4 Они добрались до хижины, как только Джиллиан уже перестала верить в ее существование. На машине, которую Тара оставила возле поворота, добрались бы минут за десять. Пешком на это ушло около часа. Виной тому был снег, в котором Джиллиан увязала чуть ли не по пояс, так что каждый шаг давался с неимоверным трудом. Она выпила всю минеральную воду. Больше Тара воды давать не хотела, но Джиллиан казалось, что ее жажду утолить невозможно. Организм был обезвожен сухим воздухом и неимоверными физическими нагрузками. Джиллиан не раз теряла веру в свои силы. – Когда ты в последний раз там была? – спрашивала она Тару. Джиллиан боялась, что никакой хижины давно не существует и Тара просто заблудилась. – Мне было семнадцать или восемнадцать, – ответила Тара и на мгновение задумалась: – Семнадцать, да… В восемнадцать я ушла из дома и не появлялась там много лет. Семнадцать! Сейчас Таре было почти сорок. – Ты уверена, что она до сих пор там? – Что-то должно от нее остаться, – неуверенно предположила Тара. – Хижина не может просто раствориться в воздухе. – И ты в самом деле думаешь, что найдешь ее? – Эта тропинка всегда выводила прямо к ней. – Но тропинки почти не видно. Возможно, мы давно ее потеряли… – Не пытайся сбить меня с толку. Я точно знаю, где мы. Лучше молчи и береги дыхание. В конце концов они достигли леса, что нисколько не улучшило ситуации. Путь им преграждали обломившиеся или согнувшиеся под тяжестью снега ветки. Но скоро лес опять сменился равниной – ни намека на человеческое жилье, насколько хватало глаз. И только вдали, скрытая деревьями, действительно стояла хижина. – Вот она, – сказала Тара. Бревенчатое строение, несколько более крепкое и устойчивое, нежели Джиллиан себе это представляла. Оно стояло на поросшей лесом возвышенности, крутой склон обрывался в долину. Джиллиан бывала в Пик-Дистрикт в детстве, с родителями, и навсегда запомнила живописные пейзажи, с бесконечной чередой холмов и долин, лесов и озер, невысокими каменными заборами и истрепанными всеми ветрами живыми изгородями, редкую растительность по берегам высохших рек, обветренные скалы и между ними – луга с высокой травой. Разбросанные по пологим склонам деревушки и узкие дороги, на которых невозможно было разъехаться двум машинам. И сумасшедшую игру облаков над всем этим. Но сейчас Пик-Дистрикт выглядел иначе. Заснеженная равнина сливалась с небом у горизонта, тучи собрались в сплошную серую массу, и это вселяло надежду на то, что местность может оказаться не такой уж необитаемой, когда погода прояснится. – Внизу есть ручей, – сказала Тара и посмотрела вдоль склона. – Замерз, наверное, а потом завалило снегом… В детстве я играла там часами. Строила плотины из ила, ходила босиком по дну или просто сидела в воде в жаркую погоду. – Ты бывала здесь в детстве? – недоверчиво переспросила Джиллиан. Когда Тара вспоминала о прошлом, она снова становилась прежней Тарой. Оживали – и даже блестели – глаза. Джиллиан вспомнила ее мертвый, стеклянный взгляд вчера вечером, в Торп-Бэй, когда сообщение Самсона Сигала все испортило, и поняла, что многое зависит от того, допустит ли она, чтобы Тара вернулась в то странное состояние. Тара огляделась. – Да, – ответила она на вопрос Джиллиан. – Эту хижину построил мой отец. В одиночку. – Наверное, был умелец на все руки… – Он умел делать все, – подтвердила Тара и выудила из кармана ключ. Но замок не поддавался. – Здесь слишком долго никого не было, – объяснила Тара. – Разве твои родители здесь больше не бывают? – Отец умер, когда мне было восемь лет. – Мне очень жаль… Джиллиан внезапно поняла, что раньше они никогда не затрагивали эту тему. Странно, что это пришло ей в голову только сейчас. Пока Тара боролась с замком, Джиллиан из последних сил держалась на ногах. О побеге нечего было и думать. Наконец замок поддался, и деревянная дверь распахнулась под громкий скрип петель. – Только после тебя, – криво улыбнулась Тара. Джиллиан переступила порог, и в лицо ей ударил холодный, спертый воздух. Она как будто вошла в склеп. Тара достала из сумки карманный фонарик и занялась ставнями на окнах, открыть которые оказалось так же трудно, как и дверь. Когда глаза привыкли в темноте, Джиллиан разглядела два угловых дивана и деревянный стол между ними. Чугунную печку. Небольшой шкаф и дверь, которая, судя по всему, вела в другую комнату. – На этих диванах спали мои родители, – объяснила Тара. – У меня тоже была своя маленькая комнатка. Ставни на одном окне поддались, и в хлынувшем внутрь свете стало заметнее плачевное состояние жилища. Стены поросли мхом и плесенью, диваны как будто были готовы рассыпаться на глазах, набивка так и лезла наружу. Пол местами покрывало нечто скользкое, в чем Джиллиан признала лишайник. С годами влага просочилась во все щели и не просыхала, так как печкой давно не пользовались. Жить здесь было невозможно, но Тара, похоже, полагала иначе. Когда распахнулись ставни на другом окне, стало еще грустнее. – Может, попробуем затопить печь? – робко предложила Джиллиан. Тара пожала плечами. – Можно попробовать, если за хижиной еще остались дрова… Хотя они, конечно, сырые. Присаживайся, – она показала на диваны. Джиллиан медлила. – Сядь! – повторила Тара приказным тоном. Джиллиан села. Диван прогнулся под ее