– Это на хрена? – поразился Федя, даже на шаг отступил от опасного сумасшедшего. – Предчувствие у меня. Интуиция типа. Федя вроде как чуть задумался, затем спросил: – Думаешь, что это как-то с тобой связано? – А почему бы нет? – спросил я. – Запах гари еще свежий, я здесь тоже свежий, как бы одно не было следствием другого. Очень уж место глухое, совпадения странны. – Ну… если надо, то я здесь посторожу, – сказал он, хоть и без особой охоты. – Но вниз не полезу, мне такого дерьма на работе хватает. – А я тебя и не зову, собственно говоря, – сказал я, закидывая карабин за спину и вытаскивая из кобуры наган. – Прикрывай. Фонарь повесил на грудь, револьвер в руке держал, пока спускался. Все время ожидал, что кто-то схватит меня за ноги, потащит в темноту на предмет сожрать и растерзать, но никто не схватил. Спрыгнув на земляной пол, повел лучом из стороны в сторону, с удивлением увидев, как черные, почти невесомые стебли какой-то пушистой травы, росшей вдоль стен и особенно густо по углам, постепенно становятся серыми под лучом света, а затем медленно распадаются, оседая невесомым пеплом на землю. Вот она какая, «темная травка». – Опа, – сказал я сам себе, когда луч света остановился на куче золы посреди подвала. В золе лежали кости. И череп. Круглый человеческий череп, не знаю, мужской или женский, я в этом не разбираюсь. На костях были кольца толстой стальной проволоки, к тому же примотанные к длинной ржавой арматурине, почти скрытой золой. Все это наводило на мысль, что кого-то связали проволокой по рукам и ногам, а заодно привязали к железной палке, чтобы не дать даже дергаться. А затем человека положили на костер, где он и сгорел почти полностью. А значит, жгли живым. Мне стало откровенно жутко в этом сыром и вонючем подвале, захотелось ломануться наверх. Федька словно почуял это, крикнул: – Что там? – Тут человека сожгли! – крикнул я. – Хренасе… – сказал он и присвистнул. – Давай валить отсюда, это сектанты! Если они близко, то нам хана. В голосе заметно слышна была паника, так что я решил ему сразу поверить. Крикнул только: – Сейчас! Две секунды. В углу одежда, сваленная в кучку, жертву раздели. По одежде тоже не поймешь, кто это был – свитер, брюки «милитари» вроде тех, что на базаре продавали, с многочисленными карманами и мешковатые, ботинки «турики» местного производства на рубчатой резиновой подошве. Быстро пересмотрел все это, посветил внутрь ботинок. Ага, есть что-то. «Е. Скляр». Блин, даже по фамилии ней поймешь, мужчина или женщина, но уже что-то. Белья нет, видимо раздевали не догола, а по нему можно было бы хотя бы пол определить. – Ну чего ты там? – крикнул Федька. – Валим, у меня плохие предчувствия. Бегом давай! – Даваю! – крикнул я в ответ, повторяя за каким-то негром из старого детского фильма, и бросился к лестнице, закинув один ботинок себе в сумку. Пока лез наверх, одна гнилая ступенька подо мной проломилась, но удержался, выбрался. Увидев, что я встал на ноги, Федька сказал: «К машине!» – и бросился бежать. Причем так, что я за ним еле успевал. При этом он еще умудрялся оглядываться, двигался то одним боком, то другим, приставными шагами, не опуская ППШ. На лице у него явно виден был страх, настоящий такой, причем заразный, что выражалось в том, что я тоже понемногу начал паниковать. Если позавчера ночью Федька у меня на глазах лез в подвал с тварями и совершенно спокойно, даже с шуточками, а сейчас бледный и в глазах паника, то этому точно есть причины. Со свистом закрутился стартер, не успевший остыть мотор легко схватился, и с облегчением выдохнув воздух, Федя врубил первую. Машина заскакала по кочкам, вырвалась на просеку, понеслась по ней. – Федь, генератор не раздолбай! – предостерег я его. – Ни хрена с ним не сделается, а вот нам отсюда валить надо, пока нас самих на костер не положили. Блин, сектанты с этой стороны к городу никогда так близко не подходили, безопасное же направление! Разведбат, мать их в сумку, вообще мышей не ловят, развели тут! Он понемногу успокаивался, а как выехали на дорогу, то вроде вообще нервничать перестал. Я спросил у него: – А что, с чего ты взял, что это точно сектанты? – Труп к чему-то привязан и возложен на костер? – Ну… да, – кивнул я, уточнив: – Только там одни кости остались. А так все верно, связан проволокой, привязан к куску арматуры. – Их почерк, – уверенно сказал он. – Они так жертвы приносят. Причем в костер задвигают постепенно, чтобы дольше мучился. – А кому жертвы? – А хрен их знает, – сказал он. – У нас с ними обмен новостями плохо налажен, вот и забывают рассказать. – А пленных не было? – Как не было? Были, только пользы с этого… Как их там в НКВД не спрашивают за жизнь их неправильную – ничего не рассказывают. Орут, визжат, но ничего не говорят. А некоторые так и вовсе