— Ну что вы такое говорите! Конечно, Стася и Славик останутся со мной. Езжайте с Богом, — благословила она, и уже через полчаса мы выезжали из деревни в направлении Булкина. И только тогда я поняла, как спокойно мне стало внутри от того, что я возвращаюсь в город, который страстно ненавидела каких-то четыре месяца назад. * * * — Люба, Софа пережила то же, что ты переживаешь сейчас, — я погладила девочку по голове. Мы просидели в тесном объятии уже минут двадцать, пока Люба просто плакала. Софа пила кофе на кухне, а Паша прилег отдохнуть после долгой дороги. — Позволь ей поговорить с тобой, — попросила я. Еще в машине я рассказала сестре, в какой ситуации оказалась моя ученица. Я с радостью поговорила бы с девочкой сама, но, боюсь, я просто не смогу понять всего, что происходит в ее душе, а Софа знает это не понаслышке и как никто другой сможет помочь Любочке. — Хорошо, — девочка сдалась и отпустила меня. — А я поговорю с твоей мамой, ладно? — я вопросительно глянула на нее, и та неуверенно кивнула. Я оставила Софу и Любу наедине, а сама направилась к Любе домой. Искать ее маму долго не пришлось — та сидела на скамейке у подъезда и плакала, то и дело утирая слезы шапкой. — Елизавета Александровна? — уточнила я, хотя сомнений быть не могло — Люба была очень похожа на маму. — Да, — она удивленно посмотрела на меня, и тут же в ее глазах мелькнул страх. Она искала дочь и боялась, что я могла принести плохие новости. — Все хорошо, Люба в безопасности, — сразу заверила я, и женщина облегченно выдохнула, — Я ее преподаватель труда. Наверное, вы видели меня на показе. Елизавета Александровна кивнула и поднялась, чтобы быть поближе ко мне. — Где моя дочь? — нетерпеливо спросила она. — Она у меня дома. Я хочу поговорить с вами. О том, что случилось. Женщина снова кивнула и, сделав глубокий вдох, пригласила меня подняться в квартиру. Я не заметила, сколько времени мы провели за разговором, но чайник успел пару раз вскипятить воду для чая, который разбавлял слезы и важные для этой маленькой семьи слова. — Будьте рядом с ней. Говорите, что любите. Это все, что ей нужно сейчас. Это будет нужно ей всегда, — от всего сердца посоветовала я, прекрасно понимая, что и мне самой всегда не хватало маминой любви. Не потому что ее было мало, а потому что мама никогда не выражала ее доступными способами. В наших отношениях не было объятий, не было слов любви, не было долгих доверительных бесед, а ведь это — именно то, что нужно каждой маме и ее дочке. И я буду счастлива, если здесь и сейчас это все появится в жизни Любы и ее мамы, а потом и девочки, которая родится в начале мая. Когда я привела Елизавету Александровну к Любе, плакали все, за исключением Паши, который мирно спал в закрытой комнате и не принимал участия в женском марафоне любви, слез и прощения. Иначе прослезился бы и он, это уж точно! — Спасибо вам, — Люба обняла меня на прощание, и я, растрогавшись, чмокнула ее темноволосую макушку. — Люба, не знаешь, как у Веры дела? Ученица открыто улыбнулась и показала мне класс большим пальцем. — Они с бабушкой получили квартиру в новой части города, но Верка все равно в нашу школу будет ходить. — Отлично! Значит, все получилось! — от восторга, которым полнилась душа, снова захотелось плакать, но я сдержалась. — Вы не останетесь, да? Девочка подняла на меня невероятной красоты зеленые глаза, и я печально улыбнулась ей. — Нет, я уеду вечером, — заметив, как Люба расстроилась, я снова обняла ее покрепче, не смея задать вопрос, мучающий меня с самого возвращения в Булкин. Словно читая мои мысли, девочка ухмыльнулась и сказала все сама: — У нас новый физрук, кстати, — словно невзначай заметила она. — Что? А где Николай Николаевич? — сердце всколыхнулось, и это было видно даже Софе, которая стояла в стороне. — Я его не видела, но, говорят, он всерьез займется спортивной школой. Я не сдержала улыбки от одной мысли о Коле и его спортивном зале в здании городского бассейна. Маленькими шагами он идет к своей мечте, и у него тоже все получится. Люба и ее мама, держась за руки, отправились в женскую консультацию. Паша и Софа попрощались со мной и двинулись в обратный путь. Я купила билет на вечерний поезд до Москвы, и у меня оставалось время, чтобы сделать важное дело — извиниться перед Колей. Набрать его номер я не решилась, потому пошла прямиком к бассейну в парке, но там мне сказали, что зал для единоборств там так и не открылся. Тогда я, озадаченная, решила поехать к нему домой, и, каково же было мое удивление, когда там я наткнулась на молодую семейную пару, разбирающую коробки с вещами в квартире, куда еще совсем недавно я приносила пирожки болеющему физруку. — Мы