Втиснувшись в кабинку лифта, мы смогли подняться на шестой этаж за считанные секунды. Николай проводил меня до двери и снова задержал на моем лице заинтересованный взгляд. Я перекинула светлые волосы через одно плечо, любуясь тем, как в мужском взгляде мелькнуло восхищение, и достала из кармана небольшой кардхолдер, в котором с давних пор завалялась пятитысячная купюра. Я протянула смятую бумажку парню, и его взгляд вдруг погас. — Что это? — не понял он. — Чаевые за услуги такси и подъем груза до этажа, — пояснила я, застыв с купюрой в руке. — Я не таксист и не грузчик, — Николай покачал головой, делая шаг назад, — И денег не возьму. Хмыкнув, я сунула купюру в карман пальто. — Ваше право. Я всего лишь хотела отблагодарить вас. — Но я не отказался бы встретиться еще раз, — вдруг предложил он, и тут уже я замотала головой, потрясая волосами. — Нет-нет, Коля из Булкина — не мой уровень, простите, — напрямую отрезала я, надеясь, что парнишка не станет преследовать меня со своей безответной любовью. Но Николай в ответ только рассмеялся и, сунув руки в карманы тонкой куртки, направился к лестнице. — Спокойной ночи, Надежда Валенкина, — произнес он, не оборачиваясь, — И добро пожаловать в Булкин! Парень скрылся на лестнице, оставив меня гневно теребить бирку на чемодане, выдавшую с потрохами мое настоящее имя. * * * Пережив тревожную ночь в неуютной полупустой однушке, я проснулась в половину шестого утра, когда хмурое осеннее небо только начало озаряться светом. Запахнувшись в шелковый халатик, привезенный из Милана, я со скрежетом раскрыла деревянную дверь, ведущую на открытый балкон с кованой оградой. Холодный воздух пробежался по телу, выгоняя прочь остатки тяжелого сна. Я всмотрелась в макушки деревьев и крыши малоэтажных домиков, составляющих всю архитектуру города, и сделала медленный успокаивающий выдох. Гела думает, я не справлюсь. Она хочет, чтобы я махнула рукой на эту глупую затею и стала умолять Антона оставить меня в Москве. При таком раскладе он быстро охладел бы ко мне, увидев, как низко я ценю его тревогу обо мне. Неужели я и впрямь так капризна, как ему кажется? У меня нет причин не доверять ему. Антон — взрослый, чуткий, и абсолютно точно он не станет делать что-либо во вред мне. А, значит, и весь этот Булкин должен быть во благо. Что ж, у меня впереди целый год, чтобы поработать над коллекцией, не отвлекаясь на суету, и подумать о том, как стать достойной женой Антона Лаптева. В конце концов, это уже совершенно иной статус. Осталось лишь выжить в этих условиях. * * * До школы я добралась быстро и даже успела пройтись вдоль симпатичной аллеи под тяжелыми от желтых листьев дубами. Лакированные лодочки от Том Форд уверенно рассекали острыми носками залежи листьев, и я никак не могла перестать хмурить лоб от одной мысли, что частички пыли и грязи останутся на обуви и широких черных брюках. Вид старой трехэтажной школы из красного кирпича навевал такую тоску, что я поспешила слиться с толпой учеников и поскорее попасть внутрь, но внутри дела обстояли не лучше. Гадкая желтая краска на стенах фойе в сочетании с оранжевыми скамейками, на которых дети переодевали обувь, ввергла меня в еще большее уныние. Разочарованно озираясь по сторонам, я медленно двинулась по широкому коридору в поисках кабинета директора. Вдоль одной стены коридора была выстроена целая оранжерея из комнатных цветов: герань, спатифиллум, монстерра разных сортов, фикусы, сансевиерия и даже фиалки нескольких цветов. Прямо напротив цветника были широкие панорамные окна — новенькие пластиковые стеклопакеты, сильно отличающиеся от общего вида школы. Видимо, благотворительный ремонт от компании Антона начали именно с этого участка, потому что нигде больше я обновлений не видела. Мой взгляд зацепился за фиалку с девчачье-розовыми цветками, и я даже присела на корточки, чтобы получше рассмотреть этот цвет, отдаленно напоминающий о чем-то нежном, близком, но будто утерянном. Пока я силилась понять, к каким воспоминаниям меня ведет этот оттенок розового, коридор заполонили ученики. — Эй, косой! Лови мяч! — крикнул какой-то мальчишка, и уже через мгновение в меня врезался другой ученик, и я, не устояв в некомфортной позе, налетела прямо на кованый металлический стеллаж, уставленный цветами. Ахнув от неожиданности, я повалилась на пол вместе с горшками, полными земли. Так низко мое самолюбие еще не падало. Я вскочила с пола и, судорожно смахивая с костюма грязь, попятилась назад и зацепилась карманом брюк