Сказала это и фыркнула, выражая пренебрежение, присущее только коренным жителям Финчли. Люси округлила глаза и склонила голову набок, ожидая, когда Гермиона продолжит. Но Гермиона не оценила ее терпения. – Не смотри на меня так, – потребовала она. – Как? – Вот так. – Я повторяю – как? – Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Люси прижала руку к щеке. – Боже мой, ты собираешься рассказывать мне о мистере Эдмондсе или нет? – А ты хочешь посмеяться надо мной? – Естественно, нет. Обещаю, я не буду смеяться над тобой. Гермиона недоверчиво подняла брови. – Ладно. Но если ты… – Гермиона! – Как я уже сказала, – продолжила она, предупреждающе глядя на Люси, – я не ожидала, что встречу любовь. Я даже не знала, что папа нанял нового секретаря. Я просто прогуливалась в саду и прикидывала, какие розы срезать к столу, когда… увидела его. Это было сказано с драматизмом, которого вполне хватило бы для исполнения главной роли в какой-нибудь посредственной трагедии. – Ох, Гермиона, – вздохнула Люси. – Ты же обещала, что не будешь смеяться надо мной, – напомнила Гермиона и указала на подругу пальцем. Этот жест был настолько не в ее духе, что Люси притихла. – Сначала я даже не видела его лица, – продолжила она. – Только затылок и волосы, которые завитками ниспадали на ворот рубашки. – На этом месте она вздохнула. Она вздохнула и тогда, когда повернула к Люси лицо, принявшее трагическое выражение. – Какого они цвета! Признайся, Люси, ты когда-нибудь видела, чтобы светлые волосы имели такой потрясающий оттенок? Учитывая, сколько раз она вынуждена была выслушивать, как джентльмены высказывают точно такие же замечания о волосах Гермионы, Люси воздержалась от комментариев. – А потом, – вновь заговорила Гермиона, – я увидела его профиль. И, клянусь тебе, зазвучала музыка. У Люси возникло желание обратить ее внимание на то, что музыкальная комната в доме Уотсонов выходит прямо в розовый сад, но она прикусила язык. – А когда он повернулся ко мне лицом, – теперь голос Гермионы звучал тише, а в глазах появилось выражение, которое можно было бы определить так: «Я заучиваю любовный сонет», – я уже больше ни о чем не могла думать. В голове билась одна мысль: «Я погибла». Люси ахнула. – Не говори так! Даже думать не смей! О погибели благородные барышни не имели права говорить серьезно. – Погибла не в том смысле, что погибла, – с нетерпением в голосе сказала Гермиона. – Боже мой, Люси, я же стояла в розовом саду. Ты что, не слышала меня? Но я поняла… я поняла, что погибла для всех остальных мужчин. Что на свете не существует ни одного, с кем его можно было бы сравнить. – И ты поняла все это по его затылку? – поинтересовалась Люси. Гермиона устремила на нее возмущенный взгляд. – И по профилю. Но суть не в этом. Люси терпеливо ждала, когда ей объяснят суть, хотя была абсолютно уверена, что с этой сутью она не согласится. – Суть в том, – Гермиона говорила так тихо, что Люси пришлось наклониться вперед, чтобы расслышать ее, – что я не могу быть счастлива без него. Просто не могу. – Да-а, – протянула Люси, – но сейчас ты кажешься счастливой. – Это только потому, что я знаю, что он ждет меня. И, – Гермиона взяла с кровати письмо, – он пишет, что любит меня. – О боже! – пробормотала себе под нос Люси. Вероятно, Гермиона расслышала ее бормотание, потому что поджала губы. Девушки целую минуту сидели на своих местах и молчали. Наконец Люси сказала: – Этот милый мистер Бриджертон, кажется, очарован тобой. Гермиона пожала плечами. – Он младший сын, но, я думаю, прилично обеспечен. К тому же из хорошей семьи. – Люси, я же говорила, что мне это неинтересно. – Ну, он очень красив, – добавила Люси чуть более настойчиво, чем