«Зелёный мразь! — пробежал по нему острым глазом Ковригин. — Кого набирают в органы? Пенсионеров с улицы! Чтоб неприметней, что ли?..» Он дружески похлопал курортника по плечу, но скользнула при этом рука, словно случайно, крепко перехватила локоть и слегка подтолкнула в сторону от пляжа: — Знаем, что передавал. По этому поводу и пройдёмся. Ты на молодого сотрудника нашего угодил, он зарегистрировал поступление письма, а побеседовать, уточнить кое-что запамятовал. Да не волнуйся, тут рядышком беседочка, возле вашего же санатория. В тени, в густой листве деревьев, в зелёной беседке, удобно устроился Богомольцев. Солидный, в светлой тройке, при шляпе, он сразу производил впечатление и коротким толстым пальцем поманил к себе упиравшегося Загоруйко: — Никанор Иванович, вижу, напужал вас наш товарищ. Вы уж простите. Тот закраснел лицом, споткнулся и упал бы, не поддержи Ковригин. — Что ж вы так близко всё к сердцу? — участливо покачал головой Богомольцев и указал на сиденье против себя. — По нашим сведениям вы давно уже сотрудничаете с органами ГПУ, навыкам обучены. Может, давление разыгралось? У нас в столице и здесь, на море, оно всегда выше, нежели на периферии. Таблеточку?.. Нет?.. Шпион с застывшим испугом в глазах отрицательно мотнул головой, не проронив ни слова. — Центральный Комитет партии очень благожелательно относится к каждому обратившемуся за поддержкой и помощью, — как ни в чём не бывало продолжал гнуть свою линию Богомольцев. — А вам, Никанор Иванович, чего пугаться? Впрочем, извините, что это я вас всё время Никанор Иванович да Никанор Иванович… Вероятно, это ваш, так сказать, псевдоним? Нет? Это ваше настоящее, не агентурное имя? А то я, извините… — Настоящее, — пролепетал тот. — Тогда вам совсем повезло, — вроде как обрадовался Богомольцев, расцвёл, разулыбался. — Вы же письмо в ЦК сами привезли, а мне как раз по графику положено отдыхать, заметьте, тоже на южном побережье Крыма, тут неподалёку от вас, вот и попросили меня встретиться с вами. Я — Богомольцев, заместитель заведующего отделом. Не слышали? — Исаак Семёнович? — Спасибо. Оказывается, и моё имя что-то значит у вас на периферии. Приятно. Обойдёмся без формальностей или книжонку всё же посмотрите? — Всё так неожиданно… — Загоруйко, как прирос к скамейке, так и не двигался; испуганная маска, стянувшая физиономию, всё-таки постепенно разглаживалась, он вытянул шею, ожидая книжки. — Вот, — помахал красным удостоверением Богомольцев и конверт вытащил, вытянул из него свёрнутый в несколько раз пакет, стал разворачивать, раскладывать на коленях, отыскивая первый лист и стараясь, чтобы Загоруйко увидел текст, убедился. — Читать? — оторвал Богомольцев глаза от бумаг. — Не надо, — поспешил и смутился своей спешки шпион, на Ковригина покосился. — Уйти товарищу? — Что? Да. Вдвоём вроде как-то… — Свободен, — сухо скомандовал Богомольцев Егору, но в последнюю секунду, когда тот уже развернулся, окликнул: — Впрочем, погоди. И вытянулась физиономия шпиона. — Пригласи-ка нам сюда Василия Петровича Странникова, — подмигнул ему совсем дружелюбно Богомольцев. — Вы же знаете, Никанор Иванович, что он здесь тоже отдыхает, вот и объяснимся, так сказать, без обиняков, глаза в глаза. То, что изложено в письме и вам, и мне известно, — он встряхнул бумажную кучку так, что отдельные листы в траву посыпались, но не нагнулся, не проявил к ним никакого интереса, — Василия Петровича я ознакомлю на словах, все формальности будут соблюдены, как требует ЦКК. На Загоруйко тяжело было смотреть, лицо его из красного побелело, засерело, заострились