Я встряхнул головой; всё звучало как-то странно. — Ну а я тут причём? Разве я похож на того, кто хочет стать Богом? Да мне оно на хрен не сдалось! Я вам хочу помочь, балбесы вы неблагодарные! — Не горячись, Иван, — успокаивающе произнёс Фелимид. — Просто знай: церковь Смирения — вернее, святые отцы — ко всем аниранам относятся подозрительно. Куда подозрительнее меня. Святые отцы считают аниранов не просто вредными, а опасными. Теми, кто бросит вызов не только Фласэзу, но и им — его глашатаям. Они боятся этого. Они считают, что ни один аниран не станет милихом. Но обязательно один из них — и есть драксадар. Он погубит наш мир быстрее, чем угаснет жизнь любого из тех, кто носит рясу. Наш мир дотла сгорит перед глазами святых отцов. — А Мириам говорила, что они просто хотят водрузить голову анирана на кол, или торговать его мощами, — растерянно пробормотал я. — Прости, если задел за живое. — Ничего. Её уже нет. Она уже там, откуда может смотреть на нас, улыбаться и не испытывать боли… Послушай меня. Мы скоро прибудем. Чувствуешь? Мы опять движемся. Карета действительно тронулась. Где-то затихли едва слышные крики и скрип тяжёлого засова. Врата, видимо, отворились и теперь колёса кареты катились по деревянному настилу — будто мы ехали по перекидному мосту. Я дёрнулся, было, отдёрнуть шторку, чтобы увидеть всё самому, но Фелимид меня остановил. — Послушай меня, Иван. Послушай моего совета. Даже если ты не доверяешь мне, выслушай и запомни. Не верь никому во дворце. Особенно тем, кто носит мантию и будет тебе улыбаться, едва узрит, кто ты таков. Не верь улыбкам, обещаниям и поклонам. Они будут прощупывать тебя, задавать вопросы, спрашивать обо всём и ни о чём. Но едва ты повернёшься, каждый из них будет готов нанести удар. Для них важна лишь власть и безмятежная жизнь. Они будут готовы предложить тебе разделить её с ними, если ты пообещаешь ничего не менять. Но если ты тот, кто я надеюсь — ты выберешь верный путь и станешь тем, кем уже считает тебя Каталам. Не дай себя прельстить и спаси наш мир! Несмотря на полутьму, я хорошо видел лицо Фелимида. Он говорит страстно, говорил горячо. Наверняка он хорошо знал то, чего я не знал вообще. И предупреждал меня, чтобы я был готов ко всему. Чтобы слушал, внимал. Но никому не верил и делал правильные выводы. Но, несмотря на эту страсть, я почувствовал, что стал относиться к нему с опаской. Что он всё такой же скрытный и не до конца честный, каким пытался казаться. И хоть он клялся, что всегда будет за мной следовать, что всегда придёт на помощь и выручит, я стал в этом сомневаться. Я даже стал сомневаться, действительно ли были те пытки, которые отразились на его лице. Или, может быть, здесь что-то другое? Я ведь не знаю ничего. Только с его слов. Возможно игра, которую он ведёт, куда сложнее. По крайней мере, безгранично доверять Фелимиду отныне я никогда не смогу. Наверное, потребуется много времени, чтобы что-то изменилось. Но выслушать и прислушаться к его советам мне по силам. — Знаешь что, Фелимид? — всё же решился я, всё же принял очень важное решение. — Ты изначально зря во мне сомневался. Зря прощупывал. Как только я понял, кто я и зачем здесь, в моей голове прочно засела лишь одна мысль — спасение. Ваше спасение. И самое главное: я уже сделал первый шаг на пути к этому. Ради того, чтобы попытаться во всём разобраться, я оставил милую девушку. Милую девушку, которой удалось зачать от меня дитя… Да, Фелимид, это так, — я горько усмехнулся, рассматривая офигевшую рыжую морду. — Несмотря на то, что ваши женщины перестали рожать, а мир обречён, я смог это сделать. Мы с ней смогли это сделать. Мы вместе посеяли зерно новой жизни… Но всё же, когда я оказался перед лицом чудовищно трудного выбора, я сделал его. Мне пришлось бросить на произвол судьбы полюбившуюся мне девушку, чтобы понять, что надо делать дальше. Чтобы во всём разобраться. И вот