У некоторых бойцов семьи за линией фронта остались, как ты думаешь, каково им? Но ведь воюют, не трясутся. Потому что мужики. Потому что такова мужская доля — защищать Отечество, свой дом, семью — настоящую или будущую. Мстить за них, коли не уберёг… Пойми, дурень, враг пришёл на твою землю, ВРАГ. Лютый и беспощадный, которому всё равно, кого мучить и убивать. И тут уже не важно, погибнешь ты сам или нет, главное — врага надо остановить. Надо тех детей, кто жив, спасти, ведь все они — наши. Не твои или не мои, так боевого товарища, что вчера заместо тебя смерть принял, что с немцем от самой границы дрался. Он за детей своих погиб, но и тебе лишний день подарил. А ведь ему было что терять, было… Так что теперь, как ни крути, а пришёл наш черёд насмерть драться. И знаете что, братцы? Я ведь тоже боюсь, ещё как боюсь. Что умру, боюсь, ни одного фрица с собой не забрав, не расплатившись с ними за отца и старшего брата, за детишек тех погибших, за всех баб изнасилованных и замученных! Вот чего я боюсь, вот какой смерти страшусь! И тут уже не важно, что ты умрёшь, хоть и сегодня ночью. Важно, как умрёшь! На несколько мгновений все замолчали. И тогда скрытый темнотой боец продолжил: — Я в детстве читал про князя Святослава. Знаете, как он говорил своим воинам? «Мёртвые срама не имут»! Мёртвым не стыдно; они больше стыда боялись, чем смерти, хоть и на чужой земле бились! Вот с кого пример брать надо! А ещё я читал, что русичи перед битвой всегда друг с другом прощались и прощения просили за всё у своих боевых товарищей. Что те, с кем им приходилось вместе в бой идти, становились им семьёй, становились братьями. И раз так, простите меня, БРАТЬЯ, за всё, кому что не так сказал или чем обидел. И давайте, что ли, простимся! Говоривший встаёт и двигается в сторону начавшего разговор бойца. Даже в темноте угадывается высокий рост парня; он подходит к сидящим в круге и начинает молча обнимать. Минуту спустя он и меня заключил в крепкие объятия. Эх, правильный человек, всё по правде сказал, честно! …Холод пронзил всё тело от макушки до кончиков пальцев. Как же не хочется шевелиться! Но меня нещадно трясут, заставляя всё же двигаться и освободиться из дремотного кокона: — Вставай, вставай! — Что, уже три? В атаку?! Сонную одурь как рукой сняло, сердце в груди пустилось в бешеный пляс. — Нет! К нам партизан прошёл через немецкие посты, Манюков! Он дорогу знает! Говорит, выведет! Комбат приказал всех поднимать! Сердце забилось ещё сильнее, обуреваемое весёлой надеждой. Как ни крути, а жить-то всё равно хочется. Эх, судьба! Умереть успеем, а сегодня, видать, ещё поживём! Часть вторая ОСВОБОЖДЕНИЕ ГОРОДА Глава 1 6 декабря 1941 г. Район села Ольшанец. Лейтенант Дюков Игорь, командир взвода 654 стрелкового полка. 9:54. До начала атаки ещё 6 минут. В очередной раз обхожу редкую цепочку своих бойцов. Большинство красноармейцев — молодые ребята, что пережили свой первый бой всего сутки назад. Многие ещё не обвыклись, волнуются крепко, а некоторые откровенно трусят. Останавливаюсь рядом с красноармейцем Смирновым Алексеем. Маленький, щупленький парень, он и до войны вряд ли когда был героем. Но именно сейчас идёт война… — Что, красноармеец, готов фрица бить? Одобрительно улыбаюсь подчинённому. Многие командиры предпочитают орать на своих бойцов, чтобы этак встряхнуть, но здесь крик вряд ли поможет. Парень взволнованно отвечает: — Так точно, товарищ лейтенант! — Страшно тебе? Боец испуганно смотрит на меня во все глаза: — Никак нет! — А зря. Только дураки не боятся. Просто настоящий воин свой страх побеждает и сражается честно, а трус этого сделать не может. Прячется, в хвосте плетётся, в атаку последним встаёт. Но только глупость это всё, судьбу не обманешь. Своя пуля или осколок и в тылу найдут… И вот что ещё нужно помнить: враг тоже боится. Тебя боится. Оставив позади озадаченного бойца, уже громче обращаюсь ко всему взводу: — Штыки примкнуть! Всё лишнее — долой! Проверить патроны, гранаты! Сам ещё раз потуже затягиваю портупею, поправляю короткий поношенный полушубок — в нём в бою гораздо удобней, чем в длиннополой шинели. Достаю командирский наган, проверяю барабан. Все гнёзда заняты. Россыпь патронов рассована по карманам галифе. Тут же, на поясе, висит немецкий штык-нож: в бою может пригодиться. Через плечо перекинут ремень трофейного автомата, два магазина к нему спрятаны в каждом из голенищ. В карманы ватника убираю две эргэдэшки; в сидоре за спиной остаются россыпь патронов и две гранаты-самоделки, наподобие лимонок. Они помощнее будут, чем эргэдэшки, потому их в атаке лучше не использовать — большой разлёт осколков; зато при зачистке домов — самое то. 9:59. Сейчас начнётся. Позади гулко