Лео поворачивается и замечает мой взгляд. Я быстро спрашиваю, не голоден ли он. Пару минут позже мы сидим за столом, на который я поставила блюдо с овсяным печеньем. Лео стремительно поглощает печенье, но половину оставляет мне. Я качаю головой, пододвигаю блюдо к нему и говорю правду: – Я не голодна. В голове звучит голос сестры: «Анорексия, которой ты страдала в юности… мама мне все рассказала». Прижимаю кончики пальцев друг к другу и чувствую подавленность, от которой меня на время отвлек Лео. Неужели мама и правда ей все рассказала? И что именно она рассказала? Лео ломает последнее печенье пополам и, поедая половину, осматривается. – Вы здесь живете одна? Вопрос слишком неожиданный, я не успеваю обдумать ответ. Достаточно было бы кивнуть и сказать «да», но с языка у меня срывается правда: – Мы с мужем расстались – Вы разводитесь? – озабоченно спрашивает Лео. – Мы решили пожить раздельно, чтобы все обдумать. Но мы все еще женаты. Он кивает и молча доедает печенье. Закончив, он стряхивает крошки со стола в ладонь. – То, что вы видели… Закусив губу, он кивает в сторону прихожей. – Та записка… Я медленно киваю, жду, когда он продолжит. Лео закидывает крошки в рот, медленно сглатывает. – Если вы вдруг встретите папу или маму и разговоритесь, не стоит упоминать ее. Записку. Я встаю, наливаю два стакана воды, ставлю один перед Лео и снова сажусь напротив. – Может, тебе стоит им рассказать? Он не отвечает. – Если тебе плохо, – продолжаю я. – Или если тебя кто-то обижает… Лео качает головой. – Папа занят. Он вечно работает. У него нет времени на такие вещи. Такие вещи? Я делаю глоток воды. – А мама? – Мама? Лео мотает головой, и челка снова падает на глаза. – Вряд ли. Слова повисают в воздухе. Я чувствую, как напряжение в комнате нарастает. – Почему ты так думаешь? Я стараюсь сохранять нейтральный тон, чтобы не выдать своего любопытства. Лео смотрит на бокал перед собой. – Мама… она… она… И я снова испытываю то самое чувство, которое посещало меня прежде столько раз, в разных жизненных ситуациях, с самыми разными людьми. Тут что-то кроется. – Какая? Какая она? Лео медленно поднимает лицо, мы смотрим друг другу прямо в глаза. Что-то мелькает в его взгляде, но так быстро, что я не успеваю истолковать, осмыслить это. – Сложно объяснить, – бормочет он и опускает глаза. – Она странная. – В каком смысле? Приведи пример. Я понимаю, что зашла слишком далеко, и открываю рот, чтобы как-то сгладить свою бестактность, но Лео успевает раньше. – Я помню, – бормочет он, – когда мне было лет пять или шесть, мы с мамой шли по мосту и она внезапно швырнула сумочку в реку. Вот так просто. Не знаю, откуда мы шли и куда, но помню, я тогда подумал, что странно идти так близко к краю. Она держала меня за руку, я что-то рассказывал, но она смотрела не на меня, а на воду внизу. Потом она подняла руку и швырнула сумочку через перила. Вместе с кошельком, ключами, телефоном и всем остальным. Прохожий попытался нам помочь. Он пытался подцепить сумку длинной веткой, но ему это не удалось. И сумка ушла на дно. Позже, когда мама объясняла папе, что случилось, она сказала «уронила». Я сильно удивился. Я же знал, что она нарочно выбросила ее. И не мог понять, почему она не рассказала правду даже папе. Тикают кухонные часы. Лео сжимает костяшки пальцев до хруста. Я сижу в ошеломлении. Не знаю, чего я ждала, но не таких подробностей их личной жизни. Ведь он видит меня второй раз в жизни. Я чешу бровь. – Иногда взрослые совершают поступки, которые кажутся странными на первый взгляд. Но это не означает… Лео поднимает голову. – Это только одна из историй. Я мог бы рассказать и другие. Похуже этой. – Связанные с твоей мамой? – Да, с ней. Мне вспоминается увиденное пару дней назад. Вероника с ножницами в руках. Безумная ярость, с которой она набрасывается на цветы. Другие истории? Похуже? Я подавляю любопытство и смотрю на соседа. Не странно ли мальчику его лет так легко открываться незнакомцам? Почему он доверился мне? Я качаю головой, прогоняю вопросы. Причина не важна. Лео молод и неосторожен, это моя ответственность как взрослого не пользоваться его наивностью. Я меняю тему разговора, и вскоре Вероника возвращается домой. Мы видим ее в окно. Лео молча смотрит, как она отпирает дверь. Затем он поднимается, благодарит за угощение. Я выхожу за ним в прихожую, смотрю, как он просовывает ноги в кроссовки, не утруждая себя развязыванием шнурков. На ум мне снова приходит записка. Слишком уродлив, чтобы жить. Может, осеняет меня, ребенку больше не к кому обратиться за помощью. Может, поэтому он позвонил мне в дверь. Может, поэтому рассказывает подробности личной жизни родителей. Может, он в отчаянии, не знает, что делать с этими эмоциями, и не знает, кому можно довериться. Я поднимаю рюкзак и протягиваю Лео. – У тебя есть кто-то, с кем можно поговорить? Друг? Взрослый, которому ты доверяешь? Лео принимает рюкзак и смотрит мне прямо в глаза. Воцаряется тишина. – Спасибо, что пригласили зайти, – благодарит он и выходит. Вернувшись на кухню, я смотрю ему вслед через окно. Интересно, что ждет его дома? Вероника. Кто эта женщина на самом деле? Что прячется за маской холодности и элегантности? Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь