— Одна жена на двоих? — хмыкнул Сергей. — Видимо, да. Борисов стал доверенным лицом подполковника по сбору ясака. Живет в казенной квартире, денег за нее ни копейки не платит. Так еще и за лошадью его присматривают городовые, тоже бесплатно. Лошадь стоит в конюшне пожарной команды, тоже задарма. Очень удобно! — За что отставному адвокату такие льготы? — решил уточнить статский советник. — Только лишь за то, что он буфер между начальником полиции и китайской диаспорой? — Мы, контрразведка, считаем так. Лыков задумчиво проговорил: — Если Борисов столь нагло ведет себя, значит, на то есть причины. Он случайно не осведомитель жандармов? — В самую точку, — одобрительно ответил Олег Геннадьевич. — Вы опытный человек, сразу догадались. Да, сила этой парочки именно в жандармах. Лединг поставляет им информацию о настроении умов в диаспоре, о корейских партизанах на Миллионке, о японских шпионах. Используя своих китайский друзей. Взамен чины ОКЖ[46] защищают его перед генерал-губернатором и Манакиным. Уже трижды в отношении Лединга возбуждались уголовные дела, и ни одно до суда не дошло. Он слишком ценен для голубых мундиров, чтобы гнать его с должности. Надо же заводить агентуру, работать, рисковать. А тут готовый осведомитель. Хоть и враль, зато в рапорт начальству всегда есть что вставить. Так вот, жандармы завербовали, как они считают, Борисова и довольны. Вроде бы важный человек у них под наблюдением. Мне доподлинно известно, что тот кормит их всякой шелухой и вдвоем с Ледингом они смеются над охранным отделением. Борисов согласовывает с патроном, что он сообщит наверх. В результате наш доблестный подполковник, весь обвешанный орденами с мечами, безнаказанно доит китайскую корову. И еще долго будет доить с таким прикрытием. Или вот еще выходка Лединга. Три года назад кули схватили атамана шайки хунхузов Чан-пэя. Тот много лет терроризировал китайцев Приморья, собрал двести головорезов и делал что хотел. На зиму он прекратил операции и поселился на Миллионке. Китайцы очень боятся хунхузов, но этот Чан-пэй, видимо, сильно им надоел. И простые мужики в синих дабах[47] пошли и схватили злодея, наводившего ужас на весь Уссурийский край. Схватили и передали полиции. И что вы думаете? Через неделю атаман шайки уже разгуливал по Чифу[48], вместо того чтобы болтаться на виселице в Харбине. Оказалось, что жена Чан-пэя пришла на прием к Ледингу и вручила ему за освобождение мужа тысячу рублей. Когда китайцы обратились к полицмейстеру за разъяснением, он ответил: я пожалел атамана. Он человек семейный и дал мне слово больше не заниматься разбоем. И я его отпустил. Представляете? Поверить на слово хунхузу! Насников выговорился, вздохнул в сердцах и попросил еще чаю. Самовар уже остыл, сыщики велели подать новый. Несколько успокоившись, Олег Геннадьевич продолжил доклад: — А что он вытворяет с частными городовыми! Уму непостижимо. — Погодите, Олег Геннадьевич, — остановил поручика статский советник. — По закону любой подданный Российской империи может содержать у себя в имении собственного городового. — Да, но на каких условиях? Желающий сделать это пишет прошение губернатору. Тот адресует представление в МВД, и уже оно рассматривает ходатайство просителя. И, сообразуясь с необходимостью, принимает решение. При условии, что деньги на жалованье, обмундирование, вооружение и снаряжение городового на год вперед вносятся в казну. После этого Казенная палата открывает в казначействе кредит в распоряжение полицмейстера. Требовательная ведомость, очищенная расписками получателя, отсылается в Контрольную палату. При такой схеме деньги не украсть, поэтому Лединг собирает их с просителей сам. И помещает на личный счет в банке, а не на депозит казначейства. И потом тратит, как хочет. Очевидно, что городовые, которых он выставляет заявителям, оплачиваются городским бюджетом. А собранные средства исчезают. — Кто держит в городе частных городовых? — Многие, Алексей Николаевич. Торговый дом «Кунст и Альберс», Русско-Китайский банк и Сибирский торговый банк, кафешантаны «Аполло», «Фарс», «Кордон Руж», «Альгамбра», летний сад «Италия», многие дома терпимости и даже население Корейской