В прихожую, где тесной шеренгой стояли шкафчики с детской одеждой, вышла воспитательница с пачкой рисунков в руке. Она внимательно посмотрела на Дмитрия и спросила: — Значит, это вы дядя Дима? Дмитрия стало раздражать столь усиленное внимание, и он ответил несколько резче, чем хотел: — А в чем проблема? Женщина спокойно протянула ему верхний листок из пачки: — Вот это рисунок Ксюши «Моя семья». Поколебавшись долю секунды, Дмитрий взял листок. На рисунке были изображены четыре фигуры. Женщина, мужчина, девочка и собака. И все они улыбались. Даже собака. Мужчина одной рукой держал за руку девочку, а в другой виднелся поводок собаки. Короткая стрижка, плотный торс, изображенный в виде прямоугольника, большие ноги, короткая стрижка. Дмитрий узнал себя. — Я не знаю, как у вас складываются взаимоотношения с мамой Ксении, но девочка считает вас членом своей семьи. Она живой, общительный, талантливый и, как все талантливые дети, очень ранимый ребенок. Вероятно, для нее был большой трагедией разрыв с отцом. Поэтому… — Женщина запнулась, но тут же продолжила, глядя ему в глаза: — Будьте, пожалуйста, осторожны с девочкой. И даже если у вас не сложатся отношения с Катериной Александровной, пожалуйста, оставайтесь для Ксении другом хотя бы еще некоторое время. Ей это очень нужно. Воспитательница ушла, а через секунду в раздевалку вбежала Ксюша. С разбегу она споткнулась на ровном месте, упала, тут же вскочила, привычным движением потерла коленку и села на банкетку рядом со своим шкафчиком, на котором было изображено ярко-зеленое яблоко. Она открыла дверцу, вытащила свои вещички и, вытянув оранжевые колготки, стала их медленно-медленно натягивать. — Ксения, — поторопил ее Дмитрий, — даю тебе не больше пяти минут. Я жду в машине, если тебя через пять минут не будет — мы уезжаем. Дорогу домой ты знаешь. Ксюша посмотрела на него с испугом. Дядя Дима явно не шутил. — Я сейчас, сейчас, — заторопилась девочка, запрыгав на одной ножке, стараясь попасть ногой куда надо, — только подождите. Дмитрий, чтобы скрыть улыбку, отвернулся и вышел. Навстречу ему шла Катерина и держала за руку мальчика. — Здрасте! — обрадовался Санька. — Привет, — поздоровался с ним Дмитрий, — пойдемте в машину, там Ксению подождем. Катя удивилась, но возражать не стала. Она была уверена, что Дмитрий все рассчитал верно, а Ксюшке подчас так не хватало строгости. Когда они уже подходили к выходу, их догнала Ксения. Катя невольно рассмеялась: болоньевые штанишки надеты были задом наперед так, что на животе образовался пузырь с карманом слева, куртка была нараспашку, а рукавички на резинке и шапочка с помпоном волочились по полу — девочка так боялась опоздать, что не стала их надевать. — Чучело-мяучило на трубе сидело! — глядя на нее, стал дразнить ее Санька. — Мычило-качучело песенку пропело! — не дала себя в обиду Ксюша. — Ладно, — успокоил их Дмитрий, — мужчины — в машину, а дамы пусть приведут в порядок туалеты. — Вот так, — не удержался опять мальчик, — мужчины — в машину, а дамы-мадамы — в туалет! Взрослые рассмеялись. Через несколько минут дружной компанией они выгрузились из машины рядом с кафе «Баскин Роббинс», Дети стремглав бросились к витрине, украшенной разноцветными кружками, похожими на праздничное конфетти. — Мне зелененькое, красненькое и желтенькое, — заторопилась Ксения, старательно тыкая пальчиком в стекло витрины. — А мне еще и синенькое, — подхватил мальчик. — Пожалуйста, девочке — по одному небольшому шарику киви, малины и лимона, а мальчику вместо лимона — черничное, — заказал Дмитрий. — А ты что будешь? — обращаясь к Катерине, спросил мужчина. — А я бы просто сливочное… А ты? — А я не люблю мороженое. Хотя… — он улыбнулся, глядя на счастливых детей, которые не отрываясь следили, как продавец в форменной одежде — совсем еще мальчик, вероятно подрабатывающий студент, накладывает в вазочки разноцветные шарики, — за компанию и мне, пожалуйста… беленькое. Катя смотрела на детей, радостно чирикающих и уплетающих за обе щеки радужное мороженое, и ее душу переполняло счастье. Дмитрий дотронулся до ее руки, их взгляды встретились, и он увидел в ее глазах волнение, растроганность и благодарность. — Катюшка, переезжай ко мне, — неожиданно предложил Дмитрий. Улыбка моментально слетела с ее губ, а взгляд стал тревожным. — Катенька, мне очень одиноко. Я скучаю без тебя, без Ксюхи. Дмитрий внимательно смотрел в ее