скулы, губы почти сжевал. Странников вошёл в беседку. — Меня Трубкин втянул… — медленно начал сползать на траву шпион. — Это всё он… — А мы знаем! — Богомольцев взял высокую ноту. — Давно следим за ним и всей вашей вражеской группкой. Продолжайте, продолжайте. — И письмо его… Мне даже неизвестно, что там написано. — Лжёшь! — грубо оборвал его Богомольцев, переходя на новую тактику и тон. — Писано твоей рукой. С почерковедческой экспертизой не поспоришь. — Я к товарищу Странникову всей душой… Я поддерживал его линию!.. — И опять врёшь! Вражеская фракция, в которую тебя и других втянул Трубкин, чрезвычайно опасна для государства и лично товарища Сталина!.. — Пощадите! — Клевета на вождей и подрыв авторитета партийных лидеров караются однозначно — расстрел! Тебе назвать уголовную статью? Плечи шпиона задрожали, потеряв самообладание, он закатил глаза. — Лекаря? — дёрнулся Ковригин. — Чего? — Плох. Как бы раньше времени не окочурился? — Водичкой его окатить. — Я мигом, — рванулся с места застоявшийся Ковригин. — Куда?! — остановил его окрик. — Я разрешал? — Нет, но… — Эта гадюка нас с тобой переживёт, — сплюнул Богомольцев. — Прикидывается. Схватили его за подлое жало, вот и выкидывает фортеля. Небось коньячок потягивали с Трубкиным, когда письмо сочиняли… Эх, выпить бы сейчас, тошно от этой мрази! — Это всё он, — пробилась речь у Загоруйко. — Я был втянут… раскаиваюсь, всё расскажу… — Трубкин, говоришь, диктовал? — Григорий Яковлевич. — Подыми его на скамейку, Егор Иванович, — поджал ноги Богомольцев, — а то он подошвы мне станет лизать, а я брезгую. — Я заблуждался, но Григорий Яковлевич — начальник. Как осмелиться?.. — Что? Запугивал тебя? Это уже интересней. Чем? — Известное дело… — Ты мне загадок не загадывай! — рявкнул Богомольцев. — Ковригин? Я что просил? Егор схватил за воротник ползающего в ногах грозного начальства повизгивающего шпиона, встряхнул так, что тот враз очухался. — Куда его? Топить? — Раз покаялся… — задумался Богомольцев. — У меня жена больная, сам чахоткой страдаю, — взмолился шпион. — Сюда вот попал из-за болезни. Григорий Яковлевич помог с путёвкой. — Путёвкой тебя купил? — Помог… — Не смей врать! Ты здесь, чтобы за Странниковым следить. Тоже поручение Трубкина? — Он заставил, а я подлечиться хотел… — В тюрьме теперь подлечат, если к стенке не угодишь. — Да я и сделать не успел ничего! — с воем снова бросился в ноги Богомольцеву шпион. — Только письмо и отнёс. — Егор, убери его с моих глаз, — не смог больше сдерживаться Богомольцев. — Как бы не заразиться! Палочки Коха[22], говорят, по воздуху летают. Ковригин едва смог оттащить в угол цеплявшегося Загоруйко, в глазах того горел ужас, привиделся, видно, последний час. — Куда его? — Я ж сказал, раз покаялся и вину признал, шут с ним, — миролюбивее заговорил Богомольцев. — Пусть напишет официальное заявление, что Трубкин организует вражеские фракции внутри нашей партии, клевещет на проверенных партийных лидеров и понуждает это делать других. Займись с ним, Егор Иванович, а мы с Василием Петровичем пока подумаем, что с ним дальше делать. Стон отчаяния приглушил его последние слова, но, взяв под руку Странникова, Богомольцев заторопился из беседки. Странников теперь интересовал его гораздо более: — Подскажи Носок-Турскому, неужели не найдет никого заменить Трубкина? — затеребил он приятеля. — Почему? Остались на месте надёжные люди. — Мне люди не нужны. Одного надо, но проверенного. — Есть. Кастров Ярослав Михеевич. Заместитель председателя губисполкома. — Значит, Арестов его знает? — Конечно.