— Чай? Кофе? Они пили чай, закусывая пересохшим печеньем, хранящимся в столе участкового еще с празднования Нового года, когда его пришел поздравить директор рынка Кириченко. И теперь друзья пили чай не торопясь, как будто это чаепитие было тем самым делом, ради которого они приехали сюда. И разговаривали, конечно. — Что еще говорят в следственном комитете? — поинтересовался Францев. Кудеяров кивнул, сделал глоток и только после этого ответил: — По убийству Синицы пока ничего. Это естественно — времени прошло совсем мало. А по Оборванцеву ребята накопали много, но все это не дает никакой картины, то есть картинка есть, но пока нечеткая. Семен Ильич не пользовался особым уважением своих подчиненных. Его не любили за высокомерие. А где высокомерие, там и презрение ко всем, кто ниже тебя. В качестве примера его подчиненные привели один случай: их начальник решил организовать конкурс по армрестлингу. Женщины были зрительницами. Победил, разумеется, сам Семен Ильич. Вероятно, честно победил, потому что он был не слабым человеком, если помнишь, был даже чемпионом по борьбе среди студентов. Но один молодой человек оказал ему упорное сопротивление, и перед тем, как проиграть, этот сотрудник произнес: «Да ладно уж», — и уронил руку, как будто бы сдал схватку. Женщины так и подумали. Через пару недель молодой человек был уволен. Покидая теплое местечко, он зашел в кабинет начальника и, улыбаясь, предупредил: «Это вам, Семен Ильич, даром не пройдет. Я вас поставлю на место, как бы вы ни пыжились». Через неделю на молодого человека было совершено разбойное нападение. Он был избит вечером возле своего дома, когда парковал автомобиль. И машина, за которую он только начал выплачивать кредит, была разбита так, что восстановлению не подлежит. Сотрудники уверены, что причиной этому были не слова парня, а его действия: он якобы подкатывал к референтше Оборванцева. Теперь следствие подозревает именно его в организации покушения и убийстве Семена Ильича… Открылась дверь, и на пороге появился мужчина, который уверенно подошел к столу, придвинул к себе стул, покосился на печенье. — Не помешаю? — поинтересовался мужчина. — Сначала спрашивают, а потом уж заходят в помещение, — напомнил участковый. — У вас что-то срочное? А то приемные дни у меня два раза в неделю. — Я знаю, — уверенно заявил вошедший, — там на дверях написано. Павел поднялся и начал прощаться. — Как ты доберешься? — удивился Францев. — Позвоню Нине, она за мной заедет… А потом сразу в город, заскочу в следственный комитет, узнаю, кому поручат заниматься Синицей… Посетитель внимательно наблюдал за ними, а потом поинтересовался: — А вам не кажется, что тут присутствует представитель населения со своими неотложными вопросами? Орнитологические темы можно обсуждать и в другое время. Францев проводил друга до дверей, пожал ему руку и попросил держать в курсе, потому что и у него есть кое-какие мысли, но пока еще рано их озвучивать… Что за мысли, он объяснять не стал, да и посторонний мужчина бросал на них гневные взгляды. Участковый вернулся на свое место и посмотрел на посетителя. — Что случилось? — Слава богу, ничего. Просто я хотел узнать, можно ли фамилию поменять? — Ты, что ли, замуж собрался, Шалашников? — изобразил удивление Николай. — Ну вот, — расстроился посетитель, — я к вам по серьезному делу. — С твоим серьезным делом тебе в паспортный стол. — А вы знаете, какие там очереди? Я им всем говорю, что мне только спросить, а на меня все орут, что им тоже только один вопросик задать. — Занял бы очередь, написал бы заявление, заплатил бы госпошлину — и все, — объяснил Николай. — И можешь быть хоть Онегиным, хоть Печориным. — Да мне только одну буковку поменять. Хочу стать не Шалашниковым, а Калашниковым. Сколько это будет стоить? Францев пожал плечами. — Думаю, что за одну букву много не запросят. А чего ты вдруг решил? — Да не вдруг. Я давно уже об этом думал. Во-первых, с детства дразнят… Ну ладно в детстве было, я, можно сказать, забыл… А тут я с женщиной стал встречаться… В смысле, серьезно все у нас… — Наконец-то, — поддержал мужчину Николай. Посетитель кивнул. — У меня, конечно, и другие были, но на этот раз я наконец решился, что женюсь… то есть решил жениться. Она вроде тоже не прочь… В смысле замуж. Но колеблется, мягко говоря. Что, говорит, за фамилия у вас, Вася? Вот, предположим, я соглашаюсь стать вашей женой и что? Стану Зинаидой Шалашниковой? А вдруг кто-нибудь меня будет называть Шалашовкой? — А вообще это мысль! — громко произнес участковый, подумав о своем. — По поводу перемены фамилии? — встрепенулся Шалашников. — Именно, — произнес Николай, поднимаясь и выходя из-за стола, — так что, Василий, не теряй времени зря. Меняй одну букву, но обязательно посоветуйся с будущей женой. Вдруг она, раз такое дело, захочет стать Романовой или Шереметьевой. — Да хоть владычицей морскою, — подхватил мужчина, — я решил быть Калашниковым и поставлю перед ней факт… То есть ее поставлю перед фактом. Глава девятнадцатая Францев поднялся на второй этаж, остановился возле обшарпанной двери и придавил кнопку звонка. Прислушался, потом нажал еще раз. И почти сразу за дверью прозвучал бодрый старушечий голос: — Кто там? — Вы в глазок поглядите и поймете, кто здесь. — Ну гляжу. Вижу, что ты в форме. А сейчас, сам знаешь, любую форму на рынке купить можно. Хоть милиционера, хоть космонавта. Вдруг ты грабитель? — А у вас есть что грабить? Старуха за дверью задумалась и наконец ответила: — Так тебе и скажи! Это, может быть, секретная информация. — Ладно, — согласился Николай, — пойду других опрашивать. Возможно, кто-то знает что-то и тогда получит премию от ГУВД… Он подошел к соседней квартире и позвонил. За спиной щелкнул замок. Францев обернулся и увидел приотворенную на ширину цепочки дверь, в щель выглядывала пожилая женщина в халате с ромашками. — Чего хочешь? — спросила она. — Да это не я хочу, — начал оправдываться Николай, — начальство гоняет с опросами, как будто других дел у меня нет. Разыскивают какую-то женщину, которая будто бы в этом районе жила. Вот раздали распечатку ее старого паспорта, но с того времени почти двадцать пять лет прошло. Он достал из кармана согнутый лист и дал старухе. Та стала вглядываться, а потом захлопнула дверь и скрылась за ней с листочком в руках. Он опять нажал на кнопку звонка. Дверь тут же отворилась, и он снова увидел хозяйку: на сей раз она была в очках. — Без них ничего не вижу, — начала объяснять хозяйка квартиры. — То есть вижу, конечно, но читать не могу. А раньше у меня знаешь какое зрение было! В окно смотрю и вижу, как муж из универсама и все бочком-бочком куда-то… Никто не верил, что такое зрение бывает, ведь тут до универсама… — Она говорила и рассматривала распечатку. — Нет. Не было здесь такой! Это какая-то девка совсем уж молодая. А здесь она не проживала вроде. Францев показал на квартиру, в дверь которой собирался звонить. — А мне говорили, что здесь обитала семья: бабушка и ее дочь с ребенком, девочкой… — Жила, — согласилась старуха. Она снова взяла лист с фотографией и начала вглядываться. Потом покачала головой: — Не знаю, что и сказать. Если это девочка такая стала… Но все равно изменилась. Тут ведь на днях еще участковый приходил с такими же вопросами, но без фотографии… Ничего про премии не сказал. Не сказал, а прыг-прыг по этажам. Ко мне зашел, а я даже не поняла, чего он хочет. Вот у тебя на листочке написано Романова. А таких здесь не было вовсе. Когда-то давно у меня здесь соседи жили, как раз там, куда ты тоже начал звонить, жили… Как раз бабка их, дочка и девочка. Но фамилия была точно другая… Какая же? Не помню, а раньше у меня знаешь какая память была — все удивлялись. Меня ночью разбуди и спроси: «Какой почтовый индекс в поселке Уэлен на Чукотке?» Я ведь на почте работала. И я говорила, потому что память была. А ты спрашиваешь про соседей… Все, вспомнила! Петровы их фамилия. Бабку уж не помню, как звали, дочку Нина, а девочку Светочка… У них еще отец был, то есть у Светы этой был отец, стало быть муж Нины, но потом они развелись, он себе новую завел, а после умер… И его новая жена претендовала на жилплощадь как его наследница. У них-то метры были приватизированы… В общем, война у них тут была. Приходили какие-то парни, дверь ломали… А я милицию вызывала, потому что ничего не боялась. Я даже этим бандитам открыто заявила, что если они не прекратят свои бесчинства, то вызову милицию! Ой… — всплеснула руками женщина, — чуть не забыла, — она выглянула на площадку и перешла на шепот, — потом Светочку изнасиловали. Ей лет-то было двенадцать, наверное… может, четырнадцать. Я в окно смотрела, вижу — подъехала какая-то иномарка черная. Сразу поняла, что бандиты. Оттуда выходит парень в кожаной куртке, а потом он выносит Светочку на руках, потому что она идти сама не может и вся она истерзанная… Я выскочила на площадку, думаю, как сейчас двину этому насильнику по его морде. А когда парень