Сейчас же, после проведенной днем демонстрации, Дмитрий молча наблюдал за эмоциональной реакцией «верхушки шведов». Они не верили, что столь малыми силами он серьезно собирается воевать. И считали, что император сведет все к переговорам и разделу Швеции между Русью и Данией. Вполне реальный вариант, кстати. Дмитрий его обдумывал и оставил про запас, на тот случай, если основная задумка провалится. Но шведам-то нужно как-то объяснить свою уверенность, а то еще подумают, что с ума спятил. Вот и пришлось продемонстрировать новый штуцер, вызвавший у них целую бурю эмоций. О да! Штуцер был песней! И вместе с тем еще той головной болью, попортившей императору немало крови. Главной сложностью была не столько конструкция, сколько организация производства. Дмитрий прекрасно знал, что промышленный шпионаж возник вместе с промышленностью современного типа. То есть в эпоху до относительно массового применения фабричного метода производства опасаться его не стоило. Но все одно – переживал. Поэтому не только создал небольшую СБ, которая заодно и за настроениями в столице присматривала, но и организовал очень необычный для XVII века процесс производства, распространив его вскоре вообще на все оружейное производство. В его схеме от большинства участников не требовалось высокой или даже средней квалификации. Что в общем-то ими вполне осознавалось, даже несмотря на неплохую оплату труда. Вот сидит какой-нибудь рабочий калибровочного станка, который в течение своей смены делает однообразные, повторяющиеся операции. Никакого мастерства или осознания. Просто собранность, дисциплинированность и внимательность. Станок один и тот же. Оснастка одна и та же. Ну и так далее. Правит каналы стволов и думает о том, что он криворукий балбес, делает одну из самых простых операций. А там, где-то в других цехах, сидят настоящие мастера. Он-то видел оружие, что производит их завод. Шедевр! Такое столь безруким работникам, как он, не по зубам. И так – на каждом отдельном участке, в каждом отдельном цехе. Даже на сборочном конвейере, где из произведенных деталей горстка не самых квалифицированных работников собирала готовые узлы и изделия. Они точно так же были убеждены, что все эти замечательные детали делают мастера экстра-класса. Вон – одна к одной! Ну а как иначе? И это вполне устраивало Дмитрия. Конечно, он не лично рулил производствами, но количество людей, «посвященных в тайну», было весьма невелико. И чтобы спокойно спать, он проверял время от времени – не вылез ли где ненужный хвост. Поэтому в одну из обязанностей СБ входило зондирование производственной картины, которую можно получить, если попытаться выведать информацию у рабочих и служащих. Да не целиком у кого-то взять все и сразу, а по кусочкам собирать, а потом обдумывать и склеивать воедино. Никто, конечно, так делать не станет. Ведь на дворе только начинался XVII век, и разведка была крайне скудна в своем функционале и возможностях. Но все равно. Мало ли? Этакое успокоение души. И вот уже две проверки показывали, что рабочие на местах не то что общей картины не знают, но и даже на своем участке толком не разбираются. Просто ограничиваясь выполнением предписаний без их осознания. Бездумно «нажимали кнопки», ответственно выполняя только то, что от них требовали. Почему ответственно? Потому что на следующем технологическом участке могут забраковать их труд и, если всплывет факт нарушения технологии, влепят серьезный штраф. А оно им надо? Исключение составляли единицы, которые вполне искренне интересовались своей работой и пытались разобраться что к чему. Их СБ ставила на карандаш, формировала досье и подавала его «наверх», то есть на стол Дмитрию, для ознакомления. Как-никак – перспективные кадры, будущие «синие воротнички». В общем, за новый штуцер император был спокоен. Даже если штуцер будет захвачен противником, то скопировать его смогут только «дедовским», то есть ремесленным, способом, так как иных в Европе в те дни не имелось. Но вот беда – они давали такую низкую производительность труда, что настоящий мастер-оружейник