Парень говорил горячо. Я не испытывал никаких сомнений в его словах. Я убрал энергетическое оружие и прикоснулся к его плечу. — Твоя служба принята, Иберик. Ты должен доставить меня в Обертон. Примеру младшего сына королевского сотника последовали остальные. Они так же кидались в ноги и шептали клятвы. Эти молодые ребята, эти начинающие свой нелёгкий солдатский путь пацаны, казалось, поверили мне как один. Они не требовали доказательств аниранской успешности. Не просили перерубить металлический меч энергетическим щитом, не просили предоставить фото ребёнка в чреве матери. Они просто поверили моему слову. Потому что я действительно не врал — я был готов идти до конца. Последним присягнул Каталам. Сотник был куда опытнее и, в силу возраста, куда скептичнее. Он долго стоял напротив меня и прожигал взглядом. — Дитя анирана… Ведь это же правда, да? — Такими вещами не шутят, Каталам, — спокойно ответил я. — Это правда. И, я надеюсь, эта дева сейчас в безопасности. Но Мириам права — сейчас куда важнее доставить меня в столицу. Сделать это в кратчайший срок и сделать тайно. Ты должен провести меня туда. И только потом мы обсудим дальнейший маршрут. — Милих, — прошептал он, когда опустился на колено. — Прими и мою жизнь. Я улыбнулся и поднял его с колен. — Пожалуй, ещё слишком рано меня так называть. Вдруг я не он? — Других я не знаю, — простодушно пожал плечами Каталам. — Ну, тогда будем надеяться, что ты окажешься прав. * * * Мы двигались по просёлочным дорогам от самой зари до момента, когда торопливое солнце скрывалось за горизонтом. В течение нескольких суток останавливались лишь для ночёвки, выставляли дозоры, разводили небольшие костры и тихо переговаривались. Из рассказов парней и самого сотника я узнал много полезного. Узнал не только о том, как сильно изменилась их жизнь после появления «карающего огня», а о самом мироустройстве. Они рассказывали о процветающем королевстве, которое очень быстро пришло в упадок. Про счастливые дни юности, которые внезапно закончились. Про тотальный хаос в первые зимы, когда законные власти потеряли контроль над всеми аспектами государственной жизни. Про массовые столкновения, братоубийственные войны, гражданские конфликты. Про общее обнищание. Они рассказывали, как жизнь в умеренном достатке в один момент превратилась в необходимость выживания. Особенно негодовал Каталам. Часто он слезал с лошади и путешествовал вместе со мной в карете. Первые пару суток он вёл себя настороженно. Но потом расслабился, начал мне доверять, и говорил без утайки. Он делился со мной рассказами про удалую молодость, про юношеские планы, про успехи в военной карьере. Очень быстро для его возраста он дослужился до «тысячника» королевской армии и осел в столице вместе с семьёй. Он думал, что его ждёт великолепная карьера. И что в отставку он уйдёт в звании коммандера. Но его планам не суждено было сбыться. — Спустя несколько зим после появления в небе «карающего огня», в армии начался разброд и шатание, — говорил он. — С королём что-то произошло. Он словно потух. Словно из него ушли все жизненные силы. А потому он очень быстро утратил контроль над войском. Никто не читал его указов, никто не слушал его воззваний. Как-то всё произошло само собой. Армия разваливалась прямо на глазах. В это же время святой отец Эоанит — глава церковной власти Астризии — издал буллу, призывающую церковь организовать собственную армию. Во славу смирения, во славу Фласэза и для наказания грешников, что были повинны в посланной на нас каре, святой отец призывал вступать в ряды армии храма тех, в ком вера сильна. Тех, кто готов очиститься сам и вычистить скверну из неверующих. Кто не брезглив и достаточно силён духовно, чтобы эту скверну вычищать. Пожелавшим стать воинами храма, он пообещал не только достойное место в рядах армии Фласэза, — впервые на моей памяти Каталам осенил себя знаком в виде восьмёрки. — Но и достойную оплату золотом. И оплата эта была намного выше той, что получали солдаты. Можешь представить, аниран, что тогда началось. Королевская армия редела на глазах, а армия Храма множилась. Все, кто умел держать в руках оружие, кто обладал особыми знаниями, переметнулись под крыло церкви. Первосвященник Эоанит повёл эту армию через всю страну на восток, огнём выжигая сомнение и неповиновение. В горах близ Винлимара был возведён огромный храм, который теперь называют «Чудо Астризии». Там