Часть 2 из 4 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
После того памятного боя, когда из первой волны десанта их в живых осталось только около шестидесяти человек в общей сложности, их поселили отдельно, на верхнем этаже базы, там, где в зоне отдыха журчали фонтаны, синело голографическое небо и в почти настоящей листве почти настоящих деревьев пели свои песни тоже почти настоящие разноцветные птицы. Армия психологов целый месяц приводила в порядок их нервную систему, а ежедневные релаксационные часовые процедуры в медицинской капсуле сделали кожу нежной и розовой, как у младенцев. И кто бы сейчас мог подумать, что ещё совсем недавно они кувыркались под выстрелами излучателей, уходили от разрядов плазмы и ловили в прицел зелёные фигуры на, оказавшейся такой негостеприимной, Ариане?
А потом была пышная церемония награждения и вечно потный,одышливый представитель парламента конфедерации, возбуждённо тряся всеми тремя подбородками сразу, цеплял на их парадные комбинезоны пурпурные подвески «Совесть человечества», с трудом попадая своими толстыми пальцами в магнитную застёжку. Вот так, в одночасье они стали героями. Во всех виртуальных изданиях мелькали их мужественные профили, журналисты дрались между собой за возможность первыми взять интервью, а хайперы заполонили межгалактическую сеть мемами с их участием.
Оно и понятно, в принципе. По сути, битва на Ариане, как её окрестили СМИ, была чуть ли не первой весомой победой конфедерации, когда удалось не только отбить планету у захватчиков, но и развив успех, выкинуть гоблинов из этой звёздной системы. А всё благодаря первой волне, сумевшей вскрыть планетарную защиту. Это потом высадившийся десант разгромил силы гоблинов, выжившие после массированной планетарной бомбардировки и захватил базы обеспечения и вычислительный центр, координирующий все действия флота захватчиков в этой части галактики.
Всем им дали отпуска. Небольшие. Всего девяносто шесть часов, или четверо суток по исчислению материнской планеты. На Ризе-то побольше будет. Почти шесть суток.Для удобства во всей конфедерации, почти с самого её образования был введён один стандарт: исчисление планеты Земля, или, на официальном языке, материнской планеты. У молодёжи, даже, вошло в моду, считать свой возраст, как по земным меркам, так и по меркам своего мира. И, в итоге, выходило действительно забавно, когда в компании молодых шестнадцатилетних ребят, где-нибудь в очередном галактическом университете, кому-то было всего десять лет, а кому целых двадцать по исчислению их родного мира.
Толпа, выплеснувшаяся из терминала, быстро разделилась на три ручейка. Небольшая часть пассажиров направилась в сторону стоянки личного транспорта, часть побольше – к стоянке наёмных флаеров, а основная – в сторону остановки монорельса. Подумав, Саша решил разориться на флаер. Монорельс, конечно, не в пример дешевле, но захотелось шикануть в кои-то веки. А, что? Боевые, да плюс премия, полагающаяся каждому кавалеру пурпурной подвески – сумма приличная. Может же он хоть раз позволить прокатиться на флаере. Правда, жалко, что в его доме не предусмотрены посадочные площадки на этажах. Вот бы соседи поразились! Да, эффект был бы потрясающим. И пища для разговоров на год вперёд.
Машина, легко жужжа, поднялась над землёй и рванула вперёд. Спустя пару минут она уже ввинтилась в поток флаеров, двигающихся в сторону города. У самой городской черты флаер свернул влево и стал облетать кварталы бедняков. Сашка и сам жил до армии в таком районе, поэтому с интересом разглядывал проносившиеся под днищем дома, дворы и улицы. За два года службы ничего не изменилось. Та же нищета и грязь. Ну, и слабое движение. Наёмными флаерами тут пользовались редко, а своих, практически, никто не имел. Разве, что у борделей можно было встретить парочку устаревших моделей, как правило выкрашенных в кричащие цвета и аляповато разрисованных. Ну и служебные машины попадались. Как раз обогнали тускло-зелёный флаер с эмблемой социальной защиты. Да ещё и в подворотне застыл в засаде полицейский катер с огромной люстрой на крыше. А, вот, рекламы прибавилось. Практически на каждом шагу голографическая реклама или кого-то куда-то приглашала, или назойливо уговаривала купить очередную, совершенно необходимую, вещь.
