До конца урока мы успели сделать из длинной и широкой юбки-годе стильную легкую юбочку с игривыми воланами. И, клянусь, я лично надеру Сметаниной уши, если снова увижу, как она надевает юбку на спортивные штаны! Мы как раз закончили обсуждать, кто какое старье принесет на переделку, когда прозвенел звонок. Девочки попрощались со мной и двинулись к выходу. Я же, подхватив журнал, направилась в учительскую. Внутри неприятно подергивало, и я связала это волнение с тем, что при последней встрече с преподавателями я танцевала медляк с Николаем и, возможно, позволила этому всему выглядеть слишком романтично. Что скажут мне коллеги? Анжела Викторовна, которая явно положила глаз на физрука, наверное, и вовсе прижмет меня к стеночке всем своим авторитетом. А сам Николай Николаевич? Наш последний разговор был чересчур эмоциональным. Конечно, я понимала, что нравлюсь ему, но не думала, что он окажется таким настойчивым. Таким страстным в своем стремлении получить желаемое. И как же от него избавиться? Лишние эмоции мне сейчас ни к чему. — Всем привет, — произнесла я, входя в учительскую, где, кроме меня, уже сидела Анжела и англичанка Ольга. — Доброе утро, — отозвалась Оля. Анжела подняла на меня хмурый взгляд и молча отвернулась. Все понятно — обиделась! И пусть. Это не мое дело. Муромцев сам ко мне лезет. — Я так больше не могу! — с возмущением в кабинет влетела математичка Берта Андреевна — с ней я познакомилась на праздновании дня учителя. — Девятый «бэ»? — понимающе уточнила Ольга, и уже пожилая математичка кивнула. — Когда вернется Николай? Девятому «бэ» нужна физкультура перед моим уроком. Там они хоть немного сбрасывают свою дурь! — Берта Андреевна присела на диванчик и стала обмахивать себя классным журналом. — А где Николай Николаевич? — вырвалось у меня, и я тут же прикусила язык, ругая себя за излишнее любопытство. — На больничном уже целую неделю, — пояснила Ольга, — Нам всем не хватает его уроков физкультуры. Детям нужно сбрасывать энергию. — А что с ним? — спросила я, присаживаясь рядом с Бертой Андреевной. — Пневмония, милочка, — буркнула Анжела, наводя на меня испепеляющий взгляд. Ну конечно, она считает меня виноватой, ведь это я ехала домой на велосипеде в теплой толстовке, пока Коля плелся рядом в одной футболке и активно делал вид, что непогода ему нипочем. Хотя, надо признаться, и во мне самой пробудилось чувство вины и даже сожаление. Николай поплатился за то, что пытался быть джентльменом. Я вспомнила, как он схватил меня за руку, и его кожа показалась мне необычайно горячей. Видимо, уже тогда его начало лихорадить. Хватит! Совесть, заткнись! Он сам виноват. Никто не заставлял его провожать меня. Я прекрасно справилась бы и сама. И сама сейчас лежала бы в больнице с воспалением легких. — Он в больнице? — спросила я, уговаривая себя не совершать глупости и не идти к нему. — Вчера выписали, — ответила Ольга, отвлекаясь от бумаг. — Знаете, девочки, надо как-то его порадовать, — встряла Берта Андреевна, — Супчик сварить или пирожков настряпать. Чтобы быстрее возвращался. А то, ей Богу, девятый «бэ» нас всех со свету сживет! — Давайте адрес, я зайду. Все равно у меня нет уроков, — ляпнула я и сразу пожалела о своих словах. Я что, в самом деле решила пойти в гости к физруку? Чтобы навестить его? Чтобы еще раз доказать самой себе, как мне плевать на него? * * * Чувствую себя полнейшей дурой. Стою у запертой двери, в руках целлофановый пакет с пирожками из местного магазинчика, который попался мне на пути к дому Николая Николаевича. Раз десять я уже поднимала руку, чтобы постучать или позвонить в звонок, но, не решившись, опускала снова. Будто мне нужно было чуть больше времени, чтобы отрепетировать, что я скажу болеющему физруку. Или больше времени на то, чтобы спрятать поглубже рвущееся наружу волнение. И больше времени на то, чтобы с щек сошел румянец. И почему я вообще волнуюсь, как девчонка? Никогда такого не испытывала с Антоном. С ним всегда было легко и просто. Никаких сомнений. А сейчас сердце внутри трепещет, и все тело потряхивает от страха, что я поступаю неправильно. Делаю шаг в бездну, которая меня поглотит. Можно подумать, физрук схватит меня в охапку и никогда не выпустит из квартиры. От одной этой мысли я не сдержалась и нервно хихикнула. Внезапно тишину на лестничной площадке прервал звук открывающегося замка. Невольно я отскочила подальше от двери, но уже спустя мгновение расслабилась, поняв, что открывается соседская дверь. И вовсе это не очаровательный физрук. Из-за двери показалась невысокая круглощекая женщина лет шестидесяти. Она выставила за порог пакет с мусором и, вставив в скважину ключ, заперла дверь. Обернувшись, она наконец заметила меня у лестницы и дернулась от неожиданности. — Ой, напугали! — отмахнулась она, — У меня же сердце. Нельзя так подкрадываться. — Я не подкрадывалась, — оправдалась я, — Я пришла к коллеге. Я кивнула на дверь, за которой, возможно, уже стоит Николай и посмеивается, наблюдая за мной в глазок. — К Коленьке, что ли? — губы женщины