ей хотелось бы. – Так добейся его, – парировала Гермиона. Люси ошеломленно уставилась на нее. – Ты же знаешь, что я не могу. Я же практически обручена с лордом Хейзелби. – Практически, – напомнила ей Гермиона. – Это то же самое, что официально, – сказала Люси. И это было истинной правдой. Ее дядя много лет назад обсудил этот вопрос с графом Давенпортом, отцом виконта Хейзелби. Хейзелби был на десять лет старше Люси и просто ждал, когда она повзрослеет. Что она с успехом и сделала. Так что свадьба была не за горами. Кстати, Хейзелби был хорошей партией. И сам он был очень приятным человеком. Он не разговаривал с ней как с полной дурой и, кажется, любил животных. Он обладал вполне привлекательной внешностью, хотя и начал лысеть. Люси виделась со своим будущим мужем всего три раза, но, как известно, первое впечатление имеет особое значение и обычно самое верное. Кроме того, дядя являлся ее опекуном уже десять лет, с тех пор как умер ее отец. Пусть он и не проявлял особой любви и привязанности к ней и ее брату Ричарду, зато честно исполнил свой долг и вырастил их. И Люси знала, что теперь ее долг – подчиниться его желаниям и с уважением принять помолвку, которую он сам и организовал. Или практически организовал. Да какая, в самом деле, разница. Она все равно выйдет за Хейзелби. Это же понятно. – Мне кажется, ты пользуешься им как предлогом, – заметила Гермиона. Люси насторожилась: – Что ты имеешь в виду? – Ты используешь Хейзелби как предлог, – повторила Гермиона, и на ее лице появилось высокомерное выражение, которое совсем не понравилось Люси. – Чтобы помешать своему сердцу увлечься кем-то другим. – А кем конкретно могло бы увлечься мое сердце? – недовольно осведомилась Люси. – Ведь сезон еще не начался! – Возможно, – проговорила Гермиона. – Но мы и так много выезжаем, «наводим лоск», как любите повторять вы с моей мамой. Ты же не живешь отшельницей, Люси. Ты же видишься с мужчинами. Не было смысла упоминать, что никто из этих мужчин никогда не замечал ее на фоне Гермионы. Гермиона стала бы возражать, но обе знали бы, что она просто щадит чувства Люси. Гермиона больше ничего не сказала, а лишь хитро посмотрела на подругу – такие взгляды она не использовала больше ни с кем, – и Люси поняла, что пора защищаться. – Это не предлог, – заявила девушка и сложила руки на груди, но потом, почувствовав, что эта поза не совсем соответствует моменту, уперла руки в бока. – И вообще, о чем речь? Ты же знаешь, что я обязана выйти за Хейзелби. Это было обговорено сто лет назад. Она снова скрестила руки на груди, потом опустила и села. – Это неплохая партия, – продолжала Люси. – Честное слово, после того, что произошло с Георгианой Уитон, я должна ползать в ногах у дяди и целовать ему руки за столь приемлемый союз. На мгновение воцарилось проникнутое ужасом, почти благоговейное молчание. Если бы девушки были католичками, они перекрестились бы. – Избави Господи от этого, – наконец нарушила тишину Гермиона. Люси медленно кивнула. Георгиану выдали замуж за страдающего одышкой и подагрой семидесятилетнего старика, причем нетитулованного семидесятилетнего подагрического старика. Господь всемогущий, своей жертвой Георгиана вполне заслужила, чтобы перед ее именем появилось «леди»! – Так что, – решила закончить Люси, – Хейзелби не такой уж плохой вариант. Лучше, чем многие, между прочим. Гермиона посмотрела на нее. Пристально. – Хорошо, Люси. Если это то, что ты хочешь, я буду во всем поддерживать тебя. Но что касается меня… – Она вздохнула, и в ее глазах появилось то самое отсутствующее выражение, от которого мужчины падали в обморок. – Мне нужно кое-что другое. – Я это знаю, – сказала Люси, пытаясь выдавить улыбку.