Вот и дом, в котором прошло Санькино детство. Стандартный сто пятидесятиэтажный муравейник, жилище для небогатых граждан, которым государство дало крышу над головой, работу, на которой зарабатывали столько, чтобы только не протянуть ноги, и минимальные блага, вроде забегаловок на каждом десятом этаже, низкопробных клубов с сомнительными напитками и развязными танцовщицами и галерей отдыха с блеклой искусственной зеленью. Сашка помнил, как бегали они пацанами по этим галереям, обрывая пластиковые листья с облезлых полиуретановых берёз и клёнов, прятались в жёстких пластмассовых кустах и стрелял из рогаток по редким уцелевшим макетам птиц на ветках.
Огромная голографическая реклама перед домом призывала вступать в вооружённые силы конфедерации и стать кошмаром для захватчиков. Мужик в тяжёлом боевом скафандре с гипертрофированным штурмовым комплексом воинственно сверкал глазами и говорил: «Пошли со мной, брат. Дадим жару этим гоблинам!». Саня отпустил флаер и вошёл в холл. Обшарпанные стены пахнули на него чем-то родным, и сердце сжалось от предчувствия того, что ещё минут пять, и он окажется в стенах родной квартиры. Жаль, родителей не будет. Уже несколько лет, как они завербовались работать на шахтах Танатоса. Там и платят побольше, и социальный пакет завидный. Почти, как в армии. Одно только бесплатное ежегодное медицинское обследование чего стоит. В конфедерации оно обязательное, но на Ризе нужно выложить на него немалые деньги из своего и без того скудного бюджета.
Лифт никак не хотел слушаться. Более того, он не просто не открывал свои створки, а ещё и выводил на тусклую, местами прожженную хулиганами панель надпись: «Вы не авторизованы, как пользователь. Пожалуйста, оформите пропуск в домоуправлении». Сашка в недоумении потоптался в холле и побрёл по коридору туда, где в окружении электронных помощников сидел бессменный домоуправ дядя Петя. Бред какой-то. Родной лифт его не признал. Так не бывает. Помнится, совсем маленьким, когда он ещё еле доставал до сенсора вызова, лифт всегда признавал его и услужливо распахивал перед ним свои створки. А тут: «Вы не авторизованы».
Дядя Петя так и сидел за своей конторкой, что-то выводя стилусом на экране планшета, вокруг мерцали штук десять мониторов, а бот заваривал ему свежий чай. Такое впечатление, что Сашка никуда не уходил и, перед отъездом на призывной участок, не заходил к нему попрощаться два года назад. Кажется, на нём даже тот же самый комбинезон, рыжий, с жёлтой декоративной строчкой, под старину.
Домком поднял на него глаза и открыл рот. Глаза расширились до величины чайных блюдец, а лицо внезапно приняло землистый оттенок.
– Саша, это ты?
– Я, дядь Петь. Что с вами?
– Ты же погиб.
– Как погиб?
– В битве на Ариане. Извещение пришло. В твоей квартире уже другие живут.
– Подождите, дядь Петь. Как погиб? Вы, что, прессу не просматриваете? Там же через выпуск моя физиономия мелькает. И реклама.
– Ну, мало ли что мелькает. А тут официальный документ. Да и не особо я и жалую нашу прессу. Пишут, что ни попадя. Вот в наше время…
– А почему квартиру другим отдали? – оборвал воспоминания управдома Саня.
– Так погиб ты. Освободилась жилплощадь.
– Ну, ладно, я погиб. А родители?
– Так ты ничего не знаешь? Ну, конечно! Мы тебе и не сообщали. Извещение же пришло, что ты пал смертью храбрых, значит, и сообщать некому. Не на тот свет же писать.
– Что сообщать? О чём вы?
– Сначала о твоей смерти пришло извещение. Где-то оно у меня было. Красивое такое, на матовом пластике с титановой нитью. Всё честь по чести, с траурной каймой.
– Дальше, дядя Петя, дальше!
– Ну, так пришло, говорю, извещение, а на следующий день новое. На транспорт, в котором твои родители в отпуск домой летели, гоблины напали. Короче, никто не выжил. Так, что, крепись, Саша. Один ты, сирота, остался.