растянулись в улыбке, — Давненько к нему девочки не ходили. Я сморщила нос и поспешила откреститься от слащавых домыслов: — Я не его девочка. Мы просто вместе работаем. Желая скорее спрятаться от любопытной соседки, я собралась с духом и постучала в дверь. — Ты, красавица, не шуми напрасно. Коленька ушел еще с час назад, — предупредила соседка, спускаясь по лестнице. — Как ушел? — пробубнила я себе под нос. Растерянность постепенно сменялась растущим негодованием. Пробурчав невинное ругательство, я собралась пнуть дверь физрука носком обуви, но вовремя одернула себя и, полюбовавшись своими кожаными ботильонами, направилась вниз по лестнице. Теперь важно как можно скорее убраться из этого района, чтобы не столкнуться с Колей где-то на улице. Что я ему скажу? Что гуляла по городу с пирожками в пакете? Не стану же я признаваться, что полчаса стояла под его дверью, собираясь с мыслями. И что я стану делать, когда… Задумавшись, я совершенно не заметила, как кто-то пошел в подъезд и начал стремительно подниматься навстречу мне. И мы спокойно разошлись бы с этим человеком, вжавшись каждый в свою сторону узкой лестницы, если бы он не был в наушниках и не двигался бы так быстро. Но все случилось, как случилось, и я не заметила, как врезалась в грудь молодого человека и от неожиданности, чтобы не потерять равновесие, вцепилась руками в его плечи. — Надя? — удивленно спросил Коля прямо над моим ухом. Его руки осторожно легли на мою талию, помогая моему телу найти устойчивое положение. Я медленно подняла глаза на физрука и пересохшими от волнения губами произнесла: — Привет. Ругая себя за то, что продолжаю держаться за плечи молодого человека, я только помышляла о том, чтобы оттолкнуть его и отойти подальше, но была в прикосновениях Муромцева какая-то особая магия, которая разрушала связь между моим телом и мозгом. И потому я продолжала, как кукла, висеть на плечах физрука — такого высокого, сильного, довольно улыбающегося и совершенно не больного. Не больного! — А ты где вообще был? — я выпуталась из крепкой хватки парня и поднялась на пару ступеней выше, чтобы иметь возможность смотреть на него свысока. — Бегал, — честно признался Коля, стягивая с головы рыжую шапочку. — Ну конечно, чем еще заняться физруку, — язвительно пробормотала я. — Я-то думала, ты валяешься в постели! На губах Коли засияла еще более широкая улыбка, чем обычно. Слегка опустив лицо, он глянул на меня хитрым взглядом: — Хотела застать меня в постели? — Что за пошлые шутки? — вскинулась я, размахивая пакетом с пирожками, — Какое ребячество! И безответственность! Как можно бегать с пневмонией⁈ Коля рассмеялся и, протиснувшись намеренно близко ко мне, пошел вверх по лестнице. — У меня была обычная простуда, — донеслось сверху, — Идем пить чай с твоими пирогами. Я закатила глаза, но все же последовала за парнем. Меня раздирало на два противоборствующих лагеря: одна моя половина хотела отчитать расслабленного и слишком уж счастливого физрука и красиво уйти, бросив на прощание пирожки. Другая половина, как привязанная, тянулась за парнем и сгорала от желания посмотреть, как он живет. Что, если у него в квартире стены такие же яркие, как толстовки? И, может, целый зверинец, ведь такие люди, как Коля, явно сходят с ума по милым кошачье-собачьим мордочкам. Но квартира, в которой я оказалась, не оправдала моих ожиданий. В прихожей были поклеены обычные светлые обои с незатейливым цветочным узором. Одна комната прямо напротив входа оказалась раскрыта, и, прежде чем Коля успел ее закрыть, я увидела заправленную кровать, письменный стол, медальки на стене и пару разборных гантелей, аккуратно уложенных на коврике у стены. В квартире была еще одна комната, но дверь в нее была заперта. Коля помог мне снять пальто и кивнул в сторону ванной. — Руки можешь помыть здесь. Полотенце чистое, не переживай, — парень усмехнулся и, проследив, что я зашла в ванну, зашел буквально на пару секунд в запертую комнату, осмотрелся и вышел, снова закрыв двери. Я же заперлась в аккуратной чистенькой ванной и, включив воду, зависла над раковиной. Что я здесь делаю? Мне всего-то нужно было увидеть Колю, убедиться, что он не так сильно пострадал от того дождя и уйти со спокойной совестью. Оставаться на чай совершенно не обязательно. Когда с кухни послышался свист чайника, я вынырнула из размышлений и, поспешно помыв руки, вышла из ванной. На маленькой хрущевской кухне уже пахло свежезаваренным чаем с примесью благоухающих трав. Коля смерил меня долгим взглядом и тихо произнес: — Я даже немного напугался, что ты решила принять душ. Парень выглядел смущенным, и мне вдруг захотелось рассмеяться этой глупой шутке. — Ты единственный, кому тут действительно нужен душ, — сдерживая улыбку, ответила я. — Ах, прости, — спохватился Коля, — Это все пробежка. Я сейчас быстро сполоснусь, а ты пока разлей чай по чашкам. Муромцев достал из шкафчика две белые чашечки, украшенные цветочным узором. Я ухмыльнулась сама себе, предположив, что ради меня он достал посуду из семейного сервиза.