— Ты очками обзаведись, если слаб, — под общий хохот подхватив портфель, подволок его к себе Громозадов. — Прочитаем вместе. — Ишь, заторопился! Мозолей не натри! — подливали масла в огонь уже без корысти. — Своя ноша не тянет, — огрызался Демид. — Из Ростова вёз, спины не сломил, а тут два шага. Огрызался-то Демид без злости, однако лишь в кабинет ношу отвоёванную доставил, задумался не на шутку: как с ней быть, где держать? По описи чего только не значилось в портфеле: мелочи — рулетки, угломеры, щипцы да ключи всех мастей, даже стеклорез, способный за один раз вырезать стекло кружком, а также по совершенно прямой линии, только винтик нужный крутани. Про микроскоп уже упоминалось, но имелись в портфеле штучки помудрёней, владеть которыми он не только не умел, но и не догадывался, за что браться, чтобы не повредить. Были ещё диковинная фотокамера, аппарат дактилоскопической регистрации и набор для изъятия следов с места происшествия. На курсах, конечно, учили всему понемногу, но Громозадов усваивал лучше, когда удавалось попробовать собственными руками, поэтому тянул их всегда вверх, рвался испытать лично, но собрали курсантов человек пятьдесят, и каждый такой же ретивый, так что не всегда получалось. Посчастливилось ему с дактилоскопическим аппаратом, тогда двух раз хватило уразуметь оказавшийся нехитрым механизм — бери пальцы преступника, откатывай каждый в красителе да тычь ими в нужную таблицу по очереди. В следующий раз, где бы ворюга ни оставил сальных своих отпечатков, сравнивай их с имеющимися в регистрационном каталоге и уже знаешь — Васька Червень попался на краже или Прошка Кот, а может, и совсем новый экземпляр объявился, тогда за ним придётся побегать, чтобы поместить его «пальчики» в криминальный кондуит. С фотокамерой и фотографированием мороки оказалось поболее, но здесь Демиду тоже повезло, с несколькими такими же неумехами под контролем руководителя практики разобрали они и собрали камеру, а потом даже сделали несколько общих снимков, где, сгрудившись, свалившись наземь друг на дружку, довольные от переполнявшегося счастья, орали несусветное и таращили глаза в экран. Громозадову достался один такой снимок, он привёз и повесил его в рамочке на стенку в кабинете, важно демонстрируя товарищам. Единственное, что подпортило настроение от учёбы — не удалось освоить работу со следами ног: одних порошков, которые следовало предварительно развести в специальных ванночках, прежде чем залить в след преступника, оказалось уйма. А перепутаешь с одним химикатом — всему делу швах, так как каждая почва: песок, глина, чернозём — нуждалась в индивидуальном препарате, иначе слепок вместо того, чтобы затвердеть, разваливался на глазах. Безжалостный руководитель тут же заставлял начинать всё сызнова. Полбеды, если следов расставлено полно, но, когда, усложняя задачу, руководитель прятал их в укромных и недоступных местах, затемнял учебную площадку, приходилось мучиться и потеть. — На практике и одного можете не отыскать, — учил он расстроенных курсантов, — преступник не медведь и не дурак, чтобы следами вас баловать. — А собаки-ищейки к чему? — возражали умники. — Пса пустить по следу — и вся недолга. — На это у хорошего вора пара пачек табака всегда имеется, — был ответ. — А для сопливого жульмана собака не нужна, вы его и так возьмёте… В общем, стушевался Демид, когда уже на второй день вызвал его Берздин и установил недельный срок, чтобы разобрать, разложить по полочкам всю его хитрую наличность, и тут же назначил день демонстрации возможностей технического и химического вооружения перед оперативным и следственным составом. Предупредил, чтобы те фиксировали увиденное в блокнотах, что он привёз, осваивали премудрости и учились использовать на практике. Подсчитав собственные резервы, Громозадов попросил помощника, но скоро в нём разочаровался; недотёпа Егоров из канцелярских служащих за несколько часов сломал ему чуткий механизм пятнадцатиметровой рулетки, способной при нажатии кнопки выбрасываться на всю длину, а при повторном — убираться в миг восвояси. Бегающая металлическая змейка, издававшая, кроме того, эффектные щелчки и способная замереть на любом заданном месте — будь то три с половиной метра или все десять с четвертиной, после пятого или шестого испытания издала жалобный стон, после чего убрать её назад можно было, лишь накручивая специальный рычаг. Затем пришла очередь удивительному набору учебных воровских отмычек, их Егоров сломал сразу несколько штук, пробуя открыть один и тот же не поддававшийся замок в кабинете следователя Горшкова. Та же участь ждала бы, наверное, и изумительный стеклорез, способный резать стекло не только по