я здесь. Перед самым входом туда, где надеюсь получить окончательные ответы на все вопросы. И всё это я делаю лишь с одной целью — излечить ваш мир. Я хочу помочь вам, потому что точно знаю, что могу это сделать… А ты, веришь в меня или не веришь, поможешь или не поможешь, вонзишь кинжал в спину или нет, должен знать лишь одно — я обязательно докопаюсь до истины. Пойму, что я должен делать и сделаю это. Чего бы мне это не стоило. Как бы долго мне не пришлось следовать этому пути, я обязательно пройду его до конца. Фелимид молча выслушал мою не менее горячую речь. Молчал какое-то время, а затем попробовал изобразить поклон в тесной карете. — Если это правда, то я прошу прощения, что сомневался в тебе, аниран. Если ты смог сделать то, что не может сделать ни один мужчина вот уже в течение тринадцати зим, я смирено жду твоего наказания за то, что возомнил себя большим, чем я есть. Я всего лишь твой слуга. — Оставь, Фелимид, — недовольно поморщился я. — Прекрати. Не надо так унижаться. Просто знай, что я способен на многое. Поддерживай меня и больше не испытывай. Не смотри со стороны, не присматривайся. А давай толковые советы, ведь я в вашем мире новичок. Здесь ты ориентируешься куда лучше меня. Что бы не происходило дальше, от тебя теперь я желаю слышать лишь правду. Всегда и обо всём. Фелимид выслушал меня и утвердительно кивнул: — Отныне всегда! Я немножко успокоился. Лёгкое негодование отступило. Я вновь взял бурдюк и выпил воды. Желудок утробно заурчал, требуя скорее загрузить его энергией. — Теперь оставь меня, Фелимид, — попросил я. — Мне надо поразмышлять, пока есть время. Я должен подумать на счёт тебя и своего поведения в будущем. Фелимид кивнул. Потянулся рукой к дверце и приоткрыл её. Затем, перед тем, как выскочить прямо на ходу, обернулся и прошептал: — Дитя анирана? Весть о нём вдохновила бы многих… И многих бы испугала… Он спрыгнул с подножки и закрыл дверцу. А я немного приоткрыл шторку, рассматривал незнакомый город и думал над его словами. Фелимид действительно прав: новость о том, что впервые за много зим в этом мире зародилась новая жизнь, многих бы повергла в шок. Многих бы порадовала и действительно дала бы народу надежду на то, что исцеление возможно. Доказала бы, что анираны здесь именно для этого. Но сообщать всем и каждому об этом, я не собирался. Могу поведать лишь тем, кому уже доверяю, или тем, чьё доверие мне необходимо заслужить. Как я поступил с солдатами, некоторые из которых, в итоге, отдали за меня свою жизнь. Поэтому рот пока надо держать на замке. Смотреть и присматриваться. И молчать. Кто бы не поджидал меня за этими высокими стенами, сначала я должен к ним присмотреться. И лишь потом раскрывать рот. Не поступать, как я поступил с Фелимидом. Не болтать по-дружески. А следить за словами и тщательно выстраивать диалог. Теперь я не буду подходить к каждому из местных дикарей с открытой душой. Теперь я сначала получу от них информацию, высосу досуха, и только затем решу, стоит ли откровенничать в ответ. Глава 22 Добро пожаловать в столицу Я вновь глубоко погрузился в мысли и прекратил обращать внимание на то, что происходит в округе. Рассеянно смотрел из окна и вряд ли что-то видел. Но испуганный женский крик вырвал меня из дебрей задумчивости. Линию ворот мы пересекли через ряды то ли почётного караула, то ли через ряды слишком большого количества стражи. Я даже успел заметить помятые металлические доспехи на последних солдатах из рядов. Ехали дальше по грунтовой дороге меж добротными каменными домами. Улица была широка, кое-где из окон домов выглядывали заинтересованные мордашки. Где-то был слышен стук топора или молота. Но оживлённый человеческий поток, который я видел на въезде в Равенфир, отсутствовал. Ни дети не бегали, ни торговцы не торговали, ни женщины не сновали с лукошками, ни ремесленники не собирались в болтливый кружок. Казалось, все