– А твой аэродром? – Уже отбирают. Тут это вежливо делают, тебя же командовать оставляют, и снабжение налаживают, мол, что тебе возиться? Но все же это уже не твое, не понравишься… – И? – Ножкой под попку, и гуляй, Настя. Обращайся в отдел трудоустройства. – А в Сальцево? – В Сальцево не так, разве что конкуренты разорвут. – А Администрация местная где живет? – На Октябрьской, там в свое время для таких дом построили, «обкомовский», туда и заселились. Говорят, что квартиры даже с комнатами под прислугу, охрана, закрытый двор… но нас в гости туда не зовут. Там все, глава Администрации, все начальники основных организаций, Милославский, кстати, там же живет, он здесь большой человек, член Горсовета. – Даже так? – чуть удивился я, привыкнув к тому, что у нас ученых разве что к дворникам не приравняли. – Он здесь давно, приложил руку к созданию вообще всей структуры города. Соответственно и статус, поэтому и коллеги не подсиживают, бесполезно, он там царь и бог. Хотя дядька неплохой, хоть и нагловатый. – Приставал? – Ко мне все пристают, – засмеялась она и похлопала себя по бедру. – Без «парабеллума» никуда, сам видишь. – Приходилось применять? – Против приставателей? – уточнила она. – Ну да. – Стрелять – нет, а наставлять пару раз наставляла, подействовало. Тут принесли отбивные, в очередной раз прервав разговор. * * * – Ну что, кавалер, везешь меня домой? – спросила Настя после того, как мы вышли из трактира, просидев на удивление долго. Совсем не опьянеть не получилось, разговор тек легко, было тепло и уютно, так что мы не только отобедали, а заодно и отужинали. Когда выходили, трактир наполнился уже вечерними посетителями. – Везу, даже не надейся, что откажусь, – сказал я, сгибая руку в локте и как бы предлагая взяться под нее. Настя сразу просунула туда свою и мы действительно образовали пару , то есть мужчину и женщину, идущих под ручку. Особой идиллии на грязной улице из этого не получилось, надо было лужи обходить и перепрыгивать, и следить чтобы в совсем глубокую грязь не влезть, но все же символизм произошедшего был для меня ценен сам по себе, как долго бы такая благодать не длилась. Когда усаживал Настю в коляску «харлея», подумал, что надо бы действительно с Федькой за машинами скататься. Если у меня женщина появилась, то катать ее надо хотя бы в чем-то, от чего на нее грязь не летит, ну и что у меня начальство не отберет за неправомерное использование. Не думаю, что тот же ответственный за «подвижный состав» Василь Иваныч отнесется с одобрением к факту, что я забрал служебный мотоцикл из гаража и раскатываю на нем по своим личным делам, хоть и называю их «тренировкой». Прав Федька, прав, машина нужна, хотя бы девушку катать. – На Урицкого? – на всякий случай спросил я. – Ну да, куда в тот раз подвозили. Помнишь хоть? – Помню конечно. Уже стемнело, так что начал оглядываться по сторонам, такая привычка успела появиться. Уличных фонарей здесь не было, зато были над каждым подъездом. На Советской так еще и людно было пока, хотя народ все больше кучковался или у кабачков, или магазинчиков, но просто так особо не ходили. Зато ездило немало машин, иногда попадались целые грузовики с большими веселыми компаниями в кузовах. Странное ощущение, когда смотришь на все это вокруг. Старые дома, старые машины, все старое, а люди в эту картину не вписываются. Ну в ту ее версию, которую мы умеем себе представить. Люди новые, из двухтысячного, и они тут как инопланетяне. Вот как я например, до сих пр глазами хлопаю с недоумением. – А как вообще народ из кабаков по темноте расходится? – спросил я, удивившись сам себе, что не поинтересовался этим раньше. – Такси берут. Видишь зеленый фонарик над хинкальной светится? – указала она вперед, мы как раз приближались к одному из заведений Шалвы. – Вижу, и что? – Это значит, что там есть клиент на довоз до дома. – А чего тут за такси, я вроде и не видел… – озадачился я. – Видел, просто не понял, – усмехнулась Настя. – Грузовички катаются крытые в основном. Полуторки чаще. – Это у которых кабина в желтый цвет крашена? – Они самые, – подтвердила она. – Эту компанию один дядька открыл, Фоменко фамилия. Сначала всерьез не принимали, а потом выяснилось, что отлично зарабатывают, людям-то в кабаке посидеть охота или