отца находится на судмедэкспертизе в Умео и что его продержат там еще несколько дней, а то и недель. – Я хочу только, чтобы все было по закону, – сказала Ингела Хайдер. – Что вы знаете о случившемся? – Мне позвонил какой-то полицейский и сказал, что мой отец мертв. Я читаю газеты. Еще какой-то полицейский пытался разыскать меня на работе, но я потеряла его номер телефона. А потом заглянула на домашнюю страницу сайта полиции, и мне показалось, что я узнала ваше имя. У вас случайно нет брата? Недавно отстроенный под открытым небом ресторанчик еще пах скипидаром, возвышаясь над землей, словно залитая солнцем палуба корабля. Чуть поодаль находилась старая гидроэлектростанция, на которой, собственно, и производили дистилляцию. Судя по персональным данным, Ингеле Берг Хайдер было сорок лет и она работала бильд-продюсером на Шведском телевидении. Замужем, имеет дочь двенадцати лет, проживает на Шведенборгсгатан в районе Сёдермальм. Эйра представила себе каменный дом, выстроенный на рубеже прошлых веков, престижный квартал рядом с площадью Мариаторгет. Подумала о входной двери и о прибитой к ней латунной табличке, на которой значатся две фамилии, «Берг» и «Хайдер», и ни намека на «Хагстрём». – Когда вы в последний раз разговаривали со своим отцом? – Я не виделась с ним уже много лет. – Вы поддерживали связь со своим братом? – А вы бы стали это делать, если бы это был ваш брат? – вопросом на вопрос ответила Ингела Берг Хайдер. Эйра почувствовала, как на нее упало несколько капель дождя. Река потускнела, стала серебристо-серой. Эйра перебралась под крышу. – Нам необходимо как можно больше узнать о том, как жил ваш отец в последнее время, – объяснила она. – Вы случайно не знаете кого-нибудь еще, кто находился с ним в близких отношениях? – Нет. – Может быть, друг детства или старый товарищ по работе… – Понятия не имею. Я слиняла оттуда, когда мне было семнадцать лет, спустя три месяца после тех событий. С отцом и прежде было трудно ладить, но после случившегося он окончательно утратил контроль над собой. Выпивка, припадки ярости и прочее. Единственное, что меня всегда терзало, это то, что я сбежала и бросила там маму. Прошло два года, прежде чем ей удалось с ним развестись. Ее не стало только в прошлом году. Она умерла от рака, и я в какой-то мере даже рада, что она не застала всего этого. Когда Эйра вернулась обратно за столик, ГГ уже покончил со своим лососем и теперь сидел, погрузившись в изучение списка, с бокалом виски в руке. – Наверное, еще рановато для дегустации, что скажешь? Эйра пересказала ему содержание разговора, который по сути ничего им не давал. Трудноуловимый неприятный осадок. Во многом из того, что говорила Ингела Берг Хайдер, угадывался агрессивный подтекст и в то же время что-то очень прохладное, словно все это ее не касалось. – Хорошо бы хоть на время отдохнуть от вспыльчивых соседей, по крайней мере пока мы перевариваем еду, – сказал ГГ, когда они шагали к машине. – Как насчет старого товарища по работе из Сандслона? – предложила Эйра. – Вот бы еще его имя знать! Список людей, которые могли хорошо знать Свена Хагстрёма, оказался совсем коротким. И на редкость неопределенным. Но поскольку ничего другого у них не было, приходилось иметь дело с тем, что есть. Эйра разыскала в своем смартфоне запись разговора с Кьеллем Стринневиком и промотала ближе к концу, к тому месту, где она пыталась заставить его вспомнить что-нибудь еще – хоть кого-нибудь, кто знал Свена Хагстрёма. В общем, что угодно, пусть даже это было очень давно. «…несколько лет назад его навещал один старый товарищ по работе с сортировки бревен, но Хагстрём ему не открыл. Тогда старик постучался ко мне, спросил, может, чего случилось. Вдруг Свен заболел. Ведь машина же на месте. Они хотели позвать его отметить чей-то юбилей, но Свен не ответил на приглашение. Как же его звали-то, а? Он сказал, что живет в Сандслоне. Вот видите, такие вещи помню, а вот имя… Имен так много… Вспомнил! Рулле!» Эйра задом выехала с парковки. – Рулле из Сандслона, – проговорила она. – Да это ничем не хуже нормального адреса! ГГ рассмеялся.