за металлический завиток другого стеллажа. Тот покачнулся и накренился, угрожающе натянув ткань. Я взвизгнула, хватаясь за стеллаж, но было слишком поздно. Тяжелая конструкция выскользнула из моих рук и, разорвав брючину по шву от кармана и до самого колена, с шумом рухнула вниз. На короткий миг в коридоре повисла тишина, и только слышалось, как бешено отбивает ритм мое раненое сердце. — Ооой, —протянул мальчишка, огромными глазами глядя на то, как я пытаюсь пальцами слепить из рванья прежние прекрасные брюки. Раздался звонок, и все вокруг снова ожило. Шушукаясь и хихикая, дети расползлись по кабинетам, оставив меня в одиночестве среди хаоса. Кошмар. Какой кошмар. Как я покажусь директору в таком виде? Москвичка, дизайнер. Приехала без штанов. Что обо мне подумают? Я часто дышала, стараясь справиться с паникой, и придумать хоть какое-то решение, и мне даже постепенно стало это удаваться, но тут я услышала в конце коридора знакомые голоса, и сердце, оторвавшись от артерий, рухнуло в самые пятки. Глава 3 Глава 3 — Она говорит, мне нужна помощь, представляешь? — возмущенный голос разнесся по коридору, но не он привлек мое внимание. Если бы не второй голос, то этого человека я и не узнала бы. — Да угомонись ты! — шикнул Николай — не таксист и не грузчик, который помогал мне вчера ночью. Шаги стихи, будто мужчины остановились, чтобы поговорить. Поверить не могу, что эта парочка здесь работает! Мое везение осталось где-то на вокзале в Москве. — Я веду труд и у мальчиков, и у девочек последние шесть лет, — продолжал пыхтеть первый мужчина, в котором я наконец распознала вчерашнего лысого маньяка. — И поэтому девочки у тебя здорово работают пилой, — Николай усмехнулся, а я, в панике осмотрев цветочную разруху, юркнула за весь этот хаос, надеясь спрятаться от приближающихся мужчин. — И у них получается лучше, чем у мальчиков, —с гордостью добавил Василий, — А знаешь почему? Потому что пилить мужика — это женское призвание. Василий неприятно рассмеялся, явно переоценивая глупую шутку. Николай же друга не поддержал. — Вась, ну много ты теряешь? — почти равнодушно спросил он, — Новая трудовиха возьмет у тебя один класс. Один! Да ей, наверное, до пенсии как-то дотянуть надо, вот и сунулась к нам. Ах вот как! Это мне-то до пенсии дотянуть⁈ Не будь на моих палаццо дыры размером с великую китайскую стену, я вышла бы сейчас из своей засады и показала бы этим наглецам, кто такая эта новая трудовиха. И только прокрутив в голове эту мысль, я скривила лицо в гримасе. Я трудовиха. Какое унижение! Радует лишь одно: Антон согласился с моим доводом, что мне предстоит масштабная работа над коллекцией, и обговорил в разговоре с директором, что я возьму только один класс и только на один кошмарный урок в неделю. Все остальное время я планирую заниматься своим призванием — создавать одежду. Ну и жалеть себя, конечно же. Готова поспорить, в этой дыре и кофейни нормальной нет. И это первый пункт в списке «почему меня стоит пожалеть». — Колян, — начал Василий жалобным тоном, но Николай его прервал. — Я на урок опаздываю. Девятый «бэ» без меня кольцо баскетбольное оторвет, ты же знаешь, — Николай Николаевич хохотнул, и я снова услышала шаги. Одни — удалялись, другие, напротив, становились все ближе и ближе, заставляя меня настолько сильно вжаться в стену, что, наверное, на моем безнадежно испорченном костюме останется еще и декоративная штукатурка жуткого желтого цвета, которая наляпана в этой школе на каждой стене. — Ох, ну поросята! — в сердцах протянул Николай, остановившись прямо напротив беспорядка, учиненного моим падением. Справедливости ради прошу заметить, что я совершенно не виновата. Вместо того, чтобы пойти дальше на тот самый урок, где девятый «бэ» уже, возможно, учинил еще больший урон, молодой человек присел и принялся руками собирать рассыпанную землю в горшок. Я затаила дыхание, осторожно наблюдая за его действиями из-за огромного размера монстерры. Весь этот миг напомнил мне о бабушке, которой не стало уже очень давно. Она была чудесной женщиной и, наверное, единственной, кто любил меня в детстве. И в ее квартире пахло именно так — обилием зелени и влажной землей. Я потянула носом, вдыхая ностальгический аромат, и не заметила, как резко на звук моего вдоха повернулась голова Николая. Он прищурился, всматриваясь в девушку, скрытую за цветами-гигантами. Поняв, что мое убежище раскрыто, я шумно выдохнула и отвернулась. Николай нырнул под ветвь монстерры и присел на корточки передо мной.