прямой линии, не подоспей Громозадов, остановивший помощника буквально за какую-то минуту до трагедии. Стеклорез заело, кусок стекла разлетелся вдребезги и быть бы ещё кровопролитию, не явись к месту происшествия Демид. Но и с этой бедой Громозадов без труда справился — канцеляристу он поручил впредь только писать и наклеивать таблички на технические приспособления и химические вещества в коробках, отчего сразу наступило полное успокоение его души. Однако избавиться от другой закавыки оказалось невозможно. Заглядывавший будто ненароком уже несколько раз Отрезков словно ждал момента, когда Громозадов останется один, а когда Демид отослал Егорова по пустяку, Лавр Ильич тут же и навестил его, плотно прикрыв дверь и вывалил умоляющие глаза… Так умыкнули мощную пилу по металлу с набором зубастых пилочек в специальной упаковке. Отрезков уже который год заканчивал ремонт обветшалого, но ещё крепкого купеческого дома, выделенного несколько лет назад его многочисленной семье, сплошь состоявшей из мальчишек. Конечно, одиннадцать крепышей, как и сам папанька, в многосемейном общежитии умещались с трудом и доставляли массу хлопот остальным жильцам, да таких, что доходило до Берздина. Тому приходилось разбирать всевозможные жалобы: орава творила такое, что удивляло всех, почему не сгорело общежитие или не случился всеобщий потоп. Ремонт выделенного дома Отрезков делал сам; сначала мучился с фундаментом и прогнившими полами, потом взялся за сруб, ну и, наконец, очередь дошла до крыши. Тут-то всё и застопорилось, хотя и без того двигалось не шибко, не валко. Когда железо нашлось, инструментов не оказалось, вот пила и приглянулась Лавру Ильичу, а ему отказать!.. Тем более что клялся он вернуть в целости и сохранности через день-два, и слово своё сдержал, запоздав малость, но от великолепной когда-то пилы уцелела лишь рукоятка, мальцы сгубили все лезвия, переломав их из-за недюжинной силы, словно спички. «А может, изделие с брачком было?..» — подкинул спасительную идею Егоров, но этому не поверил и сам отец семейства, горько плюясь от досады. Крыша особняка была всё же отделана, и на радостях Лавр Ильич пригласил весь свой отдел отметить переселение многочисленного семейства… К слову добавить, вместе с чудесной пилой канули безвозвратно щипцы, плоскогубцы, молоток и гвоздодёр, выпрошенные начальником для общего счёта, но эти железки Отрезков клялся вернуть после — не было времени разобраться в бедламе, что царил в доме. Про другие мелочи, что личный водитель Берздина выпросил под срочную починку мотора набор почти всех накидных гаечных ключей, таская по одному, горевать, конечно, не стоило бы, однако к назначенному сроку демонстрации привезённых чудес в портфеле у Громозадова остался только набор для следов ног, никому не пригодившийся. Химикаты расточали неприятные запахи, лишь дотронься, сам Демид от них воротил нос, когда пробовал экспериментировать, а Егоров сразу выбегал из кабинета. Заскочивший как-то агент первой категории Шляпин попытался было использовать подходящий растворитель для клейки отвалившегося каблука, но химикат оказался такого зверского свойства, что весь сапог Шляпина тут же развалился, спасибо выручили гвозди. Демонстрировать пустой портфель с не оправдавшим себя набором следов ног не было резона, и Демид отважился поторопить Тита Ниловича Городецкого, который по случаю собственного дня рождения ещё загодя позаимствовал у него фотокамеру. Конечно, камера была возвращена — Городецкий страсть как не любил иметь неприятности с Берздиным, но теперь фотографии возвращённым аппаратом изготовить не было никакой возможности — кончились фотобумага и химикаты, купить которые не удалось из-за их отсутствия в единственном фотомагазине. Переставшего спать Громозадова некоторым образом успокаивало одно — все причастные к этим неприятностям люди были живы и здоровы и при надобности могли подтвердить его объяснения. В особенности он надеялся на Лавра Ильича Отрезкова, Тита Ниловича Городецкого, ну и, само собой, на шофёра Пашку, так и присвоившего ключи. К тому же на месте был и Исаак Зельманович Нейман, неустанно трудившийся на новеньком дактилоскопическом аппарате, который был торжественно вручён ему самим Берздиным, ещё при первой распаковке портфеля, так как прежний от нещадных нагрузок выдавал такие оттиски пальцев, что угадать, кому они могут принадлежать, было невозможно и с лупой. Кстати, про лупу! Увеличительное стекло в золотистой хрупкой оправе и с длинной чёрной ручкой, а также миниатюрный, как заморская сказка микроскоп Демиду удалось припрятать от жадных глаз своих сотрудников. Ими, конечно, интересовались и Отрезков, и неугомонный Городецкий, а