Новость оглушила. Всё остальное отошло как-то на второй план, а осталась только она. Сирота. Сашка внезапно почувствовал, как у него ослабели ноги. Он плюхнулся на кушетку и обхватил голову руками. Сирота. Управдом подошёл к парню, мягко его приобнял за плечи и сунул в руки недавно приготовленный ботом чай.
– На, хлебни. Хороший чаёк. На престорийских травах заварен. Успокаивает хорошо.
Саня автоматически взял чашку в руки и отхлебнул. Напиток оказался горячим и моментально обжёг губы и ротовую полость. Закашлявшись и расплёскивая жидкость из чашки, он подскочил на кушетке и вытер слёзы, брызнувшие из глаз. Мысли, получившие встряску, заработали в прежнем стройном порядке.
– И что же мне теперь делать, дядя Петя? Как же я без квартиры?
– Ты надолго приехал? – немного подумав, спросил управдом.
– Девяноста шесть часов.
– Почти неделя. Ничего ты не успеешь за это время. Понимаешь, практически, тебя в живых нет. Для того, чтобы опять получить права на квартиру, тебе надо официально доказать, что ты живой. А с нашими бюрократами это долгий процесс. Тут не одна неделя уйдёт. А потом требовать пересмотра решения о передаче твоей квартиры другим. Это им же тоже нужно будет подыскивать жилище. Так что эта процедура тоже не меньше месяца займёт.
– Так я же не кто попало! Вон, «Совесть человечества», – кивнул Сашка на пурпурную подвеску у себя на груди.
– А нашим крючкотвором, что совесть, что не совесть, всё едино.
– Так, всё же, что делать то?
– Ты, через неделю, как я понял, опять на фронт уходишь?
– Да. После отпуска опять в десантный корпус. А там, куда пошлют.
– Кто знает, может, тебя через месяц убьют. Так чего сейчас этот огород городить с квартирой то? Ничего не добьёшься, нервы себе испортишь, и всё, может, впустую.
– Добрый вы, дядя Петя.
– Какой есть. Зато честный. Я правду-матку всегда в глаза говорю. Так вот, думаю, за квартиру бодаться тебе сейчас не след. Вот, отвоюешь своё, вернёшься живым, там и начинай. А сейчас, могу выделить тебе подсобку. Там диванчик есть. Будет куда голову преклонить.
– Да нет, – прикинул Сашка свои капиталы. – Спасибо, конечно, но я, лучше, в гостиницу.
– Так дорого же.
– Мне хватит.
И действительно. Боевые, да премия – сумма немалая. И чего мелочиться? Старик прав, кто знает, может его в ближайшем бою убьют. И какой резон тогда над деньгами трястись? Да и дом, после известия о смерти родителей, больше не манил, а, скорее, отталкивал.
– А, может, ты и прав. В гостинице-то оно получше будет, чем у нас тут. Наш район и раньше-то особым законопослушанием не отличался. Сам здесь вырос, знаешь, какие личности проживают. А сейчас вообще не разберёшь, кто есть кто. Часть от призыва бегает, часть – дезертиры из армии. С гоблинами биться, особо дураков нет. Своя жизнь дороже. Да не сверкай глазами! Мы всю жизнь налоги на армию конфедерации отстёгивали, от себя отрывали. А сейчас, когда захватчик пришёл, они, что, нас защитить не могут? Тогда зачем мы эти налоги платили? Мало того, что кровные свои отстёгивали, так ещё и самим идти, да жизни свои класть. Тебе, вон, эту награду небось не за прогулку по бережку моря дали. Сколько вас в том бою погибло?
– Да, почитай все и полегли. Нас горстка осталась.
– Вот и я про то говорю. Для чего, тогда с нас налоги в три шкуры драли? Вот народ и прячется. Тут в неделю по три раза полиция шмоны делает, уклонистов, да дезертиров ищет. Да где им! В нашем муравейнике и космолёт спрятать можно так, что не найдёшь. Что уж тут про людей говорить? А ты своей формой да наградой только людей раздражать будешь. А там и до беды недалеко.
