— Понятно… — протянул главный городской сыщик. — Следовало ожидать… Лыков поднялся, подмигнул Азвестопуло: — Мы с Сергеем Маноловичем прогуляемся, а вы поговорите. Когда нам прийти? Мартынов почесал нос: — Брать «Шуры-муры» нужно под утро. Раньше какой смысл? Хлопнем по пустому месту. Лишь бы этот гад никого не зарезал сегодня. Жду вас к двум часам ночи. Коллежский регистратор сглазил. Когда питерцы явились в отделение к указанному времени, он чистил наган и сквернословил. — Что? — замер статский советник. — А то, что найдена новая жертва. На этот раз кореец, а не китаец. Личность пока не установили, но почерк тот же. Голова отрезана, валялась в речке Объяснения позадь ипподрома. А тело лежало в ста саженях. Свидетели видели, как он, сволочь, по бережку разгуливал… с головой в руках. По лицу Мартынова гуляли желваки. Точно такие же появились у Лыкова, Азвестопуло скрипнул зубами. — Едем, — буркнул статский советник. Опять арестная команда отправилась в ночь. Похоже, люди Мартынова не знали покоя. Тяжелая у них служба, вот они и гнутся, а иные и ломаются. У надзирателя владивостокского сыскного отделения оклад жалованья составлял сорок пять рублей плюс по пятнадцать рублей им ежемесячно выплачивали из паспортных сумм[42]. У городового сыскного отделения — тридцать рублей на все про все. Всем набегало еще по червонцу за счет экономии от неполного штата, но приходилось отрабатывать за двоих… Сергей Исаевич потому еще был зол, что только что уволил городового Попету. Тот вздумал вымогать взятку у китайца из Косого переулка. А ходя дал грифованную[43] пятерку и пожаловался полицмейстеру. Взяли парня, нашли меченые деньги и сразу пинка под зад. Позор на весь город… Поэтому сегодня для усиления команды взяли околоточного надзирателя Дзенита. Ночь вокруг казалась осязаемой. Было холодно и мрачно. Справа мигали огни замерзших кораблей, уныло тянулись корпуса артиллерийских казарм, слева светились окна обывательских домов. Колонна из четырех экипажей проехала всю Светланскую, затем Поротовскую. Свернули в Третью Матросскую и вышли, стараясь не шуметь. Матросская слобода — самая отдаленная от казового центра, самая неустроенная, и публика тут селилась особенная. Когда городские власти разбавили Каторжную слободку и переименовали ее в Первую Речку, многие бывшие сахалинцы перебрались сюда и завели привычные им порядки. Полицию не жаловали, с утра до вечера пили «самосадку» и время от времени выходили в чистый мир на разбой. Кондитерская-притон находилась на углу с Горной улицей. Пришлось взбираться по склону сопки. Городовые все того же Второго участка пыхтели и путались в ножнах. На этот раз ими командовал сам пристав, титулярный советник Власов. Полный, корпусный, он едва шел. На всю слободку имелось пяток фонарей, да и те внизу. Двигаясь на ощупь, полицейские производили много шума. Лыков досадовал про себя, но сделать ничего не мог. Он уже понял, что на этот раз облава будет неудачной. И действительно, впереди них шмыгали какие-то тени, слышался тихий свист. Фартовые, видимо, устроили посты боевого охранения, и те сигнализировали о нежданных гостях. Хлопнула дверь, послышался топот сапог. Преследовать беглецов в ночи, рискуя нарваться на удар финки, желающих не нашлось. Когда арестная команда доплелась наконец до кондитерской, там обнаружились только заспанные хозяин с сожительницей. Обыск не дал ничего важного. В дальних комнатах нашли четыре смятые постели с грязными простынями. Много пустых бутылок, гора окурков, объедки и немытая посуда указывали, что тут жили постояльцы. — Ты кого приютил, песья лодыга? — набросился пристав на содержателя кондитерской. — Знаешь ведь, что обязан прописать людей в двадцать четыре часа! Кедроливанский слезно запричитал: — Да они попросились на полдня всего! Рабочие с