мог выдать едва один штуцер в год. А у Дмитрия штамповали по шесть штук в сутки. В среднем. Мистика, да и только! По крайней мере, для обитателей XVII века подобное обстоятельство порождало какие-то невероятные домыслы. Вплоть до того, что император вступил в сговор с подземными жителями – гномами, что трудятся в своих кузнях не покладая рук. И так далее, и тому подобное. Хотя, конечно, открыто про продажу души не решались говорить даже враги. Все-таки император воскресил человека. Глава 4 5 мая 1614 года, окрестности Кальмара Земля просохла. Обозные фургоны сменили полозья на колеса. Легионеры переоделись в летнюю форму, куда более подходящую для войны. А от датчан – ни слуху ни духу. Мало того, они практически без боев отошли из провинции Свеаланд. Просто потому, что гарнизоны их там были очень невелики. Хватило активности московских рейтар, чтобы вынудить их отступить. В то время как основные силы Кристиана находились на зимних квартирах в более удобной и теплой части этих земель – на юге Геталанда. Император не очень хотел залипать в этой войне. Поэтому, утомившись ждать, начал наступление на один из самых значимых городов юга Швеции – Кальмар. Разумеется, блокируя по пути иные города с небольшими гарнизонами силами наспех собранного шведского ополчения. Вчерашние солдаты и наемники, разбежавшиеся из-за опустевшей казны, вновь вернулись под знамена короля Швеции. Ведь у этого рыжебородого деньги водились. И вот Кальмар. Догадаться о том, куда двигается Дмитрий, не представляло никаких усилий. Поэтому Кристиан стал старательно стягивать туда все свои силы, опираясь на мощный флот и порт. Он полагал, что вся битва сведется к стоянию и переговорам… Однако все оказалось не так просто. Раннее утро. Легкий туман уже практически развеялся, открывая все поле боя без утайки. Датская армия была велика. По местным меркам, разумеется. Двадцать тысяч пехотинцев с аркебузами, пять тысяч – с копьями. Шесть тысяч кавалерии: рейтар и кирасиров. А также почти полторы сотни фальконетов да пара десятков орудий покрупнее. Дмитрий смотрел на все это великолепие в свою зрительную трубу и хмурился. На фоне противника его армия совершенно терялась. Без малого четыре тысячи пехотинцев с новыми штуцерами, четыре сотни рейтар да пятьдесят два разных «Единорога» трех основных калибров. Ну… еще сто восемь ручных мортир, утративших возможность стрельбы с рук за счет роста дальности удара. Этакие эрзац-минометы. Но, даже учитывая техническое превосходство, его войско не выглядело угрожающим, несмотря на репутацию. Ведь до датчан доходили только слухи о том, как император выводил своих людей на бой при соотношении сил один к двадцати и побеждал. Но все прекрасно понимали: слухи – это слухи. Там и слоны, бывает, летают. Тишина. Обе армии построились, приготовившись к бою. Но никто не желал наступать. Кристиан потому, что вообще не хотел сражения, а Дмитрий потому, что подставлять свое войско под столь многочисленную артиллерию ему не хотелось. Выехать бы на переговоры. Но Кристиану не с руки было выезжать при столь великом воинстве, а Дмитрий не хотел показывать свою слабость, выезжая на переговоры первым. – Смешно, – наконец произнес император, осознав ситуацию. – Что смешно? – переспросил Аксель, все мысли которого находились в другой плоскости. – Вы бы видели свои лица, – хохотнул Дмитрий, не желая объяснять им очевидную вещь. Не в том он был настроении. – А тебе это кажется шуткой? – удивился Аксель. – Их очень много! – Я же тебе уже показал, насколько хорош мой новый штуцер, – лукаво улыбнувшись, произнес император. – К черту штуцер! Ты разве не видишь СКОЛЬКО их?! А их артиллерия?! Именно она привела к гибели сначала Карла, а потом Густава. – Да брось, – небрежно отмахнулся государь. – Одноглазый старик не допустит моего поражения. – Он как-то разом понял, что доводы разума в текущей ситуации совершенно неуместны. Аксель боится. И правильно делает. Император вон – тоже боится, хотя обладает всей полнотой информации о реальных возможностях своего легиона. – Ты язычник? – Чуть