хохочут. Де-мо-ни-чес-ки, так сказать. – Говорить разучились может быть? – предположил я. – Между собой-то базарят, разведка сколько раз слышала. А вот с нами отказываются. Брезгуют, наверное. Машина с ходу влетала передними колесами в глубокую лужу, нас накрыло водой, которую метавшиеся по стеклу щетки быстро счистили, но разговор ненадолго прервался. – Федь, а тебе фамилия Скляр ни о чем не говорит? – Актер у нас такой был, в каких-то музыкальных комедиях играл. А что? – Да не, я про тутошнюю жизнь, из местных кто-то. Федя подумал с минуту, затем покачал головой: – Нет, не слыхал. А что? – У того, кого сожгли в подвале, такая фамилия была. Я открыл сумку, вытащил оттуда ботинок, показал надпись внутри. Федя глянул, кивнул, затем сказал: – Придумают же фамилии, не поймешь, мужик или баба. Ботинок по мерке, размера даже нет… Я приложил к своему сапогу, подошва к подошве, прикинул, сказал: – У меня сорок четвертый. Этот… ну, сороковой, сорок первый от силы. Женский? – Сорок второй, самый ходовой, – процитировал он Райкина. – Может тетка быть, а может и мужик. По такому размеру и не поймешь. – Если мужик, то мелкий, скорее всего, – сказал я, прикинув. – На подошве… Я полез в карман за плоской отверткой, заодно с досадой вспомнив, что крестообразную забыл в сарайчике. Положил под самый потолок, да и забыл. Но говорить об этом и тем более туда возвращаться никак не хотелось, так что промолчал. Ковырнул застрявшую в подошве землю, посмотрел на свет, сказал: – Кирпичная крошка, что ли? Федька глянул искоса, пожал плечами, сказал: – Вроде похоже. Но из меня Шерлок Холмс так себе, лучше не рассчитывать. А вообще нам по-любасу надо в НКВД, заяву написать да и вообще. Пусть там разведка покрутится, что ли. Сектанты хуже любых бандитов, даже хуже тварей, если они там завелись, то проблемы. В первую очередь для меня. – Это с чего? – чуть удивился я. – Это как раз на Митино дорога, я туда на халтуру гоняю. К Тьме близко, но именно с этой стороны подъезд безопасный, все время по Свету, а так дам даже бандиты шариться опасаются. И есть вариант, что там склад лампочек где-то есть, найдем – озолотимся. – С чего ты взял? – Да в бумагах прочитал, я в таких брошенных местах обязательно шарюсь по всяким горкомам бывшим или исполкомам, там много интересного находишь. Вот и нашел упоминание, только без адреса, склад треста «Электромонтаж». Но если по этой дороге сектанты заведутся – я туда ни ногой. – Понятно, – кивнул я. Дорога до города прошла без приключений. Чем ближе к Углегорску, тем веселей становился Федька, тем меньше поглядывал на висящий под потолком автомат. Да и я понемногу успокоился, хотя озадачивался все больше и больше. Сектанты, жертва, мое появление в паре десятков метров от жуткого кострища, все смешалось в голове. Какая-то связь в этом есть, рупь за сто, но вот какая? Как это все соединить? Не получается. На въезде нас досмотрели, заглянули под брезент в кузове, поцокав языком завистливо. Я заметил того самого бойца, что сопровождал меня в РОПП в кузове полуторке, махнул ему рукой. Он меня тоже узнал, даже подошел поздороваться, спросил куда и как я устроился. – Давай в НКВД, там не любят, когда новости им в последнюю очередь несут, могут и подлянку сделать. – Какую? – Да на работу напишут, что типа по проявлениям Тьмы сотрудник мышей не ловит, хотя по должности обязан, и тэ дэ, и тэ пэ, вся такая бодяга, а тебе премию срежут. Те еще козлы там сидят. – Так и называются НКВД? – уточнил я. – Не, называются горбезопасностью вообще-то, но прилипло энкавэдэ, вот и зовут их все так. Это как раз напротив РОППа. Я вспомнил, что по другую сторону площади действительно было немалого размера четырехэтажное старое здание дореволюционной постройки, перед входом в которое прогуливался часовой. Доехали быстро, бросили грузовик у самого крыльца, среди двух десятков других грузовиков, а также легковушек и внедорожников, из которых самую острую зависть у меня вызвал «додж ¾», да еще удивительно новый с виду. Парковаться никто нам не мешал, местная власть, видать, на исключительность особо не претендовала. Затем все было стандартно: дежурка, шлюз, фонарь в глаза, выяснение, к кому и зачем, затем за нами спустился молодой парень в наглаженной военной форме и сверкающих сапогах, который провел нас сначала на второй этаж, а затем через еще один решетчатый барьер со шлюзом. На решетке висела табличка «Управление городской безопасности». Потом была дверь с надписью «Дежурный инспектор», за которой сидел человек в свитере и военных бриджах, жестом пригласивший нас садиться. – О сектантах заявить хотите? – спросил он нас, отодвигая кружку с чаем и придвигая к себе какую-то папку. – Предположительно, – подтвердил Федя. – Где? – По дороге на Митино, километров сорок от города.