Океанской, с леоновских шахт. Зашабашили сезон и домой пробираются. Отдохнули чуток, да на вокзал. Сказали, что тамбовские. А убраться мы не успели. — За полдня уговорили двадцать бутылок водки? Что ты мне врешь! Лыков не стал слушать перебранку, а принялся осматривать квартиру. Другие ему помогали, но повезло Сергею. Он сразу полез в печку и нашел там полусгоревшие клочки бумаги. Встал под лампу и прочитал: — «Четвертый Вл…» — Что «четвертый вл»? — выхватил у него бумагу Мартынов. — По виду служебный бланк. Ну-ка! Ребята, слушай все сюда. Есть в городе военная часть под таким номером? Мгновенно отреагировал один из сыскарей, а именно околоточный надзиратель Дзенит: — Есть. Четвертый Владивостокский крепостной артиллерийский полк. — А другие имеются? Все молчали, перебирая в уме номера многочисленных частей гарнизона. И сошлись на том, что других нет. — Они собрались его грабить, — высказал предположение главный городской сыщик. — Продолжаем обыск. Лыков, обрадованный находкой, взял помойное ведро и выплеснул его в угол. — Гляньте еще здесь, — приказал он. Тот же Дзенит, не брезгуя, начал разбирать содержимое ведра и вскоре радостно воскликнул: — Ага! Все столпились вокруг него и увидели клок газеты с объявлением: «4-й Владивостокский крепостной артиллерийский полк объявляет торги на закупку для продовольствования нижних чинов 3000 пудов соленой рыбы перечисленных пород…» Низ объявления был оторван. Догадка Мартынова получила подтверждение. Заодно стало ясно, что Лыков изначально был прав: одна и та же банда грабила военные казначейства и резала китайцев. Невероятно, но теперь все указывало на это. — Сергей Исаевич, берите находки и срочно езжайте к дежурному по штабу крепости, — приказал Лыков. — Вдруг в полку сейчас убивают часового? Мы тут без вас закончим. — Да-да, согласен, — засуетился коллежский регистратор и убежал. Оставшийся наряд возглавил околоточный. Он продолжил обыск, не суетясь и не пытаясь выслужиться перед питерскими гостями. Лыкову это понравилось, он не стал вмешиваться и даже вышел на улицу. Через полчаса гурьбой высыпали наружу и все остальные. Кедроливанского объявили временно арестованным до постановления судебного следователя. Понятно было, что тот немедленно выпустит содержателя кондитерской: предъявить ему было нечего. Но и возвращаться в управление с пустыми руками Дзениту не хотелось. Он шепнул статскому советнику: — Давайте нажмем, вдруг расскажет что-нибудь с перепугу. — Давайте. Вас как звать? — Карл Бренцевич. — А меня Алексей Николаевич, моего помощника — Сергей Манолович. Вы жмите, а мы будем подыгрывать. Через полчаса в кабинете еще не приехавшего Мартынова начался допрос подставного хозяина притона. Дзенит начал сурово, как только смог: — Знаешь, кого ты прятал? Грабителей, что вынесли полковые кассы во Владивостоке, Седанке и Никольске-Уссурийском. Семерых солдат они при этом зарезали! Когда их поймаем, им светит военный суд и петля. А вот что сообщникам приговорят, сам рассуди. — Какой же я сообщник? — робко возразил «кондитер». — Комнату сдал на неделю. За такое, чай, не вешают. — Не вешают, — подсел сбоку Лыков. — Только каторгу дают. Бессрочную. Кедроливанский побелел. Было видно, что он человек впечатлительный, и сыскные еще поднажали: — Бери бумагу и пиши признательные, иначе гнить тебе в Нерчинске до гроба. Вон из самого Петербурга прислали статского советника Лыкова искать тех громил. До государя дошло! Головы полетят. Подумай о своей. Алексей Николаевич показал арестованному полицейский билет. Тот увидел печать Департамента полиции и закрыл лицо руками. — Вот знал я, знал, что этим кончится! Все Лобацевич, каторжная харя, сахалинский гнус! — Рассказывай. Почему постелей было четыре? Мы ищем Большого Пантелея, Почтарева и третьего с птичьей грудью, Ударкина. Кто четвертый? — Кличка ему Собака Ваня. Фамилии не знаю. Он какой-то лямой, все время ругается и на пол харкает. И слова против не скажи. — Как выглядит? Особые приметы есть? — Точно так, имеется одна. Мизинец на левой руке сухой, не разгибается. Так сыщики узнали прозвище и приметы четвертого члена банды. В картотеке его быстро отыскали: Иван Недоносков, убийца, отсидевший на Сахалине пятнадцать лет и скрывшийся с поселения. Большой Пантелей подобрал себе команду из тех, с кем вместе звенел кандалами на острове. Вернулся из крепости Мартынов и присоединился к допросу. «Кондитер» сдал настоящего владельца притона, блатер-каина Лобацевича, и сообщил, где тот прячет воровскую добычу. Уставшие сыскари уже валились с ног, но деваться некуда, они поехали к пристанодержателю. Шла новогодняя ночь, люди веселились, где-то пили шампанское, а полицейские крутились как заведенные. Лыков дал в помощь владивостокцам Сергея, а сам отпросился поспать пару часиков. Староват он стал для бессонных ночей с обысками и допросами… Чтобы проветриться, Алексей Николаевич пошел в гостиницу пешком. Было шесть часов утра, еще не рассветало, а фонари почему-то уже начали гасить. Зима выдалась бесснежная, во всем Владивостоке замостили полторы улицы, и сыщик ковылял по тротуару, спотыкаясь о кучи мусора. Он думал, что давно не видел такого грязного города, потом представил чистый, вылизанный Петербург и как он с внуком Ванечкой идет в зверинец. Вдруг спина его похолодела. Статский советник резко обернулся. В пяти шагах от него стоял человек с ножом в руке. Среднего роста, светлые волосы, и жуткий взгляд… Чума! У сыщика от страха отнялись ноги. Браунинг слева под мышкой, он не успеет расстегнуть пальто и достать оружие… А убийца смотрел на питерца в упор и зловеще ухмылялся. Вот он сделал шаг к жертве. Опомнившись, сыщик развернулся и бросился наутек. Но Чума был чуть не втрое моложе, как от него убежишь? Еще этот ужас, парализующий волю… Обернуться, попробовать отразить удар? В прошлый раз, когда напал Картусов — не отразил…[44] Вдруг Лыков вспомнил, что в боковом кармане пальто лежит свисток. Он вытащил его и стал наяривать, не сбавляя скорости. Свистеть на бегу оказалось трудно, но наконец вылетела резкая трель. В тишине она прозвучала оглушительно, и тут же снизу, со Светланской, донесся ответный сигнал. Алексей Николаевич наподдал из последних сил, каждую секунду ожидая, что Чума его догонит и вонзит клинок в спину. Но тот внезапно куда-то исчез, топот прекратился. Отбежав еще на двадцать саженей, Лыков осмелился обернуться — и увидел пустую улицу. Уф… Он чувствовал мокрую от страха спину, ватные ноги, неприятное подрагивание пальцев. С первого боя на войне сыщик не испытывал такого. Может, пора в отставку? Если щенок, полусумасшедший мальчишка так его напугал. Хотя, обернись он на две секунды позже, сейчас лежал бы со вспоротой грудью. А злодей пилил бы ему шею. Снизу прибежал постовой городовой, увидел солидного господина и спросил: — Что тут случилось? Кто свистел? Лыков вынул билет, служивый стал во фрунт и козырнул: — Какие будут приказания, ваше высокородие? — Доведи меня до «Гранд-Отеля». — Слушаюсь. Но… — Что произошло? — Да. Мне рапорт придется писать. — Напиши, что статский советник Лыков позвал на помощь, когда за ним гнался преступник с ножом. Но, услышав твой ответный свисток, преступник убежал. — Однако я никого не видал, кроме вас. Алексей Николаевич без сил опустился на ступеньку ближайшего дома: — Ты думаешь, я просто так звал? От скуки? Городовой лишь теперь обратил внимание на помятый вид и бледное лицо статского советника: — Виноват! Позвольте вас проводить. — Сейчас, дух переведу. Слышал про маньяка, что режет китайцев? — Так точно. Всем велено быть внимательными. Правда, что он ночью еще одну голову снял?