купили квартиру неделю назад, — сказала девушка, пока я ее муж таскал коробки из машины. — Не знаете, где прежний хозяин? — спросила я, на что новая владелица квартиры лишь развела руками. В полной растерянности я встала посреди улицы. Мороз щипал кожу, и я спрятала руки в карманы. Наткнувшись на прохладный металл, я удивилась. В кармане шубы лежали ключи от помещения, которое Коля снял для моей мастерской. Не думая ни минуты, я поймала такси и направилась туда. Машина оставила меня во дворе двухэтажного исторического здания. Другая сторона и центральный подъезд выходили на Купеческую улицу, но я вошла через черный вход. Поднялась по лестнице и отперла ключом тяжелую дверь, искренне надеясь найти Колю здесь. Только его, конечно, в помещении не оказалось. Зато само помещение превзошло все мои ожидания. Мансардный этаж, скошенный потолок с деревянными балками, светлый паркет и панорамные окна, выходящие прямо на дворец спорта. Я рассмеялась сквозь слезы. Коля все рассчитал. В самых дерзких мечтах мы могли заниматься каждый своей мечтой и оставаться на расстоянии одного взгляда в окно. Я села прямо на пол и уставилась на дворец спорта, представляя, как Коля выходит из здания и машет мне рукой. Потом он кивает на кафе неподалеку, и я, принимая его приглашение, закрываю свою мастерскую и спешу на обед с любимым мужчиной. Лето. Солнце ласково припекает плечи, пока мы сидим на открытой веранде. Коля рассказывает о намерении устроить турнир по самбо в честь своего отца, а я улыбаюсь, глядя на стильную вывеску моей мастерской. Я настолько увлеклась мечтами, что не заметила, как из кальянной, расположенной в прежнем здании дворца спорта, вышла знакомая фигура. Увы, это был не Коля, а всего лишь трудовик Вася, но и его хватило, чтобы я вскочила с пола и, наспех заперев помещение, понеслась его догонять. К счастью, Василий никуда не ушел. Он стоял у газели и давал распоряжение грузчикам, таскающим строительные материалы из машины в здание. — Вася! — воскликнула я, налетая на него сзади. Никогда бы не подумала, что буду так ему рада. — Надежда Львовна? — трудовик заметно удивился, — Ты что тут делаешь? — Где Коля? Мне нужно с ним поговорить, — протараторила я, не успев восстановить дыхание. — В лицее, — парень кивнул в ту сторону, где находился злополучный лицей. — Что? Коля ушел в лицей? — видимо, на моем лице отобразился такой ужас, что Вася замахал руками. — Нет-нет! Там соревнования, Никой Николаич судит, — пояснил Вася, и я, облегченно выдохнув, уже собралась в сторону лицея, но вдруг остановилась и, ткнув пальцем в доски, торчащие из газели, спросила: — А что это тут происходит? — Ремонт, — коротко ответил Вася, помахав передо мной какой-то бумажкой. — В кальянной? — не поняла я. Вася громко рассмеялся, поправляя шапку. — Нет больше кальянной, — объяснил он, — Как ты уехала, Колян так разозлился. Пошел в администрацию, и, уж не знаю, как он там морды бил, но при помощи муниципалитета ему удалось вернуть зданию статус Дворца Спорта. Ну и квартиру пришлось продать, чтобы выкупить ту часть, которую продали хозяину кальянной. — Подожди, — я опешила, — Хочешь сказать, что это здание теперь Колино? — Ну не полностью, но первый этаж с залами для единоборств точно, — Вася усмехнулся, — А наверху с помощью спонсоров тренажерку сделают. Преисполненная радости, я заключила Васю в объятия и даже запрыгала так, что трудовик, не удержавшись, попрыгал со мной вместе. — Вася! Волшебные новости! Спасибо! Смеясь, он махнул мне на прощание, а я уже спешила к лицею. На входе оказался тот самый охранник Эдуард. Ничего не спрашивая, он коротко кивнул мне и раскрыл турникет, а я схватила его за руку и, глядя прямо в глаза, отчеканила: — Обидишь Олечку Александровну — я тебя сломаю! — пригрозила я, — И не посмотрю, что ты такой большой. Мужчина удивленно округлил глаза и активно замотал головой, словно убеждая меня в том, что и пальцем мою англичанку не обидит. — Где соревнования проходят? — спросила я, все еще впиваясь ногтями в руку охранника. — В зале, — он ткнул свободной рукой в сторону спортзала, и я его отпустила. Чем ближе я подходила к залу, тем сильнее слышались крики трибун. В просторном помещении оказалось на удивление многолюдно, и, чтобы хоть что-то увидеть, мне пришлось подняться по лестнице на трибуны. Оказавшись наверху, я увидела четыре огромных мата, на которых параллельно проходили соревнования сразу в нескольких категориях. На центральном мате, где боролись два уже достаточно взрослых парня, я увидела Колю. Он стоял у кромки мата, скрестив руки, и не сводя глаз с пары подростков. Я остановилась не в силах снова запустить свое замершее сердце.