попрятались по своим конурам. Но услышав женский крик, я сразу понял направление, откуда он идёт. Взгляд метнулся и выхватил из дальней подворотни трёх крепких мужиков, которые прижали женщину к стене и остервенело рвали на ней одежды. Я не рассмотрел её лица, не смог понять возраст. Я лишь увидел, как один из мужиков размахнулся и врезал ей кулаком. Женщина хоть и не потеряла сознание, но быстро поняла, что сопротивление бесполезно — она затихла так же быстро, как и её крик. Я собрался, было, отворить дверь и выскочить, чтобы каждому из тех троих по очереди с носка засадить по яйцам. Но дверь перехватил Бертрам. Он свесился с коня и придержал её рукой. — Движемся дальше, — из-под забрала голос звучал глухо. — Здесь королевской власти нет. Здесь правят другие. Нам нельзя останавливаться. — Дайте мне немного времени, — попробовал я возмутиться, собираясь расправиться с той тройкой за пару минут. Но затем услышал торопливые шаги. Чуть отклонился, чтобы успеть зафиксировать происходящее, и заметил, что к тройке спешит толпа мужчин. Не воинов, не солдат. А самых обычных мужчин. Не высоких, не статных. Будто обычные жители города спешили туда, где свершается несправедливость. И мне так показалось именно потому, что в руках каждого из них я увидел орудия. Не орудия труда, а орудия убийства. — Опасней лишь за чертой города, — ответил на незаданный вопрос Бертрам, когда подворотня скрылась из глаз и раздались грозные крики вперемешку со звуками борьбы. — Даже мы там не ходим в одиночку. Нападут толпой и разденут до нага. А то и убьют… Я ничего не сказал и скрылся в карете. Хоть кулаки сжались сами по себе, я понимал, что вычищать Авгиевы конюшни ещё не пора. Время придёт, конечно. Но сначала надо достичь куда более важной цели — заручиться поддержкой короля. Всю дорогу я сидел в карете один одинёшенек, размышлял и украдкой смотрел из окна. Наблюдал за повсеместным упадком и разрухой. Видел лица испуганных и недовольных жителей, покуда мы большой колонной подъезжали к внутренней стене города. Я немного ошибся, когда представлял себе, как выглядит город. Услышав от Каталама про «внешнюю» и «внутреннюю» стены, я предположил, что Обертон похож на город, окружённый двумя кольцами. Кольцами в виде каменных стен. Но всё было не совсем так. На самом деле к городу примыкало огромное озеро, которое питало широкий ров. Как и ров, город защищала каменная стена. Внешняя стена. Внутренняя же стена окружала лишь часть города. Ту часть, которая прижималась к внешней стене и где возвышался королевский дворец. Он был возведён на невысоком холме и виден с моей укромной наблюдательной позиции. Сплошь выстроенный из камня, он вырастал словно огромный укреплённый замок богатого лорда и сливался в единое целое с огромной каменной стеной. По мере приближения рядовые горожане стали попадаться всё реже. Стали попадаться совсем нерядовые; всё чаще мы замечали мужчин в кожаных и металлических доспехах, мужчин на откормленных лошадях, лица которых были скрыты забралами шлемов. Кое-где на нашу процессию подозрительно косились тщедушные старички в белых рясах, которых сопровождали крепкие мужики в таких же рясах с треугольными красными знаками на груди. Стали даже попадаться люди, коих я сразу принял за зажиточных горожан. Их одежды, их осанка, их поведение с не такими, как они, выдавало их полностью. А когда я мельком услышал раболепное: «Чего изволят примо?», сомнения рассеялись окончательно. У врат внутренней стены нас долго не мурыжили. Мне даже показалось, что нас ждали. Бертрам быстро о чём-то перетёр с командиром стражи и нас пропустили, с интересом поглядывая на карету и предполагая, кто бы мог прятаться внутри той кареты. Дальше, мне показалось, мы попали в другой мир. За вратами стены вырастали начинающие цвести сады и правильные ограды из возделанных кустов. Вымощенная камнем дорога разошлась перекрёстком. Одна