Саня поднялся и пошёл на выход, шаркая подошвами, словно глубокий старик. Сил не было. Разница в гравитации на Ризе и на станции неожиданно почувствовалась очень сильно и захотелось просто лечь и бездумно лежать. Казалось, что он попал не в родной город, о котором скучал там, на галактических базах, а в зазеркалье, где все понятия вывернуты и искажены немыслимым образом.
На пыльном тротуаре среди чахлых полудохлых кустиков обнаружилась сравнительно целая скамейка, и Сашка присел на неё, постаравшись опять собрать себя в кучу. По тротуару прогуливались полупьяные мужики. Женщина, с измученным лицом тащила в обеих руках достаточно тяжёлые сумки, периодически останавливаясь, чтобы передохнуть. Стайка чумазых малолетних оборвышей с гиканьем гнали куда-то перепуганную ободранную кошку, а поодаль, у стены приткнулись несколько тёмных личностей, то и дело, поглядывая на Саньку. И над всем этим убожеством мужик в боевом скафандре протягивал руку с голограммы и произносил, как заведённый: «Пошли со мной, брат. Дадим жару этим гоблинам!»
Как бы то ни было, а жить надо, и впереди около девяноста часов привольной гражданской жизни. В первую очередь нужно озаботиться ночлегом. Саня напряг память, пытаясь вспомнить ближайшие к этому месту гостиницы. То, что пришло на память, не годилось. В этом районе сплошные ночлежки с продавленными кроватями, хлипкими дверями и обдолбанными или пьяными постояльцами. Про антисанитарию и вспоминать не хочется. Совести человечества, да ещё и с достаточно приличным капиталом за душой, туда соваться стыдно. Остается центр. Там, конечно, подороже будет, но и поприличнее. И чисто, и цивильно. Решено. Эх, гулять, так гулять!
Флаер, вызванный по сети, быстро юркнул на парковку перед домом. Сашка влез в салон и задал маршрут к гостинице «Марселона», единственной, всплывшей в его памяти. Помнится, в прошлой жизни, ещё до армии, он всегда восхищался строгими обводами, полихромным стеклом и зимним садом на крыше. Тогда ему казалось, что красивее гостиницы нет во всей галактике, и там могут жить только одни небожители.
Память, конечно подвела. Сейчас она уже не казалась такой шикарной, явно видны были заваленные углы, полихромное стекло местами пошло трещинами, а зимний сад на крыше оказался просто кучей растений в горшках, затейливо расставленных так, чтобы между ними можно было прогуливаться. Но, как бы то ни было, это всё же не те ночлежки, что в его родном районе.
Он вошёл в вестибюль и с удивлением уставился на живого человека, сидящего на ресепшене. Действительно, когда в гостинице тебя встречает не бот, а человек, это как-то непривычно. Даже отели высочайшего класса не позволяют себе тратиться на зарплату там, где людей с успехом заменяют роботы. А тут…
– Добрый день, молодой человек, – немного картаво поприветствовал его портье. – Могу я узнать, что привело такую героическую личность в наши скромные пенаты?
Ага. Пурпурную подвеску заметил. Ну, ничего, пускай глазеет. Может, и скидка будет.
– Хочу у вас остановиться.
– Для нас будет огромная честь предоставить вам апартаменты. А если молодой человек соблаговолит сголографироваться в нашем фойе и разрешит повесить на стену его портрет, мы не включим в счёт использование полотенец за всё время проживания.
– Вам-то что за интерес с этой голографии?
– Как же, как же? Кавалер пурпурной подвески «Совесть человечества», герой битвы на Ариане останавливался у нас! Это же такая реклама!
– Откуда вы знаете?
– Я, молодой человек, прессу хорошо изучаю. Всегда полезно знать, что творится в мире. А уж ваш портрет мелькает довольно часто.
– Договорились. Только давайте побыстрее. Отдохнуть хочется.
– Сию минуту, – засуетился портье. – Пойдёмте. Я вас поселю в самом лучшем номере. Кстати, меня зовут Абрам Соломонович.
– А меня Саша.
– Не самое плохое имя для такого героического юноши. В истории человечества было немало Александров, овеявших своё имя славой.
– А, кстати, почему вы сидите на ресепшене? Неужели хозяину гостиницы выгодно оплачивать лишний персонал.