слободки! Лыков усомнился: — Банкам для чего участвовать в махинациях Лединга? Они же не публичные дома. Написали губернатору или в Петербург, оттуда сразу прилетит Генриху Иванычу по шапке. Насников возразил: — И что дальше? Ну, гаркнут с берегов Невы. Дело-то решается тут. Полицмейстер найдет сотню причин затянуть его. Деловые люди хорошо это понимают и кладут ему средства сразу в карман. Быстрее и эффективнее. Поручик перевел дух и опять затянул свою песню: — Черт бы с ними, с частными городовыми. И с поборами от опиекурилен. Важнее связи Лединга с вражеской разведкой. Он прекрасно осознает, что опутан китайскими секретными службами. И пляшет под их дудку. Осознает! Но пляшет. Тут уже измена долгу, господа питерские сыщики. — Олег Геннадьевич, все, что вы говорите, невесело, однако давайте про китайскую разведку поподробнее. Это факт? Поручик вскинулся: — Факт! Я внедрил в китайскую полицию своих людей. Они монголы и патриоты, даже деньги брать у меня отказываются. Поэтому я им верю. Кстати, один из них о вас наслышан. Он служил с вашим сыном Николаем. — Монгол? С Николкой? Это могло случиться только в Семипалатинске. — Там и было. Так вот, мои люди вычислили резидента пекинской разведки во Владивостоке. Им, как и следовало ожидать, оказался помощник начальника китайской полиции Юйхундэ. Лыков жестом остановил поручика и спросил: — Извините, перебью. Кто такой Тунитай? Насников задумался: — Где-то я слышал эту фамилию. Ах да! Он владелец магазина китайских сувениров на Миссионерской улице. Почтенный торговец, я у него недавно жене лаковую шкатулку покупал. — Да? Когда я разоблачил японского резидента в Корсакове, он тоже с виду был почтенный торговец. Лавочку держал, угощал меня рисовыми конфетами. А оказался капитаном Генерального штаба, — возразил Лыков. Насников запнулся, потом вперил в сыщика умный взгляд: — Что вы узнали? Прошу сообщить. — Мы допрашивали на днях владельца пивной на Мальцевской, некоего Быдлова, — заговорил Сергей. — Не слышали такую фамилию? — Нет. — Это содержатель уголовного притона. Он укрывал в том числе и банду Большого Пантелея, которая громит военные кассы. А один из его подручных режет несчастных китайцев. — Так вы уже все знаете! — Не все, но многое, — осадил поручика статский советник. — До этого мы скоро дойдем. Пока же вот что он, Быдлов, сообщил интересного. У него в пивной люди Тунитая общались с маньяком! Вот такой он торговец сувенирами. По словам Быдлова, именно этот человек на самом деле командует желтой полицией Владивостока, прячась за подставную фигуру Юйхундэ. — Не может такого быть, — решительно заспорил поручик. — Мои осведомители давно бы об этом сообщили. Тут какая-то ошибка. — А если нет? — спросил Лыков. — Если ваши люди не допущены к столь важным секретам? — Владелец пивной допущен, а они не допущены? — Так бывает в нашем деле. Вы воспользуйтесь этими сведениями. Ориентируйте агентуру. Быдлов сообщил, что Тунитай — самый страшный и могущественный человек в городе. Видимо, главный резидент китайских секретных служб. При нем состоит шестеро телохранителей, опасных ребят, обученных убивать голыми руками. — У Тунитая в магазине шесть молодых приказчиков, — вспомнил вдруг поручик. — Неужели? Да, я сегодня же вызову своего лучшего человека и нацелю его. — Вы уверены, что тут не просто уголовные дела, но и политика, шпионаж? — задал важный вопрос Азвестопуло. — Уверен, Сергей Манолович. Сейчас докажу. Насников понизил голос: — Аркадий Никанорович вчера телеграфировал генералу Таубе. Он спросил, насколько можно доверять вам секретные сведения. Извините, но Нищенков обязан был это сделать… — Понимаю, — хором сказали сыщики. — Таубе ответил, что вы люди надежные, многократно проверенные и допущенные к самым важным тайнам государства. Поэтому я сейчас сообщу источник наших сведений, и вы поймете, что тут все правда. Огенквар сумел создать в Маньчжурии очень эффективную организацию. Руководит ею драгоман нашего генерального консульства в Пекине. На связи у его резидентов состоит чиновник Монгольского бюро в Мукдене, в котором сосредотачивается вся переписка, касающаяся Внешней Монголии. Это сейчас главная головная