Глава 1 — Придется отменить наш ужин сегодня, — раздался из трубки деловитый голос Габриэлы. — Меня попросили задержаться на позднюю операцию. А завтра я работаю в ночную смену. Послезавтра у меня выходной, давай сходим в какой-нибудь музей, а потом пообедаем вместе перед тем, как Джо придет из школы? Я промямлил что-то неопределенно утвердительное. И прежде, чем успел добавить что-то еще, Габи уже разъединилась. Не удивительно: она звонила из больничного холла, и я слышал, как на заднем фоне раздавались голоса врачей, скрипели колеса каталок и звенели железные кюветы. И что бы я мог еще добавить? Что я отменю заказ столика в ресторане, который, кстати, так еще, на самом деле, и не сделал. Или что я по ней соскучился. Или даже невзначай произнести, что я ее люблю, хотя и сам не был в этом уверен. В любом случае, Габи все это было не нужно. Ее телефонные разговоры со мной всегда были сжатыми и информативными, как будто мы оба находились в операционной. Я положил трубку на рычаг, откинулся на спинку кресла, закинул ноги на стол и стал размышлять, чем мне заняться сегодня вечером. Мое крохотное бюро, расположенное в районе Эхо-Парка недалеко от Чайнатауна1, практически и вмещало этот стол, кресло, еще одно кресло и стул для клиентов. Завести это помещение меня заставила как раз Габи, а, учитывая, что клиентов у меня уже две недели как не было, я начал сомневаться, сумею ли продолжать выплачивать за него аренду. Не могу сказать, что дела у меня шли из рук вон плохо. Прошло четыре года с того момента, как я уволился из полицейского департамента Лос-Анджелеса, где работал детективом в отделе убийств, чтобы заняться частным сыском, связанным в основном с неверными супругами и поиском пропавших родственников. Причина была проста — мне хотелось тихой и спокойной жизни, не скованной бесконечными правилами, отчетами и необходимостью выслужиться перед начальством. При полном отсутствии амбиций, которое я обнаружил в себе к сорока годам, такая жизнь меня вполне устраивала. Поначалу я старался экономить на всем, что касалось моего личного комфорта, тратя деньги только на объявления о своих услугах в газетах и оплату секретарской службы на телефонном коммутаторе. Девушки принимали звонки от моих потенциальных клиентов, а потом перезванивали мне домой и сообщали всю записанную информацию. Но постепенно у меня стала появляется определенная репутация. Я работал на совесть, тщательно составлял отчеты для клиентов и записывал все расходы, никогда не болтал лишнего с посторонними и держал свое мнение при себе. Моральная сторона поступков моих клиентов меня вообще никогда не волновала. Обманутые жены рекомендовали меня другим обманутым женам, счастливые родители, заполучившие обратно в дом загулявшего подростка, делились радостью над соседским барбекю из жирного тельца или на коктейльной вечеринке с друзьями по теннисному клубу. Наконец, к моим услугам все чаще стали прибегать адвокаты по разводам, а это была уже практически постоянная клиентура. Кстати, именно так я и познакомился с моей нынешней девушкой Габриэлой. Она имела несчастье выйти замуж за преуспевающего врача с которым познакомилась, работая медсестрой в больнице. Все подруги ей завидовали, думая, что Габи выхватила у судьбы настоящий выигрышный билет, повторив судьбу современной Золушки. Но после десяти лет брака муж утратил к Габриэле всякий интерес, заявив, что она «совершенно себя запустила», а сам нашел подругу на те же десять лет моложе. Когда Габриэла пригрозила, что уйдет от него, тот совершенно хладнокровно заявил, что она может хоть сейчас уходить из дома, но только ровно в том, что на ней надето, потому что все остальное принадлежит ему. Более того — он намерен получить опеку над их общим сыном Джо. К счастью, Габи оказалась не из тех женщин, которые размазывают слезы по лицу, проклиная