расширившиеся от удивления, растерянные глаза, стараясь не пропустить ни малейшего движения ее души. — Я тебе ничего не хочу обещать, ничего пустого говорить. Только хочу, чтобы ты узнала меня получше. И если решишь, что тебе и дочурке со мной будет хорошо… Он замолчал, пытаясь прочитать ответ в ее мечущемся взгляде. — Это так неожиданно, — наконец проговорила она. — Я просто застигнута врасплох… — Ладно! — Дмитрий хлопнул тяжелой ладонью по краю стола и решительно встал, обрывая разговор. — Ребятня, на выход! Дети стремглав соскочили с высоких стульев и, накинув курточки, наперегонки ринулись к выходу Катя, чуть помедлив, встала и направилась вслед за ними. Дети опять устроились на заднем сиденье, а она — рядом с водителем. На улице уже давно стемнело, и яркие лучи фар прорезали темноту позднего ноябрьского вечера. Внезапно вспыхнули уличные фонари, и все вокруг заискрилось в нежном блеске только что выпавшего, свежего, еще не примятого городской толпой снега. Дети притихли, уставшие от впечатлений сегодняшнего дня. Машина остановилась у подъезда. Ксюша и Санька, словно обретя второе дыхание, стремглав выскочили из машины, принялись играть с вновь выпавшим снегом, подбрасывая его пригоршнями вверх и восторженно провожая взглядом падающие снежинки, переливающиеся в полете теплым желтым светом фонаря. Было по-вечернему тихо, но город продолжал жить своей жизнью: иногда хлопали входные двери, раздавалось шуршание шин проезжающего автомобиля, слышался отдаленный смех. Дмитрий повернулся к Катерине, и в его глазах она прочитала желание, такое жгучее желание, что ошпаривает, словно горячий пар, и заставляет бешено клокотать пламя внизу живота, Он дотронулся до ее руки, и Катю словно ударило током. Она торопливо отдернула руку и судорожно прикусила губу. Коленки предательски дрожали, и она застыла в напряженном ожидании. Дмитрий смотрел на нее, надеясь уловить хотя бы оттенок ответного чувства в ее глазах. Но она глядела прямо перед собой и ничего не видела. Страх сковал не только ее тело, но и мысли. Дмитрий, наверное, почувствовал это и, чтобы успокоить ее, включил радио. — Завтра ожидается температура минус пять — минус восемь, снег. Ветер умеренный, два-три метра в секунду, — бесстрастным голосом говорил диктор. — Вот уже и зима… — прошептала Катерина, стараясь унять дрожание коленей. — Холодно, — подтвердил Дмитрий. — Да разве это холодно? Наоборот — свежо. — Наверное… Лицо Дмитрия пылало. Казалось, что он не слышит собственного голоса и сам не понимает, о чем говорит, как глухонемой, которого научили проговаривать несколько фраз. Он завороженно смотрел на нее, и для него в этот миг больше не существовало ничего, кроме этого прекрасного, побледневшего лица и прикушенных в волнении губ… Больше всего на свете ему хотелось коснуться своими губами этих губ, увидеть, как уходит ее напряжение, как разглаживаются тонкие морщинки вокруг глаз, как затуманивается взгляд и тяжесть ресниц становится невыносимой. Он наклонился к ней, но страх, промелькнувший в ее расширившихся зрачках, остановил его. Он отвел взгляд и с тяжелым вздохом откинулся на спинку сиденья. — Катюшка, я не буду тебя торопить, не хочу… — В нем клокотал пожар желания, она чувствовала это, но Катерина слышала только ровный и чуть отрывистый, глухой голос. — Я хочу, чтобы ты знала, что в любой момент я жду тебя. Может быть, если бы он говорил о любви, о тех чувствах, которые переполняли его, она сама бросилась бы к нему в объятия, стремясь ощутить его тепло и наконец найти в этом тепле такой долгожданный покой. — Я иду по лужам, мне никто не нужен! — девичий голосок в динамике настойчиво напоминал о своей независимости. И Катя как будто очнулась. Ей тоже никто не нужен! Она мысленно стряхнула с себя мерзкую, липкую пелену страха. Она молода и независима. Действительно, не зависима ни от кого. Никто и никогда теперь не сможет заставить ее раскрыть свое сердце, никто не проникнет в ее душу и не наследит там. Отныне и навсегда она закрыта. Для всех. Катя передернула плечами, скидывая остатки скованности. Взмах ресницами — и она спокойно взглянула Дмитрию в лицо. Он смотрел на нее так ласково, как смотрят только на тех, кого очень любят и… жалеют. Она почувствовала, как предательски сжалось ее сердце, в то время как все ее существо просило, молило о нежности и ласке. И этот мужчина, она чувствовала это, мог поделиться с ней своим теплом