боль Китая, из-за которой может начаться война с нами. Приморье наводнено их шпионами, которые отсюда проникают в Ургу. Лыков хотел что-то сказать, но Олег Геннадьевич не дал: — Я уже перехожу к главному. Из добытых нами бумаг ясно, что убийства китайцев на улицах Владивостока совершены по приказу их министерства внутренних дел. Цель — запугать тех отходников, кто не уехал домой вопреки приказу властей. А многие и не могут вернуться, им просто некуда. Но китайские власти не мелочатся, они готовы лить кровь своих граждан. Там вообще любят лить ее по любому поводу, жизнь человека в Китае сегодня ничего не стоит. Никогда она не стоила больше одного чоха[49], а уж после Синайской революции…[50] Алексей Николаевич отодвинул стакан: — Такое предположение высказывал в нашу первую встречу военный губернатор. Значит, догадка Манакина верна? — Михаил Михайлович сам разведчик. Скоро, кстати, он возглавит Азиатскую часть Главного штаба. Нюх его не подвел. — Вон как… Но осуществляет показательные казни русский бандит Почтарев по кличке Чума! — Ну и что? — парировал поручик. — Китайский резидент нарочно подрядил для этого грязного дела русского, чтобы замести следы. В свободное время ребята громят полковые кассы. — Не знаю, не знаю… По вашим сведениям, резидент, который направляет казни, — сотрудник полиции Юйхундэ. Мы думаем, что он подставная фигура, как это часто бывает в разведке, а подлинный шеф — Тунитай. Нам важно узнать правду. Ведь именно резидент сообщается с Чумой. Как-то он отдает ему приказы, оплачивает убийства. Найдем резидента — найдем и маньяка. — Я сегодня же ночью ориентирую своих людей, — повторил обещание Насников и хотел было подняться. — Ну, для начала хватит. Надеюсь, вам стало понятнее, что за дела творятся у нас во Владивостоке. Но и вы мне сообщили важные сведения. — Погодите, а банда Большого Пантелея! — перебил поручика коллежский асессор. — Вас обязали помогать нам в этом деле. Хоть выслушайте нас, что ли. — Ах да. Я знаю от его высокопревосходительства, что вы определили объект очередного нападения — денежный ящик Четвертого крепостного артиллерийского полка. Мы выставили там засаду. Ждем. Буду благодарен за сведения о составе банды. Азвестопуло рассказал разведчику, что им удалось узнать. Тот записал все в блокнот, продиктовал номер своего эриксона и откланялся. Сыщики обсудили разговор и решили прогуляться. Надо было купить сувениров домой, да и вообще размяться по случаю рождественских святок. Они дошли по Алеутской до Светланской и свернули налево, к заливу. Магазины главной улицы их не удовлетворили, и питерцы углубились в Миллионку. Было время обеда, все харчевни оказались забиты посетителями, причем русских в них было больше, чем китайцев. Туземцы ловко использовали чужой праздник: везде висели бумажные фонари, полоскались на ветру воздушные змеи, кричали зазывалы и тянули прохожих в свои заведения. Лыков с Азвестопуло кое-как вырвались из их объятий и быстрым шагом шли по Корейской. Хотели уже спуститься в яму Семеновского базара, но вдруг Алексей Николаевич споткнулся об очередную кучу мусора. И тут же сбоку грянул выстрел. Пуля свистнула перед самым носом сыщика и разбила стекло витрины. Питерцы выхватили пистолеты и бросились к дому, откуда стреляли. Сергей побежал в подъезд, а Лыков нырнул во двор. Из двери черного хода на него выскочил китаец, под курткой он что-то прятал. Карабин! Статский советник навел браунинг: — Брось его! Руки вверх! Стрелок выхватил из-под полы мосинку. Медлить было нельзя, и сыщик нажал на спуск… В покойницкой больницы врачебно-санитарного полицейского надзора труп опознал укрыватель Быдлов, вызванный по приказу Лыкова. Он подтвердил: этот человек приходил к нему от Тунитая. Кавалерийский трехлинейный карабин образца 1907 года оказался со сбитым номером, и его принадлежность определить не удалось. Когда наряд полиции прибыл на Миссионерскую улицу, он обнаружил, что на двери магазина китайских сувениров висит замок. Хозяин так и не появился, и пять его оставшихся приказчиков тоже. Засада в Четвертом артиллерийском полку также ничего не дала — никто не пришел громить кассу. Поиски бандитов зашли в тупик.