свою несчастную долю, а потом остаются жить с мужем-тираном на положении комнатной собачки, терпя его открытые измены и презрительные взгляды. Она нашла адвоката из мексиканской диаспоры, который согласился представлять ее интересы первое время почти бесплатно в счет будущего раздела имущества. Соответственно адвокат Габриэлы нанял меня — последить за ее мужем и раздобыть доказательства его неверности, что послужило бы формальным поводом для иска о расторжении брака. Честный парень даже платил мне из своего кармана, настолько он был уверен в выигрыше дела или просто сочувствовал бедной женщине. Я последил за любвеобильным доктором и в результате обнаружил много интересного. Например, дом на озере Тахо, который он купил втайне от жены. Причем, как оказалось, он возил туда не только доверчивых медсестер, каждая из которых наверняка мечтала стать следующей миссис Доктор. Но и некоторых пациенток, причем замужних. Это уже грозило обернуться для незадачливого донжуана крупным скандалом с участием медицинской ассоциации. Я предоставил все свои записи и фотографии адвокату Габриэлы, получив от него горячую благодарность и обещанный чек. Примерно через полгода я случайно встретился с Габи и ее адвокатом в суде. Я давал показания о драке между бывшими супругами, свидетелем которой нечаянно стал, а Габриэла завершала расторжение брака. Как оказалось, узнав об имеющихся у них уликах, доктор быстро пошел на попятную и согласился на развод с признанием вины, оставив ей дом в Лос-Анджелесе и согласившись выплачивать содержание. Но затем он быстро оправился от первого удара, начал юлить и изворачиваться, постоянно преуменьшая свои доходы, подавая встречные иски, обвиняя бывшую жену в расточительности и плохом обращении с сыном. В результате Габриэла махнула на тяжбу рукой. Она смирилась с тем, что денег от бывшего мужа, скорее всего, никогда не увидит, продала их роскошный дом и купила скромную квартиру, а затем вернулась на работу операционной сестрой в окружную больницу. Пожилая соседка за небольшую плату согласилась присматривать за Джо, когда мать работала в ночную смену или встречать его днем из школы. Кстати, отец мальчика, убедившись, что у Габриэлы больше нет к нему финансовых претензий, сразу же забыл весь свой праведный родительский гнев. С момента развода он ни разу не навестил Джо, и, насколько знала Габи, вообще переехал в другой штат, где мог с чистого листа начать жизнь преуспевающего холостого доктора. После этой встречи в суде мы как-то без всякой задней мысли договорились с Габи встретиться и выпить кофе. Конечно, вся история с бывшим мужем надолго отвратила ее от любой мысли о романтических увлечениях, но меня она явно причисляла к стану друзей. Иногда мы встречались втроем в компании ее адвоката Диего Мартинеса, с которым у меня также завязались дружеские отношения. Но все чаще вдвоем. Наконец однажды я подумал, что уместно пригласить Габриэлу на ужин. Она согласилась. Так и начались наши странные отношения, которые длились уже почти девять месяцев. Иногда мы ужинали вместе и ходили в кино, если у Габи не было вечерних смен или поздних операций, а у меня не было важной работы. Чаще днем я заходил к ней в больницу и мы шли в кафетерий, чтобы съесть ленч. Никто из нас не был друг у друга дома: Габи еще была не готова знакомить меня со своим сыном, а я просто не представлял, как привести женщину в ту крысиную нору, которую называл своей квартирой. Только пару раз нам провести выходные вместе — один раз мы арендовали домик на побережье, а второй раз ездили в горы. Поездки вызвали в нас обоих двойственные чувства. Габи радовалась отдыху от работы и материнства, но чувствовала вину, что сама ведет себя, будто бывший муж. Мне было очень приятно лежать, обнимая Габи, и слушать шум океана или шелест горного леса. Но я не мог не