же были заложены золотые шахты, на которые ныне опирается власть святых отцов. Мы же, те, кто не захотел менять доспехи на рясу, кто не захотел нести слово божье на острие беспощадного клинка, кто не стал дезертиром и работорговцем, остались верны клятве. Клятве королю и стране. И хоть я больше не тысячник, а сотник небольшого гарнизона в городе дровосеков, я не откажусь от своей клятвы, пока сам король не потребует от меня такой жертвы. Но и не позволю «храмовым слизнякам» управлять мной. Я презираю их. Они озабочены лишь своим брюхом. Полны спеси и пренебрежения к простому люду. Вместо того, чтобы нести слово Божье, чтобы благословлять и защищать, они плодят лишь страх. Они словно паразиты, питающиеся на теле народа, в котором больше нет веры. Только смирение, покорность и обречённость. Вот почему, аниран, я очень хочу верить в тебя. Ты не похож на того, кто будет праздно ждать, кто будет сидеть сложа руки. Ты говоришь, что хочешь действовать? Надеюсь на это. Ведь без тебя мы действительно обречены… В дороге я часто обсуждал с ним его горячую нелюбовь к храмовникам. Он действительно презирал их всем сердцем. Презирал, как презирают предателей, которые променяли честь на достаток. Променяли нечто метафизическое на материальные блага. Это почему-то очень его раздражало. И лишь через несколько дней пути я понял, что для него самым важным качеством в каждом человеке является верность. Верность слову, верность духу, верность приказу, королю, стране, жене, детям. Он требовал верности от каждого. Но и каждому мог гарантировать свою верность, если будет уверен в обратном. И такой человек как союзник был для меня неоценим. Глава 12 А это ещё кто? К концу десятого дня пути мы разбили лагерь, планируя заночевать на тихой лесной поляне. Каталам раздал указания солдатам, забрался на колесо кареты и снял с крыши садок с птицей. Всё время в дороге сирей сидел молча и не подавал признаков беспокойства. Равнодушно принимал куски мяса из рук каждого, кто предлагал, сжирал в мгновение ока и молча ждал ещё. И даже теперь оставался молчалив, когда сотник открыл дверцу, просунул руку и снял с его глаз колпак. — Сирей — ночной хищник, — сказал он. — Но и в светлое время он видит так же хорошо как и ночью. Поэтому незаменим. — Фелимид говорил, они понимают речь? — Именно так, — кивнул Каталам. — И не пуглив к тому же. Так что пора одному из них отправляться домой. — Ты хочешь отправить его в Равенфир? — Не в Равенфир, а в имение примо Фелимида. Как требовали примо Мириам. Прошла декада и нам пора дать о себе знать. Сирей легко найдёт дорогу, ведь он там родился. — Как скоро мы можем ожидать ответа? — Сирей быстр. Мы его накормим, и в дороге у него не будет необходимости охотиться. Думаю, к завтрашнему закату он уже будет дома. А потом, я надеюсь, нам отправят ответ с новостями. — Этот ваш сирей действительно быстр, — присвистнул я. — Как думаешь, с дознавателем и его женой всё хорошо? — Это мы и узнаем, аниран, — сказал сотник. — Хочу верить, что всё в порядке. Иберик помог отцу состряпать послание и прикрепить небольшой футляр к когтистой лапе. Затем кормил птицу вяленым мясом и что-то шептал. Хоть я не расслышал что, смотрел с искренним интересом. Видел, как сирей мигал глазами, издавал странные урчащие звуки и, мне даже показалось, утвердительно кивал головой. Иберик подбросил его вверх и тот быстро растворился в оранжевом небе заката, размахивая большими мощными крыльями. — В добрый путь, — прошептал Каталам. — Разведчики вернулись! — воскликнул кто-то, едва птица скрылась за кронами деревьев. На дороге, по которой весь световой день передвигались мы, показались два всадника. Это были молодые солдаты из десятка Умтара, которым на рассвете Каталам приказал отправиться на несколько лиг назад. Проверить нет ли хвоста. Но мы их ожидали лишь завтра утром. — В чём дело, Авлед? — обеспокоенно спросил сотник, когда рассмотрел прибывших. — Мы видели людей в лесу, — тот спрыгнул с уставшего коня и припал к фляге с водой. — Людей? Что за люди? Храмовники? Где? — Не знаю, сотник, — ответил тот. — Мы прошли почти семь лиг. Видели следы нашей вчерашней стоянки. Выбрались из леса и успели заметить несколько конных, которые скрылись в лесу по ту сторону королевского тракта. — Может, это дозорные? — задал вопрос Умтар. — По тракту часто разъезды разъезжают. — Штандарты заметили? — спросил Каталам. — Нет. Мы даже не