– Только прошу, не отстраняй меня от расследования. – Голос Робин зазвучал на полтона выше, чем обычно. – Прошу тебя! Я прикипела к этой работе. – А если этот гад тебя выслеживает? Ее зазнобило от страха, но решимость пересилила все остальное. Чтобы изловить этого зверя, кем бы он ни оказался, стоило заплатить практически любую цену… – Я буду бдительна. У меня целых две тревожные кнопки. Страйка это не убедило. Они вышли у Нового Скотленд-Ярда; их сразу же проводили наверх, в разделенный перегородками общий зал, где Уордл, без пиджака, стоял в окружении группы сотрудников. При виде Страйка и Робин он сразу прервал беседу и пригласил детектива с помощницей в небольшой кабинет для совещаний. – Ванесса! – позвал он через дверь, пока Страйк и Робин устраивались за овальным столом, – письма у тебя? Сержант Эквензи почти сразу принесла две распечатки в прозрачных пластиковых папках и копию, снятую, как понял Страйк, с тех рукописных посланий, которые он передал Уордлу в «Старой синей колодке». Открыв блокнот, сержант одарила Робин улыбкой, которую та сочла приторной, и села рядом с Уордлом. – Кофе хотите или еще чего-нибудь? – предложил Уордл, но Страйк и Робин помотали головами. Уордл подтолкнул распечатки писем через стол Страйку. Тот прочел и подтолкнул их к Робин. – Я этого не писал, – обратился Страйк к Уордлу. – Кто бы сомневался, – сказал Уордл. – А вы, мисс Эллакотт, не отвечали от имени Страйка? Робин помотала головой. В первом письме говорилось, что Страйк действительно сам организовал для себя ампутацию, а для прикрытия с успехом использовал историю насчет самодельного взрывного устройства в Афганистане, только не мог понять, как об этом узнала Келси, и умолял его не выдавать. Под конец лже-Страйк соглашался помочь ей избавиться от того, что ее так долго «тяготило», и спрашивал, где и когда они могли бы встретиться наедине. Второе письмо, совсем краткое, подтверждало, что Страйк придет к девушке третьего апреля в семь вечера. Оба были подписаны густо-черным: «Камерон Страйк». – Вот это, – сказал Страйк, подвинув к себе второе письмо после того, как Робин закончила чтение, – выглядит так, будто она сама предлагает время и место. – Ты предвосхитил мой следующий вопрос, – сказал Уордл. – Тебе вообще приходило второе письмо? Страйк посмотрел на Робин, но она только покачала головой. – Ладно, – продолжил Уордл, – тогда для протокола: когда в агентство поступило подлинное письмо от… – он сверился с ксерокопией, – Келси, за ее собственноручной подписью? Ответ взяла на себя Робин. – Конверт хранится у меня, в ящике для ши… – (на лице Страйка мелькнула тень улыбки), – в ящике для корреспонденции, поступающей самотеком. Можно проверить штемпель, но, если я правильно помню, оно поступило в начале текущего года. Скорее всего, в феврале. – Так, хорошо, – сказал Уордл, – мы пришлем своего сотрудника и конверт изымем. – Увидев, что Робин занервничала, он улыбнулся. – Успокойтесь: я вам верю. Какой-то законченный псих надумал подставить Страйка. Но концы с концами не сходятся. Кто стал бы убивать ножом женщину, расчленять и отправлять ее ногу к себе в агентство? Зачем он стал бы оставлять свои же письма в квартире? Робин попыталась улыбнуться. – А она была убита ножом? – вклинился Страйк. – Сейчас устанавливают, что конкретно стало непосредственной причиной смерти, – ответил Уордл, – но на торсе имеются две глубокие раны – эксперты почти уверены, что убийца нанес их до расчленения. Под столешницей Робин стиснула кулаки, впившись ногтями себе в ладони. – Далее, – продолжил Уордл, и сержант Эквензи, щелкнув авторучкой, приготовилась стенографировать, – кому-нибудь из вас знакомо такое имя: Оксана Волошина? – Нет, – ответил Страйк, а Робин молча покачала головой. – Похоже, это настоящее имя жертвы, – пояснил Уордл. – Этим именем был подписан договор о найме жилого помещения, и хозяйка утверждает, что девушка предъявила удостоверение личности. Якобы она была студенткой. – Якобы? – переспросила Робин. – В настоящее время мы уточняем, так ли это, – сказал Уордл. «А ты, естественно, уверен, – подумала Робин, – что она была проституткой». – Судя по письму, она хорошо владела английским, – отметил Страйк. – Если, конечно, она сама это написала. Робин совсем запуталась. – Если некто фабрикует письма от меня, почему он не мог точно так же сфабриковать письмо от ее