ли не шепотом поинтересовался Оксеншерна после довольно долгой паузы. – Язычник? Почему? – Но Один, которого ты помянул… – Ха-ха! А ты действительно думаешь, что он ушел? Ха! Или предполагаешь, что Всевышний будет лично бегать по всей округе и присматривать за делами на местах? Делать ему больше нечего! Он, конечно, всесильный и всемогущий, и подобное не потребует от него многих усилий. Но зачем? Ради чего? Поверь, у него есть куда более интересные занятия, нежели вот эта вся мелкая возня с такими ничтожными червями, как мы. Он создает миры и разумную жизнь по всей Вселенной. Наших, так сказать, братьев по разуму. – Но… – попытался возразить Аксель и не нашел слов. – Одноглазый сын Дурина[15], – продолжал на ходу импровизировать Дмитрий, – как и многие другие старые боги, были просто им подчинены и подведены под свою руку. Став при нем словно знатные дворяне при короле. Из-за чего и многообразие конфессий вышло. Каждый в свою сторону клонит, хотя ходят они все под рукой одного Создателя. Так что, если тебе придет в голову хулить Одина, делай это где-нибудь на земле его врага. А тут – поостерегись. Еще обидится старик и припомнит, как до ветра выйдешь. Поскользнешься и проломишь себе голову сучком, окончательно затихнув в собственной моче. А оно тебе надо? Кааар! Громко и отчетливо подал голос большой черный ворон, севший на ветку высохшего дерева. Чистой воды совпадение. Умная птица прилетела покушать, а эти глупые человечки все еще друг друга не поубивали. Вот она и выражала свое негодование их нерасторопностью. Однако все вокруг императора подумали совсем о другом. Его шутка-импровизация произносилась довольно громко. И насквозь мистическое, суеверное мышление, характерное для эпохи, увидело в этом вороне знак. Ведь у Одина было два подручных – как раз вороны. Дмитрий же, желая закрепить случайный успех, тихо шепнул: – Если сегодня одержим славную победу, нанесу на себя знак принадлежности к твоему роду… кровь от крови… И, несмотря на шепот, эти слова были отчетливо услышаны всем ближайшим окружением. Глазки у них округлились и даже слегка выпучились. Но слова никто поперек не сказал и вообще никак не прокомментировал. Даже несколько священников православных и лютеранских, что присутствовали с войском, молча переваривали. Как и иезуит, которого император вынужден был таскать в качестве официального соглядатая папы римского. Вброс говна на вентилятор получился знатный. Не лопатой, но ковшом экскаватора. Государь даже как-то внутренне ужаснулся от того, какие последствия будут от его не самой удачной импровизации. Аж дух захватывало! Особенно на волне массового роста религиозного и политического сепаратизма в Европе, стремительно перерастающего в религиозные войны, до которых оставалось «рукой подать». И начал внутренне корить себя за то, что его язык опять пустился в пляс, не сильно согласовывая свое поведение с «офисом», то есть с головой. Этакая Джейн Псаки в свободном плавании. Но «откатывать» назад было уже слишком поздно. А потому, выдержав театральную паузу, он направился к полку полевой артиллерии… Со времен кампании 1607 года артиллерийские штаты легиона сильно поменялись. Так, батарея полевой артиллерии из шести орудий развернулась в целый полк. Теперь там был дивизион в три батареи по четыре «ствола» в пять дюймов и отдельная тяжелая батарея из четырех орудий в шесть дюймов. Или, если говорить более привычными терминами для эпохи, дюжина 12-фунтовых и четверка 24-фунтовых бронзовых «Единорогов» на новых, полностью металлических лафетах. – Готовы? – поинтересовался император у командира полка. – Так точно, – козырнул тот. – Начинай пристрелку из «пятерок». Цель – их артиллерия. – Гранатами? – Картечными. Командир полка козырнул. Отдал несколько приказов и дальномерный взвод приступил к своей работе. Оптического дальномера, разумеется, у них не было. Они воспользовались зрительной трубой с системой рисок-отметок. Ее специально для того и изготавливали. Далее по таблице определялось примерное расстояние. Если ростовая фигура человека