и подарить ей радость наслаждения. Но ее разум был непреклонен, напоминая, что после праздника наступят будни и разочарование принесет боль, что радость будет мгновенной, а боль — долгой и сильной, что останется шрам, который будет кровоточить всю жизнь. — Спасибо за дивный вечер, — стараясь казаться спокойной, сказала она и открыла дверцу машины. Оказавшись на улице, она невольно поежилась от резкого, порывистого ветра. Ей было жаль расставаться с теплом и уютом машины, ей хотелось услышать слова, которые смогли бы переубедить ее. Ее решение не было окончательным. Ее сердце, душа, все ее существо рвалось к нему. Но страх все еще жил в ней, заставляя и делать, и говорить не то, что хотелось, а лишь то, что казалось необходимым. И сейчас ей нужно было время, чтобы разобраться в себе, в своих чувствах, понять себя. Она пошла к двери своего подъезда, но, не удержавшись, оглянулась и, несмотря на то что за темными стеклами машины никого не было видно, улыбнулась и помахала рукой, мысленно представляя себе, как наблюдает за ней Дмитрий, как сосредоточенное выражение его лица сменяется легкой улыбкой. Она открыла входную дверь и позвала детей. Машина, осветив двор лучами фар, развернулась, словно большое, неповоротливое животное, и скрылась за углом. Ночью Катя никак не могла уснуть. Она лежала без сна, терзаемая яростным волнением своего вдруг проснувшегося желания. Видения из недавнего прошлого будоражили ее. Нагое загорелое тело с четким рельефом мышц — кровь прилила к щекам, томяще заныли губы. Остановившийся взгляд темных, почти черных глаз из-под густых бровей — в нем было что-то звериное, — ноющая тяжесть внизу живота заставила все ее тело застыть в напряжении. Катя рассердилась на саму себя и сдвинула ноги, но от этого ей не стало легче. Тогда она встала, прошла в ванную комнату и открыла кран. Мерный шум воды, стучащей по гладкой белой поверхности ванны, немного успокоил ее. Она погрузилась в воду. Ласковая, теплая вода сняла напряжение мышц. Катя лежала долго, пока не почувствовала, что вода стала слишком прохладной. Тело ее успокоилось, и навалилась усталость. Промокнув тело мягким махровым полотенцем, она юркнула под одеяло и мгновенно заснула. В ту ночь она впервые увидела эротический сон. Когда-то в юности яркие ночные видения тоже приходили к ней, но наутро она не могла вспомнить ничего, что заставляло метаться ее во сне, вскрикивать и покрываться потом. На этот раз, когда проснулась, она помнила все подробности сна вплоть до самых мелких его деталей. Тяжесть и жар его тела, мускусный запах его напряженной плоти, яростные до боли ласки. И глубокие, горячечные толчки внутри нее. И ей было и стыдно, и радостно от того, что она смогла наконец освободить болезненную силу своего желания во сне. Она блаженно потянулась и скользящей походкой направилась на кухню. Весь день приподнятое настроение не покидало ее, Шура сообщила, что Вячеславу стало лучше, и уже нет необходимости в каждодневном дежурстве, ему разрешили вставать, и сейчас он заново учится ходить, опираясь на костыли. На работе Кате предложили новый, выгодный заказ, а дочка порадовала, смастерив яркую аппликацию: оранжевое солнце разбросало лучи во все стороны и подмигивало разноцветной радуге. Но, когда они вернулись с прогулки и подошли к своей квартире, Катино сердце упало при виде неплотно притворенной двери. Она осторожно открыла дверь — в комнате горел свет, а на софе сидела неизвестная ей женщина. — Явились не запылились, — фамильярно приветствовала ее женщина и даже не поднялась с места. Катю неприятно поразил ее громкий, с хрипотцой голос. Да и вся фигура, оплывшая и бесформенная, не вызывала приятных чувств. — Здрасте, — Ксюша, не раздеваясь, прошла в комнату, чтобы получше рассмотреть гостью. Ей тоже не понравились ни бородавка на ее подбородке, ни глазки-буравчики под блеклыми, белесыми бровями, ни наряд: грубая, болотного цвета, вытянутая кофта и заштопанные носки. — Кто вы и что здесь делаете? И как вы сюда попали? — Катя растерянно остановилась в проеме двери. — Хороша квартирантка, что и хозяйку в лицо не знает! — ухмыльнулась женщина. Катя облегченно вздохнула, сняла с себя верхнюю одежду, помогла дочке раздеться. Надев домашние шлепанцы, она прошла в комнату и села напротив нежданной посетительницы. — Вот что я тебе скажу, моя дорогая, — начала разговор женщина с бородавкой, — пора долги платить.