однажды попросил принести сам Берздин, затруднившийся прочитать неразборчивый текст какого-то заявителя, но приглашённый Громозадов, сославшись на остроту своих глаз, предложил собственные услуги без всякой лупы или микроскопа и без запинки отчеканил всю писанину с листа. — Ну, ты лупой-то как-нибудь похвались… — почесал затылок начальник, но со временем запамятовал и больше не спрашивал. Так уцелели эти два предмета и остались во владении Громозадова, который нашёл им приличное место, установив во главе собственного стола, отчего не только посетители, но и опытные воровские авторитеты, которых уже ничем нельзя было пронять, видя такую редкость, со значением поглядывали на хозяина стола и остерегались соваться с известными просьбами: «Начальник, угости папироской». А про демонстрацию техники, привезённой Громозадовым в чудном портфеле, как-то всё забылось само собой. Во-первых, в срочном порядке были вызваны в Москву сам Берздин с Отрезковым. Потом началась чехарда, кого посылать в Астрахань расследовать уголовное дело на взяточников из губернского суда. Городецкий припас медицинскую справку о посетившем его внезапном заболевании, при котором выезд крайне нежелателен, Козлов и Борисов, как обычно, расследовали преступления необыкновенной важности. Громозадова потащили к Отрезкову: — Надо срочно выезжать в Астрахань. Разворачивается такое дело, что не снилось никому! По плечу оно, конечно, Козлову или Борисову, но их отрывать от дел не велено, выбор пал на тебя. Так и повторил, скривив губы: — На тебя, Громозадов, вся надежда. Докладывать лично мне будешь, а нельзя по телефону, — пользуйся спецсвязью или лично приезжай. Там такое закрутилось!.. И стал рассказывать… Ушам не верил Демид. Таких дел расследовать ему не только не приходилось, он и не слышал про них — сам председатель губернского суда взятки вымогал у подсудимых и потерпевших, а глядя на него, занимались этим чёрным промыслом почти все судьи в губернском суде. Брала с них пример и районная братия! Но это ещё полбеды, пьянки устраивали повальные, баб приглашали на столах плясать, а кончилось тем, что устроили стрельбу и сам заместитель председателя суда чуть не до смерти пристрелил двух сторожей, попытавшихся унять разгулявшихся начальников. — Сложностей особых не было бы по данному делу, — втолковывал Громозадову Отрезков, — если б не сам Глазкин, он же, подлец, из бывших наших, до того как председателем губсуда стать, там же заместителем прокурора у Арла работал… — Как же! Слышал, слышал… — Его все знают, пройдоху. Арлу показания отказывались давать против него, однако нашёлся такой Турин, начальник губрозыска, у него оказалось материалов на этого Глазкина пруд пруди, да и нэпманы, рыбные дельцы обиженные, словно проснулись, повалили, понесли малявы… — Отрезков поморщился, поплевался. — Завалили Глазкина дерьмом по горло. Теперь он под стражей, с ним ещё полтора десятка судей, а сукины дети всё прут и прут доказательства, словно их кто под руки подталкивает. — ОГПУ? — ОГПУ там ни рыба ни мясо. Прежнего начальника Трубкина уже убрали, привлекать к ответственности собираются, а может, отправят куда-нибудь в тьмутаракань, где Макар телят не пас, и будет он там трубить до конца своих дней… Нового поставили, так что ты с ним в контакте старайся работать, но основными помощниками у тебя будут этот Турин из розыска и губернский следователь Джанерти. Слышал про таких? — Познакомимся. Толковые, надеюсь? — Это народ особый. Они весь гнойник в губсуде и вскрыли. — А Арёл? — С Арлом не спеши дружбу водить. С ним не всё ясно, да и новый начальник ОГПУ Кастров уже успел гадостей настрочить своим наверх, мол, проглядел Арёл Глазкина, когда тот у него заместителем значился, тогда уже грешки водились да такие, что тюрьма плакала. — Обрадовали вы меня, Лавр Ильич, нечего сказать! — Не тушуйся. Справишься. Я наезжать буду. Думаю, месяца два тебе хватит с боевыми помощниками. — Да разве успеть в эти сроки?! — взмолился Громозадов. — А что? Они все арестованы. Сиди в изоляторе, допрашивай по одному, если что — очные ставки тут же. Судьи — тоже профессионалы, прижмёшь их одним да вторым взяткодателем, подымут руки как миленькие, один за другим. Это тебе не простое ворьё, чтобы до последнего упираться… С тем и отправился старший следователь Громозадов в командировку. На первых порах так всё и двигалось: Джанерти с Туриным оказались помощниками дельными, на очных ставках проблемы устранялись сами собой, виновные, поняв, в чьи руки попались, особо не артачились. Держался один, председатель Глазкин. И пьянки, и злоупотребления, и даже растрату казённых денег признал, а на взятки не клюнул, отрицал свою