имени? – обратился к ней Страйк. – В смысле, чтобы заставить тебя реально вступить с ней в переписку? – Ну да… заманить меня на свидание или инициировать какой-нибудь обмен записками, чтобы после ее смерти это выглядело как улики. – Ван, сходи узнай, можно ли посмотреть фотографии тела, – распорядился Уордл. Сержант Эквензи вышла походкой модели. У Робин от паники подвело живот. Уордл как почувствовал: – Думаю, вы не обязаны смотреть, если Страйк… – Нет, она обязана, – перебил Страйк. Уордл был неприятно поражен, а Робин заподозрила, что Страйк хочет лишний раз напомнить, чтобы она не совала носа на улицу в темное время суток. – Да, – сказала она вслух с похвальным внешним самообладанием. – Я тоже так считаю. – Они… довольно неприглядны, – предупредил Уордл с несвойственным для него преуменьшением. – Посылку с ногой прислали на имя Робин, – напомнил ему Страйк. – Вполне возможно, что та женщина встречалась когда-то не только мне, но и ей. Она – мой партнер. Мы с ней выполняем общую работу. Робин покосилась на Страйка. Никогда еще он не говорил о ней «партнер», по крайней мере в ее присутствии. Но сейчас он даже не посмотрел в ее сторону, и Робин переключила внимание на Уордла. Невзирая на все дурные предчувствия, она уже знала, что, поставленная на одну профессиональную ступень со Страйком, воспримет увиденное так, чтобы не уронить в чужих глазах ни себя, ни его. Когда сержант Эквензи вернулась с пачкой фотоснимков, Робин с трудом сглотнула и распрямилась. Страйк просмотрел верхние фото. Реакция его не обещала ничего утешительного: – Мама дорогая… – Голова – еще куда ни шло, – невозмутимо прокомментировал Уордл, – потому что он запихнул ее в морозильник. Как первой реакцией на горячее бывает отдернуть руку, так у Робин возникло сильное желание отвернуться, закрыть глаза, перевернуть снимки изображением вниз. Вместо этого она приняла фото из рук Страйка и стала разглядывать, хотя желудок плавился. В камеру слепо смотрела поставленная на обрубок шеи голова; цвет заиндевелых глаз был неразличим. Рот ввалился. Каштановые волосы задубели и подернулись льдом. Щеки оставались округлыми, пухлыми, на лбу и подбородке – угревая сыпь. На двадцать четыре года это зрелище не тянуло. – Узнаете? Голос Уордла прозвучал где-то пугающе близко. У Робин было такое ощущение, будто она уплыла от этой головы куда-то вдаль. – Нет, – ответила Робин. Опустив этот снимок, она взялась за следующий. Левая голень и два предплечья, хранившиеся просто в холодильнике, уже начали портиться. Морально подготовившись к осмотру головы, Робин даже не подумала обо всем остальном и устыдилась, когда у нее вырвалось какое-то жалобное блеяние. – Да, тяжело, – подала тихий голос сержант Эквензи. Робин с благодарностью посмотрела ей в глаза. – На левом запястье – наколка, – указал Уордл, передавая им третье фото, запечатлевшее руку до локтя, уложенную на стол. С трудом преодолевая дурноту, Робин пригляделась и различила черные значки «1Д». – Туловище смотреть не обязательно. – Уордл перетасовал снимки и отдал их сержанту Эквензи. – Где оно лежало? – спросил Страйк. – В ванне, – ответил Уордл. – Там он ее и убил. В ванной комнате у него была оборудована своего рода разделочная доска. – Он поежился. – От жертвы была отсечена не только нога. Робин только порадовалась, что Страйк не стал уточнять. Она бы не выдержала подробностей. – Кто ее нашел? – продолжал Страйк. – Квартирная хозяйка, – ответил Уордл. – Женщина немолодая, вырубилась тут же. Кажется, ее инфаркт хватил. В Хаммерсмитскую больницу отвезли. – А что ее сюда привело? – Запашок. Соседи снизу позвонили. Вот она и решила заглянуть сюда с утра пораньше, до магазинов, чтобы застать эту Оксану дома. На звонок никто не ответил, и она отперла дверь своим ключом. – Неужели соседи снизу ничего не слышали… ни криков… ни… шума? – Дом переоборудован в расчете на студентов. Проку от них – как от козла молока, – бросил Уордл. – Музыка орет, дружки шляются в любое время дня и ночи. Когда мы спросили, не было ли слышно чего наверху, они вылупились, как бараны. У девчонки, которая позвонила хозяйке, случилась форменная истерика. Все твердила, что должна была позвонить сразу, как почуяла запах, и теперь не сможет себя простить. – Да уж, тогда все было бы иначе, – подхватил Страйк. – Вы бы присобачили голову на место – и девушка стала бы как новенькая.