поднялся, вижу, что и он чуть не плачет. Показала ему квартиру, сама позвонила в дверь. Нина как раз открыла, они зашли… А потом Нина со своей матерью-старухой поняли, что случилось, и как завыли обе! У меня тоже слезы из глаз в два ручья. Вызвали ментов. Парень к тому времени уже уехал. Номер его машины я не записала, то ли не успела, то ли не сообразила. Менты говорят, что мы сами виноваты, что не задержали его для дачи показаний. А как им расследовать, если нет показаний? А Светочка молчит и ничего не говорит… Потом ее в больницу отвезли… Долго они уже здесь не прожили… Потом тут разные жильцы были… Снимали эту квартиру. Разные, в том числе и девки эти самые — прости господи. А кто сейчас — даже не знаю. Вроде мужик какой живет, но не уверена. Он редко появляется и не здоровается никогда. — Петровых не видели больше? — Нет. Но мой муж видел… Или ему показалось, что видел. Он ведь всю жизнь за баранкой… Работал на «Газели», развозил по магазинам продукты, рассказал как-то, что в другом конце видел Светочку, но той было уже лет семнадцать или больше… Говорил, что одета она была плохенько — как бродяжка выглядела. Ходила возле универсама. Собирала картон упаковочный и на тележку складывала — видимо, сдавать собиралась. Он к ней подошел, по имени назвал. Но она головой качала — будто не она это. А потом и вовсе скрылась, тележку свою бросила. Витя, правда, усомнился потом… Но похожа, говорит, очень. Худая, костлявая и глаза печальные. Но в те времена, сами знаете, у половины населения были глаза печальные, потому что радости в жизни ни у кого не было, разве что у олигархов и артистов эстрады, которым деньги кидают, а они задницами крутят и радуются… Старуха замолчала, вздохнула и заглянула Францеву в глаза. — Помогла я вам? — Скорее всего, нет, — признался Николай, — но в жизни ничего просто так не бывает. — Это точно, — подтвердила бабка, — у меня брат двоюродный сорок лет назад уехал на БАМ, и след его простыл. А тут по телевизору показывают его и фамилию пишут «Косолапов». Глазам не верю — Николай Косолапов. И ведь так молодо выглядит паразит! Я даже подумала, чем же его все эти годы на БАМе кормили? Оказался его родной сын. И тоже Колька! Так что совпадений просто так не бывает, это точно. Я даже письмо хотела ему написать, но потом передумала… Кто я ему теперь? Он ведь депутат. В смысле, сын его депутат. — Милиция тогда, когда девочку привезли, врача вызывала? Протокол составляли? — Никого не вызвали, — покачала головой бабка. — Нина попросила этого не делать, да и менты тоже не хотели. Это ж простую девочку изнасиловали. Вот если бы депутата… — Старуха перекрестилась: — Дай бог им всем здоровья! Францев заехал и в паспортный стол РУВД. Показал распечатку. — Ну и что вы мне это показываете? — нервно ответила немолодая сотрудница. — Это же когда было! У нас тогда все в бумажном формате было. А потом все эти цифровизации, компьютеризации начались. Может, что-то и напуталось. Сейчас что претензии предъявлять? — Я не предъявляю претензии, — начал оправдываться Францев, — просто ищу человека. — И участковый местный тоже приходил. И тоже говорил, что ищет человека для установления личности. Сам он Романов и ищет он тоже Романову. Вы, что же, верите в такие совпадения? Я не утверждаю, что он ищет освободившуюся жилплощадь, но уж больно подозрительно все это. А у меня своя работа. Хотите что-то узнать у меня — делайте официальный запрос, и я в установленном законом порядке отвечу. А вот так с улицы приходить… — Я не с улицы, — обиделся Николай. Он расстегнул куртку и достал удостоверение. Женщина увидела орден на его груди и махнула рукой. — Не надо мне ничего показывать. Просто вы далеко не первый, кто с похожими вопросами приходит. Прокуратура постоянно запросы делает, миграционная служба приходит. И всем чего-то надо. Ну да, в бумажном формате должны были все документы храниться. Но мы, когда в новое здание переезжали, свалили все папки в комнате для архива. А вечером там пожар возник. Пожарные прибыли быстро, огонь погасили, ничего не пострадало, но почти все документы выгорели или пришли в состояние, непригодное для хранения. А сейчас искать по фамилии или имени бесполезно. Тем более если фамилия Романова. Потому что почти все Романовы называют почему-то сына Николаем. Бывает, что и Петром или Александром. А вот девочек всегда Екатерина или Елизавета. Только царственности в них от этого имени не прибавляется. Сейчас по редкому имени искать куда проще.