— А Павлик где? — На пасеку они с друзьями уехали. Я там для мальчишек что-то вроде лагеря придумал… Пусть растут мужичками! Трофим сожалеюще вздохнул. Значит, сына он пока не увидит. — Как, по второй, зятек? Он согласно кивнул и на вторую, и на третью стопку. — Ой, вас уже развезло! — тетя Катя отодвинула почти пустой графинчик и присела к столу: — Отец, ты бы спать шел! — Мать, дай с зятем поговорить! Мне еще о многом спросить надо. — Да оставь ты человека! С дороги ведь, отдохнуть надо. Трош, ты не слушай его! И закусывайте побольше, закусывайте!.. В голове приятно шумело, на душе разливался покой, от которого он успел отвыкнуть. Пахло яблоками, цветами, домашним хлебом. Он едва не потерял все это! — Вот у меня к тебе вопрос, Трофим. — Давайте, дядя Володя. — Оно на самом деле городские девки лучше наших? Вопрос с подвохом. Дядя Володя любил, чтобы издали, а потом как обухом по голове. — Вы сразу, Владимир Кузьмич, скажите, что собирались. — Олух ты царя небесного, если коротко. Трофим усмехнулся — коротко и понятно. — А если в развернутом виде? — В развернутом одним графином не отделаешься. Не заслужила Сонька, чтобы с ней так… Девчонка совсем была, а ты обломал, тяжело пришлось. А с Пашкой и совсем едва сдюжила. Вон, легка на помине… Трофим и сам заметил, как возле дома остановилась машина и из нее вышла Соня. По-прежнему легкая, хрупкая, красивая, словно и не было прошедших лет. Не был он готов к этому, вот и застыл истуканом. Сигарета обожгла пальцы, упала искоркой на землю. В груди что-то кольнуло, должно быть, не выдержавшая совесть. Соня его не видела — разговаривала с вылезшим вслед за ней блондином. И разговор был не из служебных: блондин обхватил ее за талию, притянул к себе. На ее щеках зарделся румянец, который должен был принадлежать только ему, Трофиму! Розовые лучи заходящего солнца высветили пряди волос, разлились по ее плечам и груди. Трофим невольно подался вперед. — Кто это?.. Владимир Кузьмич вздохнул: — Тут у нас хоть и не город, но тоже подарки жизни попадаются. Упрямый. Каждый день розу ей приносит. Засушивать пора. Мать тоже, вон, ругается. — А Соня?.. — Что — Соня?.. Она не железная! Ты-то, вот, тоже едва ли евнухом был все эти годы. Жениться снова хочешь… — Уже передумал! Дядя Володя перевел на него понимающий взгляд: — Резво. Ну все, теперь держись… Трофим наблюдал, как блондин отцепился от Сони, подошел к стоящей у забора иномарке и что-то спросил. Соня пожала плечами. Сколько они еще будут любезничать?! Насколько он терпелив, наблюдать это и не вмешиваться? Сто раз скажи себе, что у него нет на это прав… Хотя нет, есть все права — он по-прежнему ее муж! Наконец блондин сел в машину и уехал. Соня постояла на дорожке, потом развернулась к дому и толкнула калитку. Встретилась с ним взглядом, замерла. Актер не сыграл бы немую сцену лучше, чем получилось у них. Она шла по дорожке медленно, выверяя каждый шаг. Трофим хотел встать, но понял, что ноги его просто не выдержат. Ее шаг — перестук его сердца — шаг — перестук… Она остановилась — его сердце дернулось и затихло. — Здравствуй, — голос без тепла, эмоций, без жизни. Пустота. — Теперь понятно, чья машина стоит на улице. Убрал бы, а то, неровен час, мальчишки возьмут покататься — охраны-то у нас в деревне нет! Ответить он не успел — Соня ушла в дом и хлопнула дверью. — Первый залп "Авроры" дан… С боевым крещением тебя. Трофим пожал протянутую тестем руку. Тот оглянулся на дом и добавил: — Сейчас она вернется. Давненько я ее с таким румянцем на щеках не видел. А уж в глаза и подавно страшно смотреть. Неспроста. Надо же, как между вами все протянулось! Расстояние огромное, а не порвалось. Они невольно вжали головы в плечи, когда дверь хлопнула второй раз. — Папа, пожалуй, на сегодня тебе хватит. Да ты и куришь вдобавок! Как маленький, ты же знаешь, нельзя!.. Соня выхватила у отца сигарету, бросила на землю и яростно затоптала каблуком. Трофим усмехнулся: наверняка на месте сигареты представляла его. — Чего такая сердитая? — поинтересовался отец. — С розоносцем не поладила? — С кем?.. — она задохнулась от возмущения, по ее бледным щекам побежали красные пятна. — Знаешь, папа, по-моему, тебе пора спать. — Мы еще посидим. Может, присоединишься? Побалакаем… — Была охота! Трофим долго ждал, когда она переключится с отца на него. Дождался: полоснула острым взглядом, покусала губы, словно проверяя слова на остроту. — Тетю Валю видел? Я сегодня у нее не была. — Видел, — кивнул Трофим. — Я подписал согласие на операцию. Молчание — и очередная колючка в его сторону: — Что же, считай, сыновний долг ты выполнил! Пора дать сдачи. — Я многим должен. Долги надо раздавать, этим и займусь. — Только не задерживайся здесь — место под солнцем займут! — Мне приятно, что ты за меня волнуешься! Появившаяся тетя Катя быстро ушла в сарай. Тесть сделал вид, что занят выковыриванием занозы из ладони. А ему укрыться от разящего ока Сони было некуда, пришлось терпеть. Соня кинула взгляд на графин, нахмурилась. — Трофим, приехал спаивать отца? У него больное сердце! — Чего расшумелась-то? — махнул на нее отец. — Это я предложил ему за возвращение выпить. Положено так. — А он, разумеется, не смог отказать! — съязвила Соня. — Он у нас безотказный!.. — Язва ты, Сонька! Не хочешь с нами сидеть, иди матери помоги! На помощь дяде Володе подоспела мать Сони: — И правда, Сонюшка, пойдем налепим пирожков. Дед захватит с собой Павлику. Он их очень любит. Соня нехотя повернулась, не забыв сделать "контрольный выстрел": — Не забудьте рассказать вашему дорогому гостю, кто такой Павлик!.. Крепкая рука тестя удержала рванувшегося было Трофима на месте. — Не надо, дай ей успокоиться. Некоторые бабы ревут, душу облегчают, а эта не умеет — горит изнутри. Правда, по первому времени, как только Пашка народился, ревела по ночам в подушку. Думала, мы с матерью глухие и слепые. Утром выйдет из комнаты, глаза, как у кролика, красные и опухшие, но нос кверху… Вот тогда бы тебе и приехать… Неужто совсем не болело, что мальчонка растет без отцовского слова? Ты извини, что я по больному. Ты сам без отца рос, должен знать, как это бывает. Трофим вытащил бумажник, раскрыл и показал снимок Сони с маленьким Павликом. — Значит, болело. А мы причислили тебя к лику бездушных. Ошибочка вышла. — Сам виноват! — Трофим обхватил голову руками. Не мог… гордость не позволила! И мать выгнала! — Ишь ты, обидчивый какой! — тесть добродушно стукнул его по затылку. — Оба вы виноваты, а пострадал мальчишка! — Я все исправлю, дядя Володя!