дорога прямиком выводила к огромному замку, а две другие терялись по правую и левую руку. Что находилось справа, я не увидел, но слева вдоль стены были возведены казармы. Как я понял, казармы королевской стражи. По этой дороге парами неторопливо курсировали закованные в знакомые пластинчатые доспехи наездники. Проходившие мимо хорошо одетые пешеходы, кланялись таким наездникам и отходили в сторону, пропуская. Вдоль рядов аккуратно подстриженных кустов сновали работники. Кто-то даже тащил деревянную лесенку, ставил у дерева и лез подстригать ветки. На полпути к королевскому дворцу радовал глаз тихой гладью красивый пруд с несколькими фонтанами и птицами, без страха бороздящими просторы этой тихой глади. По периметру пруда располагались деревянные беседки и бесчисленное множество обычных скамеек. В самой большой беседке, заставив мои глаза чуть ли не выпасть из глазниц, репетировал самый натуральный оркестр. Я не был большим специалистом в этом деле, а потому смог разобрать лишь несколько ударных и струнных музыкальных инструментов. Услышал звук флейты или нечто похожее. А когда мы уже проехали мимо, не удержался и высунулся из окна, чтобы застать момент исполнения какой-нибудь мелодии. Я не увидел дирижёра, но когда кто-то дал отмашку, оркестр заиграл. Заиграл сплочённо и вполне профессионально. Оркестр играл какой-то бравурный марш, под который хотелось идти строем по плацу и отдавать честь бравому фельдмаршалу. — Мать честная, — схватившись за голову, пробормотал я, когда укрылся в карете. — Какие, на хрен, оркестры? Народ вымирает… Зимой зерно у крестьян конфискуют… А тут стригут кусты и оркестры играют. Обалдеть. Перед тем, как припарковаться у ступенек с дюжиной гессеров в охране, наша процессия совершила почётный полукруг вокруг шикарного фонтана. Огромного фонтана, являвшего собой чудо архитектурной мысли. Он представлял из себя счастливых маленьких детишек, которые лазали по ветвистому дереву, как бы играя друг с другом в прятки. Лица детей озаряли улыбки, а из каждой ветки декоративного дерева била тоненькая струйка воды. И таких струек были десятки. — Вот это да, — вполне искренне восхитился я. Ничего подобного я не видел даже в своём мире. Куда более совершенном, чем этот. Карета остановилась. Но я не спешил выходить. Выглянул и быстро осмотрелся. — Здесь безопасно, — Бертрам первым слез с лошади и отворил дверь. Рядом с ним спешились Каталам и Иберик. По короткому движению, я понял, что дверь собирался открыть именно Иберик. Но Бертрам опередил его. Я вышел, чувствуя себя настоящим примо. Не потому, что все раболепно склонились передо мной. А потому, что первое, что бросилось мне в глаза — это не стены и башни из крепкого камня, а удивлённые и перепуганные лица тех гессеров, что стояли на страже перед вратами. Отварив «варежки», они пялились на меня, будто точно знали, кто должен пожаловать ко двору. И желали увидеть подтверждение. Предательский желудок и естественные процессы, связанные с ним, едва не поставили меня в неловкое положение. Но мне всё же удалось сдержать себя и не испортить торжественность момента. — Неплохо бы подкрепиться, — чувствовал я себя немного неловко. Мне бы с открытым ртом пялиться по сторонам, изучая ландшафты, а я думал лишь о том, что сейчас сожрал бы мамонта. — Это непременно случится в скором времени, — пообещал Бертрам. — Пока же нам приказано… Врата замка отворились нараспашку, будто их кто-то с силой пихнул ногой изнутри. Стуча башмаками по каменному полу, к нам спешил комитет по встрече. Многолюдную процессию возглавлял высокий седобородый мужчина солидного возраста. Одет, правда, он был весьма противоречиво, я бы сказал. Я даже сдержал себя с трудом, чтобы не засмеяться. Эдакий звездочёт из старых детских сказок. Странный голубоватый колпак на седой головушке. Такого же цвета просторный кафтан. И широкие рукава, в которых мог бы