вину до драк с обличителями. Но их оказалось столько, что скоро ярость его сменилась бессилием, а потом и полным безразличием. Он перестал отвечать на вопросы, мычал что-то непонятное. Прислушиваясь, Громозадов разбирал лишь несколько слов. «Это Турин… это он мне мстит за всё… но песня моя не спета… ещё скажет своё последнее слово Павел Глазкин!..» Однако скоро замаячил зелёный свет судебной перспективы. Действительно, заезжал один раз Отрезков, прочитал всё дело, подсказал по мелочам, дал указания и решил лично допросить бывшего председателя губсуда. Путного ничего не добился, тот лишь нахамил ему. Лавр Ильич не терпел грубиянов, дал команду Демиду закруглять следствие, писать обвинительное заключение и везти Берздину. Решили заранее, что дело станет рассматривать краевой суд выездным заседанием в Астрахани. Громозадов теперь и ночью не находил себе места, корпел над набросками обвинительного заключения, по делу только обвиняемых проходило до полсотни человек, а уж остальной братии — свидетелей да потерпевших — вдвое больше. Но странное дело, Джанерти и Турин не останавливались, продолжали поставлять ему новых очевидцев нелестных дел бывших служителей фемиды, а те, кроме всего прочего, как один, начали давать уличительные показания в вымогательстве взяток работниками других государственных учреждений. Хочешь не хочешь, а следователь обязан принимать такие заявления и разрешать их по существу. Нэпманы, в основном рыбопромышленники, словно с цепи сорвались и навалились теперь на работников и начальство Астраханского финансового и торгового отделов, обвиняя их в систематических поборах. Первым был уличён и тут же во всём сознался неказистый на вид нагловатый инспектор Иван Семиков. Размякнув после нескольких вопросов, он сразу признал около двух десятков фактов вымогательства денег на общую сумму более семи тысяч рублей. Громозадов схватился за голову, про такие деньги он не слышал никогда, среднемесячная зарплата составляла под двадцать рублей!.. Звонить, докладывать Отрезкову не было времени, другие подельники чиновника каялись в том же, признавали не меньшие суммы мздоимства, и все как один уличали в ещё больших поборах своё начальство. Хотя это явно выходило за пределы расследуемого дела о взятках в судах, Громозадов не смог не арестовать нескольких человек, боясь, что, опомнившись, они откажутся от показаний. Голова его шла кругом, поздним вечером он принялся названивать Отрезкову, но в кабинет без стука ввалились Джанерти с Туриным. — Ещё заявителя приволокли? — с замученным видом поднял голову Демид и бросил надоевшую трубку. — Своим названивал? В Саратов? — Туда! Мне здесь посоветоваться не с кем. Пусть там принимают срочные меры. Надо выделять материалы и возбуждать новое дело. А оно по размаху, чую, будет втрое больше судейского. — Отрезков не то лицо, — буркнул Турин. — Что? — Берздина надо информировать. — Да где ж его сейчас найдёшь? Ночь?.. — Не следует звонить. Надо срочно выезжать туда. — Это почему же? — Тюремный врач пропал, Абажуров. — Это что ещё за хрень? — впал в полное уныние Громозадов, не в силах осмыслить новость. — Вы не в курсе, — посочувствовал ему Турин. — По поручению губпрокурора Арла мы с Робертом Романовичем занимались уголовным делом о смерти арестованного Губина Петра Аркадьевича. Джанерти подтвердил, кивая. — Ну?.. — не понимал ничего Громозадов. — Произошло непредвиденное… — Халатность, если не хуже, — уточнил Джанерти. — Одним словом, эксперты затянули исследования трупа… — Турин оборвал речь на полуслове, видя, что Громозадов его не слушает и закончил погромче: — Одним словом, Губин умер не своей смертью! Его отравили. Яд тоже не установлен, что, впрочем, уже не так важно. Важно, что пропал тюремный врач, который, конечно, к этому причастен и мог бы всё прояснить, а может, сам и отравил. — Что? — зарозовело лицо Громозадова. — Убийство? Вы доконать меня собрались? — Спокойствие, Демид Тимофеевич, — положил ему руку на плечо Джанерти, стоявший сзади. — Сейчас трудно делать далеко идущие выводы, но отравление Губина и вывод его из игры неизвестным врагом может иметь отношение к вашим делам — и к взяткам в суде, и к злоупотреблениям в других госучреждениях, связанных с рыбодобычей. Нам здесь одним этого не распутать. Губин арестован по подозрению в причастности к убийству профессора Брауха. Кто-то очень боялся его показаний по этому делу. — Когда его отравили? — Губина отравили, когда я намеревался впервые его допросить. — Немедленно выезжаю! — вскочил на ноги Громозадов и закружился в панике по кабинету. — Это настоящий бедлам… Берздин!.. Конечно, лично Берздин должен всё знать и принимать экстренные меры!