тяжестью чуть ли не до пола. Джиллиан подозревала, что в пенопластовой набивке гнездится всевозможная живность – черви, личинки, если, конечно, они не перемерзли, на что оставалась последняя надежда… Тара вышла за дровами, но скоро вернулась с пустыми руками. – Там ничего нет, так что затопить не получится. Джиллиан сникла еще больше, если такое было возможно. Теперь, когда она не двигалась, холод давал о себе знать по-настоящему, несмотря на зимнее пальто. Тара и в самом деле нашла совершенно уединенное место, где их никто не найдет. Тем самым она хотела выиграть время, чтобы решить, что делать с Джиллиан. Но единственным результатом размышлений могло быть осознание необходимости каким-то образом избавиться от бывшей подруги. После чего Тара вернется в Лондон, одна, в надежде, что никто не узнает о содеянном. И скажет, что Джиллиан уехала в отель подальше от Лондона и с тех пор не давала о себе знать. Она может застрелить Джиллиан. Или перерезать ей горло. Может просто запереть в хижине, где Джиллиан умрет от холода и голода. Люди забредают в эту глушь не чаще одного раза в год, поэтому криков о помощи никто не услышит. И даже мертвую Джиллиан найдут очень не скоро. Нет тела – нет убийства. Подозревай – не подозревай, никто ничего не докажет. Джиллиан еще не оставила планов на побег, но шансы были мизерные. Где-то должны быть люди, даже если сейчас кажется, что они с Тарой одни в целом свете. Можно попробовать каким-то образом раздобыть ключи от машины – вон они, лежат на холодной печке рядом с ключом от хижины; выпали у Тары из кармана, когда она доставала бутылку с остатками минеральной воды. Но Тара стоит рядом, прислонившись к двери. У Джиллиан нет возможности даже сделать шаг в эту сторону. Тара поежилась. – Мы никогда не приезжали сюда зимой, – сказала она почти извиняющимся тоном. – Дачный сезон начинался самое раннее на Пасху. Иногда мы оставались здесь на все лето, самое позднее до конца октября. Тогда ночи становились холодными, часто шел дождь и гулять подолгу было невозможно. Но здесь очень красивые места. Девственная природа, так сказать… – Мы где-то недалеко от Манчестера? – спросила Джиллиан. Тара кивнула. – В Дарк-Пик, северной части парка. Джиллиан вздохнула. Она знала, что Пик-Дистрикт делится на Дарк-Пик на севере и Уайт-Пик на юге. Последний относительно плотно населен, в то время как первый – сплошные болота, тянущиеся на много миль. Иногда сюда забредают люди, ищущие уединения, но только не в это время года. Они на краю света. – Эта земля принадлежит твоей семье? – спросила Джиллиан. – Боже мой! – Тара криво улыбнулась. – У моих родителей никогда не было столько денег. Папа держал мастерскую по ремонту велосипедов, продавал подержанные, и это позволяло нам как-то держаться на плаву. Но земля… об этом не могло быть и речи. – Но… – Хижина построена незаконно, можно так сказать. Это ничейная земля, и ею никто никогда не занимался. Мои родители как-то путешествовали здесь, еще до моего рождения, и папа отметил это место, сказав, что построит здесь бревенчатый домик. Так он и сделал. Тара огляделась. Ее лицо приняло сентиментальное выражение. – Наверное, ты тяжело переживала его смерть, – сказала Джиллиан и, как бы невзначай, дернула руками за спиной. Ей показалось, что скотч на запястьях немного ослаб. Она не рассчитывала освободиться сразу, но, проявив терпение, можно было выпростать руки. Только делать это нужно было очень осторожно. Никаких резких движений. Тара не должна была ничего заметить. – Он умер от сердечного приступа, – пояснила Тара, и будто тень пала на ее лицо. Джиллиан почти физически почувствовала ее боль, – спустя десятилетия после смерти отца. Это было почти невероятно. – Это был самый обычный день, – вспоминала Тара. – Папа работал в велосипедной мастерской на заднем дворе, я пришла из школы и побежала к нему. Он увидел меня, сел, улыбнулся… и вдруг упал. Просто так. Через несколько часов он умер в больнице. – Тара беспокойно потирала руки. – Черт, я должна была подумать о сигаретах. Мне срочно нужно закурить. Боль немедленно обернулась гневом, и это повергло Джиллиан в ужас. Тара была чем-то вроде эмоциональной пороховой бочки. Джиллиан никогда не видела ее такой. И вот теперь оказалось, что ее непробиваемая уравновешенность – не более чем маска. Элегантно одетая, идеально накрашенная, с безупречной прической, прокурор Кейн являла собой образец рассудительности и невозмутимости. Женщины, чья жизнь полностью контролируется разумом. «Видела ли я ее когда-нибудь раньше взволнованной?» – подумала Джиллиан. И тут же вспомнила, что такое было не так давно: когда Джиллиан рассказала Таре историю Джона Бёртона. Не то чтобы Тара взорвалась, но для нее, вне сомнения, это был сильный эмоциональный всплеск. Так, может, там и нужно искать ключ? Если б только Джиллиан заметила это раньше… – Тара, – сказала она, – я твоя подруга. И что бы ни случилось… – Оставь, – перебила ее Тара. – Ты была моей подругой, Джиллиан, но я ошиблась в тебе. Ты немного похожа на мою мать, и это худшее, что я могу сказать о человеке. Мать тоже была милой, легкой на подъем. Не думаю, что кто-то мог сказать о ней плохое. Ее все любили. – Она оказалась не такой хорошей, как все думали? – мягко спросила Джиллиан.