в гостях. В общем, в прошлом году ее национализировали, мол пусть в городской бюджет работает, Фоменко директором поставили. Но он гараж поджег и уехал в Сальцево. – Прорвался? – Он какую-то замедленную бомбу заложил, сначала уехал, потом полыхнуло. Теперь там какую-то транспортную компанию открыл. – А Администрация? – Наши предъявили какие-то претензии, но их оттуда послали прямым текстом. На этом и затихло. Кто Фоменко видел, говорят, что теперь с охраной ездит. – Есть причины? – спросил я. – Ну, слухи всякие ходят, – сказала Настя уклончиво. – Мысль про «длинную руку» старательно внушают. Да и вообще какие-то странные дела время от времени происходят, но тоже все на уровне пересудов. Я только хмыкнул. Верилось как-то легко, насколько я успел разобраться в общественном устройстве общества. Судить, правильно оно или нет, пока не могу, мало здесь времени провел, но вот в такие истории уже верю. Улица Урицкого была исключительно жилой, поэтому пустой. Лишь на крыльце какого-то дома в световом пятне курили трое вооруженных мужчин, и над другими подъездами светили фонари. Чем действительность Отстойника отличалась от той, в которой жил я – здесь строили по-другому. Если в моем слое подъезды даже в старых домах были в основном со двора, за исключением совсем уж древних, дореволюционных построек, то здесь они выходили на улицы, были именно «парадными», а двор обычно располагался сзади и в него выходила другая дверь. В этих дворах раньше, наверное, играли дети и сушилось белье, а сейчас стояли еще и многочисленные сарайчики, построенные из всякого хлама, впрочем и для песочниц с деревянными горками в отдельных дворах место оставалось. Дом Насти ничем не отличался от остальных – трехэтажный, в потрескавшейся желтоватой штукатурке, с мощными решетками на всех окнах – тюрьма тюрьмой. – Ну что, – спросил я. – Мне на чашку кофе напрашиваться или сама пригласишь? – Не приглашу и не напрашивайся, – ответила Настя, хотя при этом подошла и обняла меня за пояс. – Просто и Ленка сейчас дома, и тебе завтра на службу, и вообще. А так я не против, правда, даже рада была бы, я уже полтора года одна. Какой полтора, два уже, ужас. Поцелуй? Губы были теплыми, нежными, она даже задрожала, когда я ее обнял, и сразу вырвалась. – Все, все, все, остальное потом, – сказала, поправляя волосы. – Не хочу так, как студенты. Ты… ну в общем понял, придумаем что-нибудь, как выспишься после смены – найди меня, хорошо? На аэродром приезжай. Она теперь сама поцеловала меня, крепко, жарко, снова оттолкнула и быстро поднялась на крыльцо, постучав в дверь. Почти сразу ей открыли, вахтер подглядывал наверное. Настя исчезла в парадном, а я, вздохнув, завел мотоцикл. И решил, что она, пожалуй, права. Как-то не готов я встречаться с женщинами в общаге или коммуналке с соседями. Она что-то другое имела ввиду, но вот я – именно это. «Харлей» рванул с места и понес меня в сторону Горсвета, я еще спокойно успевал поставить мотоцикл в гараж и успеть на «пепелац». Несколько раз я их чистого хулиганства прокатился по большим лужам, поднимая целые стены брызг, благо сам в плащ-палатке, и вскоре поймал себя на том, что у меня впервые с того момента, как я провалился сюда, такое прекрасное настроение. Хотелось выписывать восьмерки, гикать и никому не давать спать в округе. И вообще, кажется я влюбился. * * * – Федь, два вопроса, – сказал я, стоя перед зеркалом на дверце шкафа и вытирая мокрые волосы вафельным полотенцем. – Валяй, – сказал Федька, натягивающий сапог на белоснежную портянку. – Тех бабок, что взяли с генератора, мне хватит снять нормальную квартирку? И второй вопрос – когда сумеем скататься за машинами, на тот твой склад? – Встречный вопрос: нормальная квартирка – это что? – поинтересовался он. Нога заскочила в голенище и каблук со стуком ударил в пол. – Что-то такое, где можно жить вдвоем с женщиной и как можно меньше пользоваться удобствами в коридоре. – Ах вот оно что, – усмехнулся он. – Настя-летчица? – В общем да, – кивнул я, не видя смысла скрывать. – Кто к ней только не подкатывался, даже я, грешный, а тут на тебе, – засмеялся он. – Повезло, только сам понимаешь, барышня с характером, блуданешь – вешайся сам. Разбомбит с воздуха, ей сверху видно все, ты так и знай. – И все же?