поместиться футбольный мяч. В сопровождении ещё двоих седовласых мужчин «звездочёт» торопливо шёл впереди, прижимая рукава к худой груди. А чуть позади держалась «десятка» гессеров. Он ловко спустился по каменным ступенькам. Очень ловко для его возраста. И принялся бегло осматривать прибывших гостей. — Кто из вас? Кто из вас ОН? — спросил он взволнованным голосом. «Звездочёт» не носил золотой короны на голове и щеголял в одеждах, в которых вряд ли бы щеголял настоящий монарх. Поэтому, видимо, никто не упал перед ним на колени. Но я воспользовался короткой возможностью и с интересом изучил лицо незнакомого старичка. Хотя вряд ли его можно было назвать старичком. Выглядел он вполне неплохо для своих лет. Несмотря на седые волосы и седую, аккуратно подстриженную бороду, передвигался он вполне уверенно и ничуть не запыхался, спускаясь по ступенькам. Морщины присутствовали на его голубоглазом лице, но умеренные. Они не делали его лицо похожим на лицо курильщика с многолетним стажем. Они придавали ему солидности. Длинный острый нос следовал за взглядом и оказывался направленным на каждого, за кем следили глаза. А длинные пальцы рук напряжённо переплелись у паха и едва заметно постукивали друг о друга, выдавая волнение. Первым, как самый осведомлённый, уважительно склонил голову Бертрам. Он повернулся ко мне и указал рукой на «звездочёта». — Это — магистр Анумор, — представил его Бертрам. — Первейший мудрец Астризии и главный советник Его Величества. Примеру Бертрама склонить голову последовали другие. И гессеры, и Каталам с сыновьями, и Умтар, и даже Фелимид. Возможно, они точно знали, кто это такой. В их глазах он выглядел чем-то большим, чем в моих. Я же лишь слышал о нём. Мельком слышал. Поэтому, вместо уважительного поклона, принялся бестактно рассматривать, и всё же не удержался от улыбки, когда ещё раз прошёлся взглядом по фигуре в смешных одеждах. — Значит, это ты, — уверенно констатировал магистр, быстро сделав правильные выводы. — Всё же это правда? — Да, это правда, — осторожно признался я. — Меня зовут Иван. И я действительно аниран. — Странное имя для наших мест, — хмыкнул тот, а затем добавил, так и не потребовав демонстрации доказательств. — Ладно, не будем затягивать. Его Величество король Анфудан Третий и Её Величество королева Исида с нетерпением ждут тебя. И нам нельзя заставлять их ждать больше, чем возможно. Давай поспешим? — он сделал приглашающий жест рукой. В местном этикете я не разбирался совершенно. Я не знал, как положено себя вести при первой встрече с королевскими персонами. Хоть я не благоговел перед титулом местного монарха, всё же испытывал определённую долю волнения. Не только потому, что мне была необходима его протекция. Не только потому, что я обязан произвести хорошее впечатление. А потому, что очень боялся, что король превратился в жалкое подобие героя рассказов Каталама и возмущённых жителей деревень. Я боялся, что он действительно стал марионеткой в руках церковных деятелей. Что сломался окончательно и теперь озабочен лишь оркестрами, да тем, красиво ли пострижены кусты у пруда. — Королевский распорядитель займётся остальными, — магистр Анумор поёрзал ножками, скрытыми подолом кафтана, и дважды нетерпеливо щёлкнул длинными пальцами. Так, будто лакея поторапливал. — Идём скорее, аниран. Щёлканье мне не понравилось от слова «совсем». Но здесь демонстрировать гонор я не посмел. Впереди меня ждёт самое важное знакомство в моей новой жизни. Поэтому я прикусил эго и пошёл следом за шустрым «звездочётом». Успел заметить, как дёрнулся, было, Иберик, чтобы сопроводить меня. Но ему не дали: гессеры молча преградили дорогу и не стали ничего объяснять. За всё то время, что я шёл следом за магистром через залы и коридоры, он ни разу не обернулся, ни разу ничего не спросил. Я следовал в его фарватере и просто смотрел по сторонам. Потому что тут было на что посмотреть.