занимает две риски – значит, столько-то метров, если три – то столько-то. Потом оценивались взаимное положение высот и по эмпирически выведенным таблицам стрельбы рассчитывалось возвышение орудия, ну и, в довесок, ожидаемое время полета снаряда для отмеривания затравочной трубки нужной длины… Двух минут не прошло, как дальномерный взвод, опираясь на таблицы Брадиса и логарифмическую линейку[16], рассчитал все что нужно, передал на батареи, и первая из четырех «пятерок» ударила слитным залпом для оценки накрытия. Бах! Бах! Бах! Ухнули орудия, окутываясь дымом. Бум! Бум! Бум! Чуть погодя вспухло четыре белых облачка недалеко от артиллерийских позиций противника. Гранаты, и особенно картечные гранаты, пугали артиллеристов всей Европы пока еще чрезвычайно. Поэтому «усвоение их в войсках» шло довольно туго. Их всеми правдами и неправдами избегали. К счастью для императора… Спустя пару минут, внеся коррективы, ударила вторая батарея дивизиона. И почти следом отозвались пушки с датской стороны. Самые длинноствольные. Но тщетно. Это у «Единорогов» императора стволы в сорок пять градусов задирались, обеспечивая удивительную дальность. У местной же артиллерии даже при хорошем длинном стволе снаряды летели по слишком выраженной настильной траектории, а потому недалеко. То есть падали с изрядным недолетом, не представляя никакой угрозы для легиона. После второго накрытия к «пятеркам» подключились и «шестерки», отправляя свои куда более увесистые подарки во врага. И из-за большей массы снаряда на такой дистанции рассеивание у них было ощутимо ниже, чем у «пятерок». И, как следствие, результативность огня куда как выше. Надо сказать, что полк полевой артиллерии Дмитрий из-за незнания правильного штата разворачивал, ориентируясь на понравившуюся когда-то концепцию классического броненосца. Орудия среднего калибра нащупывают дистанцию, пристреливаясь, и только потом включается главный калибр. В этой связи он хотел даже не «шестерки», а «восьмерки» ставить. Однако не сложилось – слишком тяжелым получался «Единорог» такого калибра для полевой артиллерии. То есть «шестерка» выходила вполне разумным потолком. Полчаса вялотекущего обстрела поставили Кристиана IV в очень неудобную позицию. Он должен был или наступать, чего не хотелось, или отступать, теряя лицо, чего тоже он совсем не жаждал. Ведь если стоять дальше вот так – можно было попросту положить всю армию самым глупым образом. Очень уж действенными оказались картечные гранаты. Даже те, что перелетали артиллерийские позиции, рвались над пехотой или кавалерией, нанося там немалый урон. Особенно «подарки» от четырех тяжелых орудий. Те вообще при удачном накрытии натурально выкашивали людей. Чуть-чуть поколебавшись, он решился. – В атаку! И вот, минут пять спустя, все двадцать пять тысяч датских пехотинцев начали медленное движение вперед. К линейной тактике они еще не перешли. Выучки не хватало. Однако облегченными «испанскими коробками» выстроились. Казалось бы – вот твой враг. Но Дмитрий огня с артиллерии противника не переносил, справедливо считая ее более опасным противником. Во всяком случае, способным причинить немалый урон. Поэтому весь полк полевой артиллерии продолжал бить по ней. Пехота датчан вздохнула с облегчением, выйдя из-под обстрела. Но это продлилось недолго. По достижении отметки в полтора километра ударили «трешки» полковой артиллерии. Маленькие, легкие и очень маневренные бронзовые «Единороги» на полностью металлических лафетах, ставших стандартом. Бах! Бах! Бах! Бегло ударили три дюжины небольших стволов, угощая врага картечными гранатами своего калибра. Мелких и слабых, но все одно – опасных. Бах! Бах! Бах! Бах! Бах! Бах! Полковые артиллеристы спокойно работали в ритме, оптимальном для удержания температуры стволов у предела перегрева. А когда противник прошел отметку в восемьсот метров, к ним подключились ручные мортиры гренадеров. Сто восемь стволов залпом обрушили на датчан гранаты «трешки», полностью унифицированные с полковой артиллерией, только обычные, а не картечные. Но датчане шли дальше.