бухает, а мгновение спустя в сторону фрицев устремляются шлейфы огненных снарядов. Удар гвардейских миномётов-«катюш», как всегда, ошеломляет своей чудовищной силой; тяжелейшие взрывы впереди сотрясают землю. И снова залп, и снова сокрушительный удар, сопровождаемый дополнительными разрывами на флангах Гансов. Похоже, нащупали наши немецкую артиллерию! Всё-таки молодец Бабаян, сумел комполка выбить нормальную артподготовку! «Катюши» крепко перепахали наспех подготовленные немецкие позиции. Ну что, у нас все шансы на успех! — РОТА! ЗА РОДИНУ, ЗА СТАЛИНА! В АТАКУ! — УРРРА-А-А-А!!! Капитан поднимает бойцов личный примером, первым встаёт и устремляется вперёд. За ним поднимается в атаку вся рота. Снег неглубокий и не рыхлый, но всё же это снег, а не ровная и твёрдая земля. Вскоре становится тяжело бежать, и бойцы как по команде переходят на быстрый шаг, время от времени перетекающий в лёгкую трусцу. Немцы открывают огонь метров с 600. Несмотря на мощную артподготовку, в нашу сторону начинают содить аж 4 пулемёта. Этого достаточно, чтобы вся рота разом залегла в снег. — Твою ж… Горькая усмешка тронула мои губы. Атака захлёбывается, не успев даже толком начаться. Эти 600 метров под пулемётным огнём мы так просто не осилим. Вперёд особо не продвинешься, да и назад проклятые фрицы крепко проводят! Воздух пронзает мерзкий, ненавистный свист падающих мин. Цепочка разрывов легла чуть впереди бойцов, подняв в воздух тучу снежной пыли вперемешку с осколками. Вообще-то зимой миномёты работают не столь эффективно, часть осколков вязнет в снегу или уходит вверх. Но молодняк вряд ли понимает преимущество своего положения. Ротный вновь пытается поднять бойцов в атаку. Ему старается помочь политрук, но падает, держась за прострелянное плечо. Гансы реагируют быстро. — Молодцев, Копытин, Синегубов, заткните на хрен пулемёт по центру! Остальные — прицельный огонь по ближнему! Отдав команду лучшим стрелкам, остро жалею, что у меня в руках немецкий автомат, а не родная трёхлинейка. Я неплохо освоил винтовку в училище и стреляю довольно метко, в отличие от большинства своих бойцов. А из трофейного пистолета-пулемёта с такой дистанции огонь открывать — только людей смешить, у него эффективная дальность стрельбы метров 75 в лучшем случае. Но зато в ближнем бою вещь полезная… Беспорядочный и неточный огонь моих воинов, увы, не может запросто заткнуть вражеского пулемётчика. Зато активность взвода привлекает пристальное внимание противника; пулемётные трассы сразу двух расчётов скрещиваются на нашей позиции. Крики боли извещают меня о первых раненых и, возможно, убитых. — Твою ж! Неожиданно земля вздрагивает от удара, а на позициях врага встаёт цепочка разрывов, поднимающих в воздух столбы снега, земли и кое-где исковерканные вражеские тела (или куски тел). Неожиданно — потому что редко когда наши атаки поддерживает полевая артиллерия, тем более после артподготовки. Прям рог изобилия какой-то! Пройдясь по передовым позициям, пушкари переносят огонь куда-то вперёд. Замолкают миномёты, притихли пулемётчики… Лучшего времени, чтобы поднять роту, и не придумаешь. — В АТАКУ! ВПЕРЁД!! НЕ ОТСТАВАТЬ!!! 400 метров… 300… 250… Лёгкие уже горят от нехватки воздуха; судорожно ловлю кислород раскрытым ртом, задыхаюсь — но бегу. Сейчас самое важное — добежать до противника, пока он не очухался. 200 метров. Среди перепаханных снарядами снега и земли привстаёт один немец, потом ещё один, и ещё. Миг спустя пулемётная очередь врезается в середину моего взвода, свалив двух человек. — МРАЗИ!!! Забыв о слабых сторонах своего оружия, высаживаю на бегу полрожка. Как и следовало ожидать, без особого результата; впрочем, прицел немцам я всё-таки сбил. Умные, гады! Дождались, когда подберёмся вплотную, чтобы наша артиллерия уже не смогла ударить, тут-то и открыли огонь… С разбега падаю в снег. Очередь прошла совсем рядом, чудом не зацепив. До противника остаётся метров 170. Бешено озираюсь по сторонам. Своих — никого! — Ах вы ж, заразы! Мои бойцы залегли раньше, метрах в двадцати позади. И сейчас фрицевский расчёт преспокойненько выбьет ближнюю цель, словно на учениях… — Взвод! По пулемёту — прицельный огонь!!! Из-за спины по противнику уже бьют первые выстрелы. Не иначе как из-за них вражеская очередь проходит буквально в 15 сантиметрах справа, меня всё же не зацепив. Попробовать поменять позицию перекатом… Но приподняться хоть на чуть-чуть мне не хватает духа. Очередь поднимает фонтан снега буквально перед носом, но покинуть уже утоптанную собственным телом ямку я не решаюсь. Как не решаюсь открыть и ответный огонь: бесполезный на такой дистанции автомат лишь поможет врагу взять точный прицел. Страх оказывается сильнее…