рассмотрели сколько их было, — ответил второй солдат. — Два-три. Может больше. — Это были храмовники или нет, я спрашиваю! — нахмурился сотник. — Не могу сказать, — опустил голову Авлед. — Может, они даже не за нами следуют. Бандитская ватага какая… Но мы всё же решили вернуться, чтобы предупредить. Гнали лошадей весь день. Каталам задумался и принялся чесать лоб. — Сотник, лагерь собирать? Отправляемся? — поинтересовался Умтар. — Куда? На ночь глядя? Может, при свете факелов? Тогда мы себя точно выдадим… Нет, остаёмся здесь. Только костры погасите. Огонь разводить небольшой и только в ямках. — Отец, — к Каталаму подошёл Вилибальд. — Судя по карте, к завтрашнему полудню нам придётся пересечь тракт. Может, это действительно дозорные? — Не знаю, сын. Мы не видели ни души в течение декады, хоть и умышленно держали путь вне постоялых дворов и деревень. Никого не видели даже вдали. Так что ночью отдыхайте и отсыпайтесь. А на рассвете ты, Вилибальд, возьмёшь двоих и отправишься вперёд. Ждите нас у опушки, где дорога выводит на тракт, и постарайтесь изучить местность. С каретой мы будем передвигаться медленно и у вас будет время. На душе у меня было неспокойно, когда я укладывался спать. И хоть это был не страх, волнение не уходило. Я долго крутился на подстилке в виде тёплого плаща, но заснуть так и не смог. В итоге, пришлось прибегнуть к проверенному средству — наглотаться наркотического дыма. В этом не было особой необходимости, ведь голоса, вырывающего меня из объятий Морфея, я давно не слышал. Он не напоминал о себе. Просто мне нужно было успокоиться и расслабиться. Ну и самое главное — выспаться. Поэтому утром, когда мы отправились в путь, я чувствовал себя неважнецки. Раздражение к пасмурной погоде, к холодному весеннему ветру, к фыркающим в пути лошадям и чавкающим на ходу людям портило настроение. Мне хотелось кому-нибудь нагрубить и обматерить. Нужен был только повод. Но, к счастью, я знал, в чём побочный эффект дурмана. Потому заперся в карете, закрыл шторы, хмурился и ждал, когда наркотическое похмелье пройдёт. Мы ехали долго. А когда солнце нагрело карету до адской духоты, я не выдержал. Распахнул шторы, открыл дверь и высунулся, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Высунулся я вовремя. Как раз чтобы увидеть опушку, возле которой нас ждали сын Каталама с двумя солдатами. Сотник приказал остановиться и спешиться. Я поспешил к ним. — Мы на месте, — тихо сказал Каталам. — Дальше некоторое время придётся передвигаться по тракту открыто. Я облокотился на ближайшее дерево и внимательно изучал окрестности. Лес заканчивался. Узкая грязная дорога, которая нас сюда вывела, обрывалась. Перед нами простиралось поле с юной травкой, вонзавшееся в широкий, мощёный белым камнем тракт. Справа он терялся за лесополосой, а слева уходил вдаль до самого горизонта. С двух сторон к тракту примыкали пологие склоны, сплошь усеянные пышными кустарниками и деревцами, очень напоминавшими осины. Их плотные толстые стволы ни с чем нельзя было спутать. Не раз и не два в далёком детстве под такими стволами я находил грибы с оранжевыми шляпками. — Пограничный форт отсюда в двух восходах солнца, — к нам подошёл Умтар. — Я когда-то нёс там службу. — Да, я знаю, — кивнул Каталам. — Он возведён на границе земель Равенфира и Обертона. Нам придётся через него пройти. — Но у нас же нет подорожных, отец, — заметил Вилибальд. — Остановят до прояснения. — С нами едет примо Фелимид, — сотник указал на меня. — Королевский дознаватель. Вряд ли там кто-то знает его в лицо… — Фелимид говорил, что он всего две зимы как уехал из столицы, — недовольно пробурчал я, внезапно став «королевским дознавателем». — Конечно его там помнят. — Тогда, аниран, тебе придётся стать каким-нибудь другим примо, — пожал плечами Каталам. — Делать крюк я не намерен. Это полсотни лиг через лес. Мы пойдём напролом. Кто бы там ни был, тебе придётся сделать так, чтобы нас пропустили. Ты можешь быть хоть анираном, хоть благородным примо, хоть королевским сыном. Ведь иначе нам придётся прорываться с боем. Я не выдержал и выругался. Всё же остатки раздражения после наркотического сна ещё не выветрились. — Хорошо, — согласился я. — Я покажу анирана, если придётся. Главное, чтобы не пролилась кровь тех, кто ни в чём не повинен. Хватит такой крови. Если мне не угрожает реальная опасность, я не позволю безнаказанно кого-либо убивать. Понятно?