думать о расходах, которые пробивали серьезную брешь в моем шатком бюджете. И дело было не только в деньгах. Как будто вся эта новая жизнь с женщиной, которую я по сути едва знал, грозилась обрушить мою с таким трудом обретенную свободу. Конечно, мы с Габриэлой не давали друг другу никаких обязательств и даже ни разу не произносили слово на букву «л». Мы с пониманием относились к тому, что у каждого из нас своя жизнь. Я знал, что у моей девушки есть ее работа и сын, и они для нее на первом месте. Она никогда не возражала против того, что моя работа не имеет фиксированного графика, и я могу исчезнуть на несколько дней подряд и не отвечать на звонки. Однако Габи первой выпустила собственнические коготочки. Где-то месяца три назад она начала исподволь заводить разговор, что как частному детективу мне просто необходима контора в городе, где я могу принимать клиентов. Она приводила разные аргументы, вроде даже разумные. Например, что неплохо бы на визитке указывать адрес, а не только номер телефона. Так, мол, солиднее. И, что есть клиенты, которые любят сами приезжать лично. Наконец, в конторе мне будет проще хранить свою бухгалтерию и картотеку. Да много всего разумного она говорила. Но я за всеми этими словами слышал одно: Габи не нравится, что я постоянно выезжаю к клиентам на дом, либо встречаюсь с ними в кафе. Ей, как бы это сказать, хотелось «привязать меня к месту», как и любой разумной женщине. Поэтому я не удивился, когда месяц спустя Габи в свой выходной решила устроить мне сюрприз и привезла в неприметное здание в Эхо-Парке, где показала пустующую крохотную контору. Когда она назвала цену аренды, я подумал, что вполне готов ее осилить, если у меня в ближайшее время появятся регулярные клиенты. Я задумался. Вполне возможно, Габриэла все-таки имеет какие-то матримониальные планы, но воплощать их в жизнь она начала почему-то с организации моей работы. Если так пойдет и дальше, она убедит меня отказаться от телефонной службы и засадит в приемную преданную секретаршу с лицом ведьмы. Пожалуй, пора серьезно решить, хочу ли я и дальше развивать отношения с Габи, пока все это не зашло слишком далеко. Мои тревожные мысли прервал новый телефонный звонок. — Мистер Стин, это Сара из телефонной службы. Вам только звонила мисс Александра Бальтазар. Она хочет нанять вас и просит быть завтра в час дня у «Максимилиана». Столик заказан на ее имя. Я поблагодарил Сару, записал информацию и повесил трубку. В голосе девушки звучала неприкрытая зависть, я понимал, почему. «Максимиллиан» — это был роскошный ресторан на Меллроуз-авеню недалеко от бульвара Сансет в Западном Голливуде, открытый то ли шеф-поваром из Парижа, то ли из Нью-Йорка, то вообще из Будапешта, в общем, откуда-то с Востока. Еда там, судя по журнальным отзывам, была восхитительной, а еще регулярно можно было встретить знаменитых актеров. Во мне все-таки заговорила совесть. Я набрал коммутаторную службу и попросил соединить с Сарой. — Скажите, а эта мисс Бальтазар не оставила номера телефона? — Нет, мистер Стин. Только просила передать, что будет ждать вас завтра в час у «Максимиллиана», — казалось, ей доставило удовольствие еще раз произнести эту фразу. Я снова поблагодарил Сару и разъединился. Ну что ж. Нет никакой возможности перезвонить этой таинственной мисс Бальтазар и пригласить ее в свою роскошную контору, где я могу ее угостить стаканом воды и сэндвичем. Глава 2 Обрадовавшись тому, что теперь у меня есть потенциальная клиентка, причем, очевидно при деньгах, я собрался вернуться к прежнему занятию — чтению книги, лежащей раскрытой у меня на столе. На этой неделе я взял в библиотеке Томаса Харди2 «Тэсс из рода д’Эрбервиллей». До этого я читал «Мэра Кэстербриджа» и «Джуда Незаметного» и начал уже немного уставать от этой суровой викторианской правды жизни. Прочитав пару страниц, я вспомнил, что так и не решил, чем заняться сегодня вечером. Страданий бедной Тэсс оставалось еще страниц двести, так что я вполне мог остаться дома и закончить сегодня книгу. Размышляя над перипетиями отношений Дарбейфилдов и д’Эрбервиллей, я подумал, что вполне мог бы позвонить и собственным родственникам, отцу или братьям, с которыми не общался уже более четырех лет. Точнее это они со мной не разговаривали. Для отца я перестал существовать в тот день, когда уволился из полиции. Сам он был американцем в третьем поколении и всю жизнь страдал из-за того, что в нашем происхождении угадываются какие-то азиатские предки. Возможно, китайские, возможно, японские — отец и дед не дали и шанса это выяснить, уничтожив все семейные архивы и фотографии, привезенные из-за Тихого океана во время эмиграции. Для отца всегда имело значение только наше американское будущее и американский успех. Поэтому он, как чумы, боялся любой восточной диаспоры в Лос-Анджелесе, отправлял меня и братьев только в лучшие частные школы, которые мог себе позволить, торгуя мебелью. Для него было только два достойный занятия: юриспруденция и бизнес. Оба старших сына пошли по его стопам, закончили колледж и сейчас работали в даунтауне в финансовой сфере. Я же, чтобы угодить отцу, после колледжа поступил в юридическую школу, которую почти сразу бросил после Перл-Харбора, чтобы записаться добровольцем во флот. Отец мне простил этот глупый героизм, как простил потом и то, что я не стал возвращаться к учебе после демобилизации, а поступил на работу в полицию. Видимо, он уже видел своего сына в чине капитана. Но, когда я все бросил, чтобы жить практически в нищете и выслеживать по углам неверных жен, он разорвал со мной все контакты и даже вырвал мои фотографии из семейного альбома. Об этом я узнал от братьев, которые первое время продолжали со мной общаться и пытались уговорить «одуматься». В конце концов нам всем это надоело. У них были семьи, милые женушки, дети, хорошая работа и налаженная жизнь. Меня они как будто побаивались, словно я мог принести деструктивную заразу в этот идиллический мир. Когда я пытался вначале приходить на их вечеринки, то видел, как мои невестки непроизвольно округляют глаза, словно спрашивая «зачем он здесь?». Затем кто-то, набравшись смелости, подходил ко мне и, похлопав по плечу, говорил, что «скоро все наладится». Как будто у меня был лишай или диарея. По крайней мере, отныне я был избавлен от того, что жены братьев постоянно подсовывали мне своих приятельниц с целью найти мне достойную спутницу жизни. Никому не нужен неудачник без полицейской пенсии. В итоги они прекратили звать меня в гости, постепенно мы совсем перестали созваниваться и узнавать, как дела друг у друга, и вполне были довольны установившимся статус-кво. Так что я отбросил в сторону неожиданный порыв позвонить братьям и предложить сходить вечером куда-нибудь выпить. Еще четыре года молчания ничего не изменят в наших отношениях. Я вновь откинулся в кресле и открыл книгу Харди. Тэсс как раз объясняла своему первому мужу, почему она в его отсутствие вышла замуж за другого. Я ничего не знаю про викторианскую Англию, по пока что мне казалось вполне правдоподобным, что главный враг девушки в этой книге — ее собственный язык. Умей она вовремя промолчать, и половины описанных несчастий с ней бы не случилось. В итоге я все-таки дочитал книгу до самой трагической развязки, потом закрыл контору, сходил перекусить, а затем один отправился в кино на «Стрельбу в коррале О-Кей» с Бертом Ланкастером и Кирком Дугласом3. Габриэле этот фильм все равно бы не понравился. На следующий день, надев лучший и почти не мятый костюм и самый дорогой галстук я отправился к «Максимиллиану». Метрдотель все равно посмотрел на меня, как на попрошайку, ясно дав понять, что я ошибся дверью. — У меня назначена