— Держу пари, Бог меня ненавидит. — Почему ты так думаешь? — Я убивала людей. — В ее голове пронеслись образы Саттера, опускающегося на колени, кровь хлещет из его бедра. Розамонд, хватающаяся за залитое кровью горло. — И я не сожалею. Бишоп усмехнулся. — Мне не жаль. — В ее сердце жила тьма — та часть, которая хотела убивать и продолжать убивать. Ее лицо горело от стыда. — Это делает меня плохим человеком? — Нет, не делает. — Как можно быть солдатом и пастором? Как можно проповедовать любовь и милосердие, а потом убивать людей? — Я сражаюсь, когда должен. Когда защита невинных — это правильно. В Ветхом Завете многие из Божьих людей были воинами, призванными Богом сражаться, чтобы положить конец тирании, рабству и большому злу. — О. — Люди — это нечто большее, чем что-то одно. Они несут в себе и добро, и зло, тьму и свет, насилие и мир. Милосердие и справедливость. Бишоп уставился на кресты. — Главное — убедиться, что твое дело праведно. И не дать тьме захватить твою душу. — Он тяжело вздохнул. — Легче сказать, чем сделать и то, и другое. — Как ты не поддаешься этому? Гневу. Ненависти. — Найди то, что помогает тебе оставаться человеком, и держись за это всеми силами. Для меня это моя вера. — Хорошо, — сказала она задыхающимся голосом. Ее разбитая губа болела, но Квинн продолжала говорить. Ей нужно выговориться. — Я все еще так зла. — Будь злой. В злости нет ничего плохого. Но контролируй ее, направляй. Используй ее; не позволяй управлять тобой. Она дала этим словам дойти до своего сознания. — Гнев может подпитывать тебя. Придать тебе сил. — Ха. — Есть гнев, который мотивирует тебя, движет тобой. Он ищет праведной справедливости. В этом гневе нет ничего плохого. Но он может стать горьким и токсичным. Если не будешь осторожна, он может разъесть ту часть тебя, которая делает тебя тем, кто ты есть. Это тот гнев, которого ты должна остерегаться, Квинн. Он как огонь. Он и дает жизнь, и разрушает. Важно то, как ты его используешь. Она кивнула, позволяя этой истине глубоко проникнуть в душу. Она не хотела закончить жизнь, как Ксандер, мальчик, снедаемый своей яростью, который хотел уничтожить все, разрушить весь мир. Борьбу внутри нее нужно контролировать. Не уменьшить, а изменить. Что-то сдвинулось внутри Квинн. Словно освобождение. Как будто плотина прорвалась, и тьма внутри нее вырвалась наружу. Гнев все еще бушевал в ней, но теперь он стал другим. Это трудно назвать или описать, но она чувствовала изменение. — Я верю в тебя, Квинн. — Ты это серьезно? Он широко улыбнулся ей под бородой. — Абсолютно. Тяжесть в ее груди уменьшилась. Она не исчезла полностью, но это уже начало. — Я сомневаюсь, что Лиам чувствует то же самое. — Не сомневайся. — Бишоп поднялся на ноги, его колени дрожали, и отряхнул штаны. — Поговори с ним. Стыд процветает в тайне и молчании. Разговор освобождает нас. Она пнула ногой шальную кучу снега, покрытую грязью. — Я знала, что ты сможешь помочь, пастор. Тебе следует брать плату. — Я возьму несколько кустиков «бараньих ушей» Молли. — Теперь настала очередь Бишопа выглядеть смущенным. — У меня закончилась, ну, понимаешь, ТБ. Квинн скорчила гримасу. — И тут я поняла, что пора уходить. — Квинн. — Бишоп протянул руку, взял ее за предплечье и сжал его. — После всего, любовь — это то, что выстояло. Нам нужны люди, чтобы выжить. Мы нуждаемся друг в друге. Это единственное, что отделяет нас от тьмы. Голубой шарик прижимался к ее ладони — круглый, холодный, твердый. И красивый. Квинн положила его в карман рядом с рогаткой. Напоминание, которое она не собиралась забывать. Глава 6 Ханна День сто третий Голубые глаза Дейва блестели. — У меня сюрприз для тебя. — Лишь бы он оказался приятным. — Ханна покрепче прижала Шарлотту к себе в переноске. Ее дочь пинала ногами и хихикала, когда Дейв щекотал ей пальцы в туфлях на мягкой подошве. — Побольше бы хороших. — Уверен, тебе понравится. Пошли. В свои шестьдесят с небольшим лет Дейв поседел, на его лице появились мимические морщины. Он владел пятнадцатью акрами земли и гостиницей «Фолл-Крик». Запасы топлива ополченцев позволяли генератору гостиницы работать, поэтому Дейв приютил в своей гостинице стариков и людей с ослабленным здоровьем. Дейв помогал другим, всегда ставя их на первое место без жалоб. Он использовал свою радиостанцию для связи с родными и друзьями со всего штата и даже со всей страны. А еще он взял на себя роль неофициального суперинтенданта после смерти Розамонд. Дейв повел ее вглубь своего участка в пятнадцать акров. Они прошли мимо двух сараев и амбара, затем мимо нескольких рядов вишневых деревьев и виноградных беседок. Вытянув шею, Ханна смотрела на огромную антенну, возвышавшуюся на сорок футов в небо оловянного цвета. Серые облака закрывали горизонт, как толстое шерстяное одеяло. Ни ветра, ни снега, но и солнца тоже не видно. Чтобы посадить саженцы, им срочно нужна перемена погоды. У них есть тракторы, биотопливо и добровольцы. Весна должна уже вступить в свои права. Конечно, сначала им нужно пережить Генерала. Пока нет никаких признаков его армии. В то время как Дейв, Аннет и Ханна сосредоточились на логистике: еде, воде, электричестве и топливе, Лиам взял на себя командование охраной. Все, что Лиам приказывал, горожане выполняли без жалоб и вопросов. Ханна молилась, чтобы этого хватило отбиться от Генерала. Но сомнения так или иначе закрадывались в ее мысли. Надолго ли? И что потом? Дейв подвел ее к офису, пристроенному к задней стороне его отдельного гаража, открыл дверь и предложил войти. — Я нашел кое-кого, кто хочет с тобой поговорить. Ее грудь сдавило. — Это…? Дейв усмехнулся. — Сейчас узнаешь. Они вошли в офис Дейва, большую комнату, заставленную полками с оборудованием — радио и передатчиками, сканерами, двусторонними портативными устройствами и парой настольных компьютеров. По полу змеились узлы силовых кабелей. На заднем плане гудел генератор. Сквозь единственное окно струился мутный серый свет. Переносной пропановый обогреватель, стоящий в углу, обеспечивал тепло. Ханна опустилась в мягкое кожаное кресло, одной рукой прижимая Шарлотту к груди, а другой беря микрофон. Шарлотта подпрыгивала у нее на коленях. Она схватила микрофон двумя пухлыми ручками; ее розовый ротик открылся, как будто она хотела его съесть. Ханна отодвинула микрофон от себя и сглотнула, предвкушение бурлило в ее животе. — Алло?