встреча с мисс Бальтазар, — пояснил я. — Меня зовут Дуглас Стин. Метрдотель не изменил своего мнения обо мне лично, но кивнул официанту. — Рудольф вас проводит. — Следуйте за мной в кабинет. Мисс Бальтазар вас ожидает, — почтительно сказал официант и повел меня влево от фойе, так что мы оказались на мраморной лестнице, которая вела на второй этаж. Там тоже был холл с арками, от которого расходились задрапированные ширмами коридоры, заканчивающиеся отдельными кабинетами. Как я выяснил позднее, у «Максимиллиана» было две ипостаси: парадная — предназначенная для тех, кто хотел стать героем светской хроники, участвовать в вечеринках, ужинать на виду, встречать знаменитостей или старых знакомых. И тайная. В тиши отдельных кабинетов на втором этаже можно было провести встречу акул бизнеса, голливудских боссов или актеров, которые на публике изображали заклятых врагов. От лестницы, минуя центральный холл внизу, даже вел тайный выход с другой стороны здания ресторана, так что репортеры и обычные посетители могли и не знать, кто обедает у них над головой. Рудольф деликатно постучал в дверь одного из кабинетов. — Заходите, — раздался голос, показавшийся мне смутно знакомым. Рудольф открыл передо мной дверь. За столиком, внимательно изучая меню, сидела худенькая девушка в шелковой полосатой блузке и черном берете, лихо надетом на волосы медового оттенка, постриженные под пажа. Хоть у меня и не было фотографической памяти ее матери, я сразу же узнал темные васильковые глаза и слишком крупные черты лица. Ее рот сразу же расплылся в огромной улыбке: — Добрый день, мистер Стин! Вы меня помните? — Лекси! — удивленно воскликнул я. Глава 3 С Лекси и ее матерью Амандой Хэйр я познакомился три года назад, когда расследовал одно дело в городке Пэрис4 в получасе езды от Лос-Анджелеса, где они тоже проживали. Сама Аманда (она настаивала, чтобы ее называли по имени) работала продюсером в крупной голливудской студии, но предпочитала жить в Пэрисе из-за сыновей — младших братьев Лекси — чтобы они росли в спокойной сельской обстановке. Кроме того, мистер Хэйр, которого я так никогда не видел, никак не был связан с Голливудом, а был профессором университета и тоже предпочитал тихую жизнь на природе. — Значит, Александра Бальтазар — ваше настоящее имя? — спросил я, усаживаясь за стол. Официант спросил про напитки. Мы оба выбрали обычную содовую. В отличие от книжных сыщиков, я никогда не пью в середине дня. — Да, — ответила Лекси. — Вы же знаете, что я дочь от первого брака мамы. Моего отца звали Мишель Бальтазар, так записано в моей метрике. — Послушайте, — сказала она, — Я действительно вас вызвала сюда по делу. Мне просто не хотелось приглашать вас домой в Пэрис, потому что не хочу, чтобы мама сразу совала свой нос. Теперь, когда близнецы растут, она стала проводить с ними больше времени, знаете, из школы забирать, общаться на разные темы — поэтому все время торчит дома. Но это ресторан, который она часто бронирует для студии, тут у нее счет, так что я ничего от матери не скрываю, не волнуйтесь. Просто я хочу, чтобы вы сейчас меня выслушали объективно, без ее комментариев, понимаете? Это я отлично понимал. Даже самая прогрессивная мать большую часть времени видит в своем ребенке беспомощного идиота, нуждающегося в наставлении. — А пока давайте поедим, ладно? — предложила Лекси. — Раз уж я вас пригласила на ленч. Не будем же мы бронировать целый кабинет ради стакана содовой. Я знал, что счет отплатит Аманда, поэтому ограничился скромным выбором: чем-то под названием «весенний консоме с кореньями» и утиной грудкой с можжевеловыми ягодами. Судя по тому, как от зубов Лекси ловко отскакивали французские названия, мне показалось, что для себя она заказывает недельный запас пропитания. Я вспомнил о том, что после школы Лекси собиралась ехать учиться в Сорбонну.